Читать книгу "Убийство в Озерках - Мария Шкатулова"

Не успела она подумать, что хорошо было бы пойти и поискать его, как Вася собственной персоной появился на балконе. Нина впустила его и с некоторым волнением стала наблюдать за тем, как он себя поведет, учуяв бомжа. Вася, как всегда спокойно, направился в кухню, остановился на пороге, понюхал воздух и подошел к своей миске. «Странно, — подумала Нина, — очевидно, неподвижно лежащий враг ему не страшен?» Однако то, что произошло потом, было еще более удивительно: поев, Вася вспрыгнул на лежащего бомжа и стал устраиваться у него на животе. Нина, онемев от изумления и отчасти от ревности, потому что он никогда таким образом не забирался к ней, наблюдала за тем, как он, устроившись поудобнее и глубоко вздохнув, преспокойно заснул.

К вечеру температура стала подниматься, и, когда ртутный столбик достиг сорока одного градуса, Нина растерялась. Можно было бы, конечно, вызвать скорую, но тогда ей бы пришлось объяснять, кто он такой и как попал к ней в дом, а ей этого ужасно не хотелось. Кроме того, они вполне могли отказаться забрать его в больницу, потому что ни имени его, ни адреса (если у него и был какой-то адрес) она не знала. Еще больше ее пугала мысль о том, что он разболеется надолго и ей придется терпеть его присутствие не день и не два, как она рассчитывала, а гораздо больше.

Впрочем, пока было совершенно ясно, что его надо лечить. Ей удалось заставить его проглотить еще один порошок и выпить горячее питье, приготовленное из лимона и малинового варенья, баночку которого она всегда варила на зиму. На лоб, чтобы как-то успокоить головную боль, она положила полотенце, смоченное холодной водой. Спать в эту ночь ей почти не пришлось. Он так стонал и метался, что ей приходилось постоянно вскакивать и бежать к нему: ей казалось, что он умирает. Она подогревала питье, приподнимала ему голову и подносила чашку к губам. Больной делал несколько глотков и снова откидывался на подушку, по-прежнему оставаясь в забытьи.

Утром она позвонила в поликлинику и вызвала врача. «Будь что будет», — сказала она себе и, сидя у изголовья больного, которому за ночь, увы, лучше не стало, принялась ждать.

Участковый терапевт Лукьянова, с которой Нина была едва знакома, появилась к трем часам, и оказалось, что с ней вполне можно договориться: за умеренную плату она согласилась осмотреть левого больного.

— Сколько лет? — спросила она, кивнув на бомжа.

— Не знаю, — сказала Нина и покраснела, заметив на себе изумленный взгляд докторши.

— Как это — не знаете? Ну и ну!

Нина стояла рядом, раздумывая, стоит ли ей рассказывать свою историю, и наблюдала за докторшей, с озабоченным видом прикладывавшей фонендоскоп к его груди.

— Плохо дело: у него воспаление легких, — сказала она. — Когда он заболел?

Нина объяснила, как могла, что произошло. Докторша покачала головой.

— Ну вы на себя и натащили… Его же ни одна больница не возьмет! Если бы еще с улицы, может, и взяли бы, а от вас?.. Не знаю, не знаю…

— Что ж, значит, такая судьба, — сказала Нина и мрачно улыбнулась.

Выписав рецепты, докторша ушла и по дороге к очередному больному размышляла о том, на какие немыслимые поступки способна одинокая женщина. «Теперь уже и бомжей стали подбирать», — думала она, осторожно обходя скользкие участки тротуара и качая головой.

* * *

Так бомж поселился у Нины Савельевой. Болел он тяжело: температуру, если и удавалось немного сбить, то ненадолго, и Нина, когда была дома, почти не отходила от него. Она уставала, нервничала, сердилась — то на себя, то на него — ругалась с Марго, которая, правда, свою угрозу приехать и выгнать «паразита» не выполняла, но Нину пилила постоянно, не скупясь на всевозможные бранные эпитеты в его адрес.

— Как ты можешь так говорить о нем? — возмущалась Нина.

— Как это я говорю? — удивлялась Марго.

— Как… как о собаке.

— Да он хуже собаки! — взрывалась та. — Ты только представь, какую жизнь он вел, пока не дошел до этого состояния. Ни одна собака не способна вытворять то, что может вытворять человек. Ты задумайся об этом.

Нина отворачивалась и с досадой махала рукой:

— Откуда ты знаешь, что с ним было? Мало ли что он мог пережить?

— Ах, брось, пожалуйста! Тоже мне, как говорится, бином Ньютона: он все пропил, твой красавец, вот и все.

— Ты не можешь этого знать, — упрямо твердила Нина, хотя в глубине души была согласна с Марго. Ведь был же у него когда-то дом, работа, была, возможно, и жена, и даже дети, и где все это теперь? Ведь хорошо известно, что чаще всего именно мужчина бывает виноват в том, что не сложилась семейная жизнь, разве не так?

* * *

Наконец наступил кризис, и на следующий день больной пришел в себя. Правда, к вечеру у него по-прежнему немного поднималась температура, но было ясно, что дело идет на поправку. Нина кормила его крепким мясным бульоном, который готовила специально для него, а он принимал ее ухаживания молча, настороженно приглядываясь к ней.

— Ну вот, слава Богу, скоро вы будете здоровы, — сказала Нина, заметив на себе его вполне осмысленный взгляд, и впервые за эти дни почувствовала настоящее облегчение.

— Я здесь давно? — спросил он.

— Неделю.

— Не может быть! Вы столько времени со мной возитесь… — он сделал попытку встать.

— Лежите, — сказала Нина, — вам нельзя вставать. У вас была такая температура, что вам надо еще, по меньшей мере, неделю пролежать в постели. И не возражайте: здесь распоряжаюсь я. Ведь вы, я надеюсь, никуда не торопитесь?

«Ну вот, — подумала Нина, — я и подписала себе приговор. Еще неделю лежать, а потом еще неизвестно сколько сидеть. На моей кухне. Какая же я идиотка! Зачем я навязала его себе на голову? Зачем мне этот дурацкий бомж? Зачем я его уговариваю? И неужели он не уйдет сам и не оставит меня в покое (она чуть не прибавила, «если он порядочный человек»). Неужели я всю жизнь так и буду за ним ухаживать? Неужели я выгнала Вадима и Олега Семеновича только для того, чтобы связаться с этим… деклассированным типом? Марго права, тысячу раз права: я просто-напросто стала старой сентиментальной дурой».

В другие моменты ее начинали обуревать какие-то непонятные страхи: «Что если в один прекрасный день он ограбит меня, а потом будет рассказывать своим знакомым бомжам про идиотку, которая сама же и пустила его в свой дом? И почему я, усталая, прихожу с работы и вместо того, чтобы спокойно отдохнуть, варю какой-то идиотский бульон?»

Или она начинала опасаться, как бы к ней в ее отсутствие не зашла соседка со второго этажа, пожилая дама, с которой она поддерживала приятельские отношения, и не увидела бомжа, тем более что эта соседка тоже подкармливала его в бытность его под лестницей и знала в лицо. «Бог знает, что про меня начнут после этого болтать в доме», — с ужасом думала Нина и, уходя, строжайше просила его никому не открывать.

Глядя на себя в зеркало, Нина с унынием замечала, что подурнела, что с лица у нее не сходит какое-то озабоченное, даже брюзгливое выражение, что ей больше не хочется ни одеваться, ни причесываться, ни даже ходить в театр. А хочется только одного: чтобы он, наконец, ушел.