Читать книгу "Курячий бог - Наталья Нусинова"

— Не надо на неделю, — попросил Тёма. — Ты мне лучше каждый день давай, а то я сразу все истрачу.

— А ты не трать, — сказал папа. — Учись экономить… Я в твои годы не научился, теперь вот мучаюсь.

Потом добавил серьезным тоном:

— Видишь, как оно поворачивается. Придется тебе начинать самостоятельную жизнь. Рановато конечно. Но выхода нет. Главное — внимательнее переходи через дорогу. Как ехать, ты знаешь, да и вообще — ты же у нас молодец! А если проблемы — звони по мобильнику. Я на связи.

Тёма кивнул и пошел в школу.

После уроков он как-то все оттягивал момент, чтобы ехать домой. Вначале остался на шахматы — это понятно. Потом поиграл с ребятами в мяч — тоже понятно. Раньше ведь редко удавалось: после уроков мама всегда ждала его внизу в гардеробе, и Тёма сердился и объяснял, что он уже большой, и дорогу отлично знает, и доберется сам. А мама говорила, что она в этом и не сомневается, но просто она случайно оказалась рядом и ведь это веселее — идти вдвоем, вот она за ним и зашла, но уже в следующий раз он пойдет один, ну, может быть, не в следующий раз, а на следующий год, когда он будет в следующем классе, в общем, когда-нибудь, когда будет ВРЕМЯ ПОСПОКОЙНЕЕ, потому что сейчас ЖИЗНЬ ТАКАЯ, что неизвестно, чего ожидать, она и сама боится вечером возвращаться, а не то что ребенка в школу одного отпускать. Тёма тогда обижался — ну, какой он ребенок? А теперь он думал, как было бы хорошо, если бы мама за ним зашла, и он рассказал бы ей про свои отметки — ну, может, не про все, а про некоторые, и уж точно рассказал бы, как он победил всех в шахматы, и они по дороге зашли бы в магазин и чего-нибудь купили, и ему не надо было бы идти одному домой, где его к тому же никто не ждет. Никто-никто! Тёме вдруг стало так себя жалко, что у него заболела голова и защипало в носу и он почувствовал, что может заплакать — только не хватало еще заплакать в школе! И он даже не заметил, как его дернули за плечо и подставили подножку. Только когда он уже лежал на спине, на мокром мартовском снегу, он увидел, как ТОТ БРИТОГОЛОВЫЙ ПАЦАН из другой школы роется в его школьном рюкзачке, достает из него мобильный телефон и пенал, вынимает из пенала ВСЕ ДЕНЬГИ, а потом швыряет пенал в мокрый снег. И рюкзак тоже бросает в лужу. СПЕЦИАЛЬНО. А рядом с ним — коренастый и белобрысый Витек из параллельного класса, которого Тёма на прошлой неделе обыграл в шахматы, потому что в шахматы Витек играть совсем не умеет и пришел к ним в секцию просто так, ПОТУСОВАТЬСЯ, а Тёма его обставил, да еще перед всеми. Тёма лежал на мокром снегу, ему было очень обидно, но впервые в жизни ему не хотелось от обиды плакать, ему хотелось быстрее вскочить, а не получалось — болела нога. Из подъезда соседнего дома вышла женщина со спаниэлем, она увидела Тёму, подбежала, а бритоголовый и Витек, тоже увидев ее, сразу удрали и остановились на другой стороне улицы. И уже оттуда Витек крикнул: «Эй, Глазов! А че ты врешь? Ты ж не Глазов! Ты Дрейман!» Тут бритоголовый расхохотался, хлопнул Витька по плечу: «Ну, ништяк, Дрейманишвили, черный, обнаглели совсем!», и они убежали. Женщина со спаниэлем помогла Тёме встать, отряхнула его, а когда Тёма крикнул Витьку вдогонку «А тебе-то что?», велела не связываться, спросила, где он живет и не проводить ли его домой. Но Тёма только помотал головой, подобрал свой пенал, рюкзак с разошедшейся молнией, сквозь дырку в порванных штанах потрогал разбитую коленку и пошел прихрамывая. Ему было обидно и стыдно — и даже не было жалко денег, хотя папа предупредил, что больше до конца недели дать не сможет, ну и пусть, можно и не обедать, но вот телефона было очень жаль — ведь на него могла позвонить мама. По дороге домой он решил, что не будет больше ходить на шахматы, все равно он там всех обыгрывает, даже неинтересно, лучше он запишется в секцию ВОСТОЧНЫХ ЕДИНОБОРСТВ и научится драться по всем правилам. Пусть тогда тот большой бритоголовый пацан только попробует на него напасть, или Витек этот, или кто угодно другой — он им всем покажет!

Тёма представил себе, как он перебрасывает через плечо своих противников и они разлетаются от него во все стороны, вереща и постанывая… А он стоит себе посреди дороги, такой спокойный и невозмутимый, в белой куртке для каратэ, подпоясанный черным поясом, и даже не смотрит на своих ПОВЕРЖЕННЫХ противников, которые, с трудом поднимаясь с земли, кланяются ему и говорят: «Простите, сэнсэй!» Потому что «сэнсэй» по-японски значит «учитель», Тёма знал это от папы — папа так называл одного старого режиссера.

Тёма так размечтался, что, несмотря на больную ногу, даже и не подумал сесть на троллейбус или на метро, а доковылял до дому, поднялся по лестнице на третий этаж и даже — впервые в жизни — сам открыл дверь ключом!

«Вот странно, — подумал Тёма, — ведь это наверняка было бы для меня ПРОБЛЕМОЙ, если б у меня сейчас не было других ПРОБЛЕМ! А тут раз — и открыл! Просто потому, что не думал об этом. Получается, что одна проблема прогнала другую».

Было уже довольно поздно, и Тёма только и успел что переодеться, съесть пряник и раскрыть учебник по английскому языку, когда в дверях повернулся ключ и он услышал голос папы, который, как и обещал, пришел с работы раньше, чем обычно.

— Тёма, привет! — крикнул папа. — Как ты там? С замком справился? Вот молодец! Иди сюда, познакомься!

Тёма вышел в коридор. Рядом с папой стояла очень высокая, очень худая и страшно некрасивая женщина. У нее было узкое лицо с большими выпученными глазами, длинный нос и резко выдающаяся вперед верхняя челюсть. Тёма от изумления даже отпрянул. Женщина приветливо посмотрела на него, шагнула ему навстречу, и только тут он заметил, что глаза у нее смотрят как-то странно: один вроде бы на Тёму, а другой как будто на папу. Такие два совершенно самостоятельных, резко скошенных зеленых глаза. «Надо же! — подумал Тёма. — А вообще-то, ведь довольно удобные глаза. Сразу все видят». И сказал:

— Здрасьте!

Папа улыбнулся:

— Ну вот. Это наш Артем. А это… ммм… тетя… Нессичка, как тебя по батюшке?

— Эрнестина Ермолаевна, — кокетливо проворковала женщина, снимая пальто. — Но для вас — просто Несси.

— Ну, для Тёмы все ж таки «тетя Несси», — сказал папа. — Представляешь, Тёмка, твоя мама и тетя Несси дружили с первого класса! Мама тогда была младше, чем ты сейчас!

Тетя Несси довольно рассмеялась, без приглашения прошла в комнату, села на диван, положила ногу на ногу и с гордостью сказала вошедшим вслед за ней Тёме и его папе:

— Мы с Идушей просидели за одной партой восемь лет! Правда, несколько раз она пыталась пересесть от меня к другой девочке, но я так горько плакала и так переживала, что Идочка по просьбе всего класса и даже по ЛИЧНОЙ ПРОСЬБЕ директора школы каждый раз возвращалась ко мне! Вот какие мы были подруги!

«Бедная мама!» — подумал Тёма и посмотрел на папу. Папа молчал, но Тёме показалось, что он подумал о том же.

Папа откашлялся и спросил бодрым голосом:

— А… почему только восемь лет? Почему не все десять?