Читать книгу "Червивая луна - Салли Гарднер"

– Нечего меня бить, – сказал я. – Я выше вас. Найдите кого-нибудь себе по росту.

Весь класс смотрел на меня в изумлении. Кроме Гектора никто, ни один из них, даже главный староста, не смел перечить учителю. В голове мистера Ганнела с явственным скрипом провернулись шестеренки.

– Тредвел, у тебя шнурки развязаны.

Я нагнулся, уворачиваясь от трости – она попала мне по спине. Быстро взглянул вверх, увидел нависающий надо мной подбородок и, не раздумывая, вытянулся по стойке «смирно», рассчитав движение так, чтобы удар пришелся ему в челюсть. А услышав, как клацнули его зубы, еще и выбросил в салюте руку вперед, изо всех сил, прямо ему в грудь. Я, в общем, сам удивился, откуда у меня силы взялись. Мистер Ганнел споткнулся и отлетел назад, а его парик, как вывернувшаяся из западни крыса, весело запрыгал по асфальту.

Весь класс захохотал, включая Ганса Филдера, но громче всех смеялся Малявка Эрик, белобрысый Эрик в коротких штанах. Он просто не мог остановиться, особенно когда мистер Ганнел сделал еще шаг назад и случайно наступил на собственный парик.

Двадцать семь

Я все повторял про себя: «Не смешно, не смешно, теперь мистер Ганнел меня уроет». В глазах у него светилась чистая ненависть. Он подскочил ко мне и поднял трость. Я приготовился к удару, но в последний момент он передумал. Дело в том, что Малявка Эрик все еще смеялся. Мистер Ганнел притянул его к себе за ухо и принялся избивать, сначала тростью, а когда она сломалась, то кулаками. Он не собирался останавливаться, напротив, бил все сильнее. Эрик уже корчился на земле, громко прося пощады.

Это только распаляло мистера Ганнела, теперь он бил Эрика ногами, вопя в голос:

– Не сметь надо мной смеяться! Я требую уважения!

Чем громче кричал Эрик, тем сильнее бил мистер Ганнел. Окаменев, мы смотрели, как на асфальт выплескивается кровь. Эрик Оуэн уже не двигался, а мистер Ганнел занес свой армейский ботинок высоко над его головой, и я понял, что сейчас будет.

Я бросился на этого гребаного ублюдка и толкнул его изо всей силы. Иначе ботинок наверняка бы размозжил Эрику голову. Чтобы уж точно вывести мистера Ганнела из строя, я еще и врезал ему по носу. Он взвизгнул от боли, я услышал хруст и увидел, как на его усики потекли кровавые сопли.

Мистер Хелман послал мисс Филипс узнать, почему мы задерживаемся. Все классы, кроме нашего, уже собрались в спортивном зале; через пять минут нас ожидала встреча с историей – Родина запускает ракету. Мисс Филипс сначала не поняла, что случилось, потому что мы окружили Эрика плотным кольцом.

– Мистер Ганнел, – резко осведомилась она, – в чем тут дело?

– Порядок навожу, вот и все, – ответил мистер Ганнел.

Двадцать восемь

Мисс Филипс протолкалась сквозь толпу перепуганных школьников и увидела Малявку Эрика Оуэна. Он лежал, как брошенная кукла, волосы больше не белые, а кроваво-красные, вместо лица – кусок сырого мяса. Один глаз вывалился из глазницы.

Мистер Ганнел стоял в стороне. Все молчали. Мисс Филипс нагнулась над останками Эрика Оуэна. Она попыталась найти пульс на его болтающейся сломанной руке. Потом обернулась к стаду.

– Врача, быстро.

Кто-то убежал.

– Кто это сделал? – спросила она гневно. – Какое чудовище?

– Стандиш Тредвел, – сказал мистер Ганнел.

Она обернулась ко мне.

– Стандиш, что тут произошло?

Я рассказал.

– Это сделали вы, мистер Ганнел? – спросила она изумленно.

– Я не позволю над собой смеяться, – заявил мистер Ганнел, поправляя несуществующий парик окровавленной рукой. – Я требую уважения. Никто не смеет смеяться надо мной.

К нам уже бежал мистер Хелман, а за ним – разные его подчиненные. Мисс Филипс прикрыла Эрику оставшийся целым глаз, а второй осторожно вправила на место. Она медленно встала. У нее на юбке была кровь. Везде была кровь.

– Я вызвал «скорую». В такое время это непросто, – сказал мистер Хелман, не решаясь опустить глаза вниз.

Мисс Филипс глубоко втянула своим курносым носом воздух и очень спокойно сказала:

– Он мертв, мистер Хелман.

– Притворяется, – вмешался мистер Ганнел. – Скоро придет в себя.

– Нет. Не придет.

– Это все Стандиш Тредвел виноват, – повторил мистер Ганнел.

Я молчал.

Мистер Хелман посмотрел на меня так, будто я инопланетное существо.

Я молчал.

Но к моему удивлению, заговорил Ганс Филдер, верный баран мистера Ганнела, заговорил ясно и громко:

– Стандиш Тредвел тут ни при чем. Он пытался спасти Малявку Эрика, а мистер Ганнел забил его до смерти.

– Вранье! – заорал мистер Ганнел. – Трепаное вранье!

Ганс Филдер распрямился и посмотрел на учителя в упор. Золотистые волосы, сияющие глаза, синие, как дешевый пластиковый пакет.

– Я никогда не вру, сэр, – сказал он. – Никогда.

Двадцать девять

Мне хотелось только добраться скорее до дома и убедиться, что с дедом все в порядке. Совершенно ясно, что, вздумай я бежать, то и мне, и деду, и лунному человеку была бы прямая дорога кормить червей. И самим стать кормом для гнуса.

По торжественному поводу вся школа собралась в спортивном зале. Там пахло вареной капустой, табачным дымом и тлением. Учителя нарядились в пух и страх. Гребаный стыд.

В наступившей тишине мне хотелось заорать во весь голос. Почему нет ни одного среди вас, кто стал бы нам защитой? Учителя. Слово-то какое – «учитель». Так учите же, блин, а не вышибайте из учеников мозги.

Тридцать

Плохие вести не лежат на месте. Тут и слова-то не требуются. Даже те, кто не знал Эрика Оуэна, уже знали, что он мертв.

Накрывать его брезентом пришлось школьному сторожу. Они так и бросили маленькое изломанное тело на площадке. Никто не мог пропустить истинно истерически исторический день, когда безжалостно безупречное бесчеловечество отправит человека на Луну.

Тридцать один

Всю заднюю стену спортзала занимал огромный флаг Родины. Там же, на шаткой подставке, стоял валкий телевизор. В честь великого события в каждую школу на всей оккупированной территории привезли на один день по работающему телевизору.

Мистер Мюллер, учитель математики, изо всех сил старался настроить прием. Он держал антенну то выше, то ниже, резко размахивая руками.

– Вот! Вот так! – прокричал мистер Хелман.

– Не могу же я стоять тут с задранными руками! Еще чего!

Мистер Мюллер плевался словами, и они застревали в его жиденьких обглоданных усах.