Читать книгу "Темные кадры - Пьер Леметр"

Нас встретила девушка с польским именем Оленка, или что-то в этом роде. Хорошенькая, типаж польки, сияющая. Ледяная. Леденящая. Не знаю, чем она занимается в «БЛК», она ничего не объяснила. Но, глядя на ее властное поведение и крайне авторитарные манеры, чувствуешь, что она отдаст все, включая собственную душу, лишь бы оправдать доверие. За ее спиной стопка папок: задания, которые она раздаст через несколько минут.

Она начала с краткой лекции: нас, одиннадцать человек, отобрали из тридцати семи кандидатов. На долю секунды в комнате воцаряется легкая атмосфера молчаливого триумфа. Это пьянит. Затем она описала тот пост, на который мы претендуем, не называя фирмы, которая объявила набор. Работа, о которой она говорила, подходит мне настолько, что во время ее краткого выступления я целиком погружаюсь в грезу, где я и есть счастливый избранник.

Но мне пришлось быстро вернуться с небес на землю, когда нам роздали задания по тридцать семь страниц с прямыми вопросами, косвенными, наполовину прямыми, полукосвенными и косвенными на три четверти (не знаю, как они потом будут все это сортировать и анализировать) и дали три часа на все про все.

Анкетирование застало меня врасплох.

Я больше налегал на законодательство, а весь вопросник ориентирован на «менеджмент, формирование и оценку». Приходится скрести по закромам, я стараюсь припомнить информацию, которая, на мой взгляд, восходит к временам царя Гороха. С тех пор как я оказался за бортом, у меня притупилась реакция. Новые методики и всякие новомодные гаджеты, которые я открыл для себя два дня назад вместе с Николь, – я еще не успел с ними свыкнуться. Мне не удается вписать их в ситуацию, использовать в тех конкретных случаях, которые нам предлагаются. Иногда я пускаюсь в рассуждения, пытаясь, где могу, вставить модные выражения, и на этом мои возможности исчерпываются. Пустое многословие.

Во время тестирования я ловлю себя на том, что пишу неаккуратно, иногда почти неразборчиво, и мне приходится делать над собой усилие, когда требуется ответить на прямой вопрос. Там, где в ответе нужно просто проставить крестики, я чувствую почти облегчение. Настоящий шимпанзе. Ну… старый шимпанзе.

Справа от меня девушка лет тридцати, в которой я нахожу легкое сходство с Люси. Вначале я попытался послать ей заговорщицкую улыбку. Она глянула на меня так, будто я предложил ей перепихнуться.

К концу экзамена я совершенно вымотан. Все кандидаты выходят, обменявшись на прощание легким кивком, как незнакомые соседи, случайно встретившиеся где-то.

На улице тепло.

Такая погода отлично подошла бы для победы.

Я иду к метро и чувствую, как с каждым шагом все глубже увязаю в трясине, осознание наступает медленно, словно открывая слой за слоем. На кучу вопросов я вообще не ответил. Что до других, то правильные ответы приходят мне в голову только сейчас, и они совсем не те, что я вписал в тест. В такого рода конкурсных испытаниях те, кто помоложе, чувствуют себя как рыба в воде. Но не я. Это было соревнование, предназначенное для возрастной категории, к которой я больше не принадлежу. Я пытаюсь прикинуть число вопросов, где я допустил ошибку, но сбиваюсь со счета.

Выходя, я чувствовал просто усталость. Добравшись до метро, я уже пребывал в черной тоске. Я готов был заплакать. Понимал, что мне никогда не выбраться. В конце концов, удар головой в морду Мехмета показался мне единственно правильным решением – тем самым, которое соответствовало всему, что со мной случилось. Террористы направляют грузовики со взрывчаткой на школы или устанавливают осколочные бомбы в аэропортах – я чувствовал странное с ними родство. Но вместо того чтобы поступать как они, я опять подставился. Всякий раз я им подыгрываю. Объявление? Я отвечаю. Отборочные тесты? Я прихожу и сдаю. Собеседование? Я тут как тут. Подождать? Жду. Вернуться? Возвращаюсь. Я покладистый. С такими типами, как я, система может спокойно существовать целую вечность.

И вот я в метро, совершенно раздавленный. Конец рабочего дня, в вагонах полно народу. Обычно я иду по станции мимо билетных автоматов. Не знаю почему, но на этот раз я перехожу на другую сторону платформы, становлюсь на белую линию, за которую нельзя заступать без риска, что тебя не собьет прибывающий поезд. Я словно пьяный, голова кружится. Внезапно слева налетает сильный порыв ветра. Я не почувствовал и не услышал, как поезд влетел на станцию. Он скользил мимо меня, вагон за вагоном, всего в нескольких сантиметрах. Никто и не дернулся в мою сторону. Так или иначе, жизнь каждого здесь полна опасностей. В кармане завибрировал мобильник. Это Николь звонит, уже в третий раз. Ей не терпится узнать, как все прошло, но у меня нет сил ответить. Я просидел целый час на скамейке на станции, разглядывая тысячи пассажиров, толкающихся, чтобы добраться до дому. Наконец я решился зайти в вагон.

Довольно молодой мужчина зашел сразу за мной, но остался стоять в конце вагона. Как только поезд тронулся, он принялся вопить, пытаясь перекрыть шум движения и свист воздуха на виражах. Свою историю он излагает с такой скоростью, что долетают только отдельные слова. Можно различить «гостиница», «работа», «болен», от него несет спиртным, он просит купоны на обед, билеты на метро, говорит, что ищет работу, да никак не может найти, и еще масса всяких слов всплывает в его торопливой речи: у него дети, он «не попрошайка». Пассажиры пристально рассматривают носки своих башмаков или внезапно с головой погружаются в бесплатную газету – ровно в тот момент, когда он проходит мимо, протягивая пластиковый стаканчик с логотипом «Старбакс-кофе». Потом он выходит из вагона, чтобы зайти в следующий.

Его выступление заставило меня задуматься. Иногда люди подают, иногда нет. Из всех бомжей подают обычно тем, кто способен нас растрогать, тем, кто находит слова, способные нас встряхнуть. Вывод вызывает у меня легкую оторопь: получается, что даже среди изгоев выживают наиболее продвинутые, потому что им удается победить в конкурентной борьбе. Если мне суждено закончить бомжом, то я совсем не уверен, что окажусь среди тех, кому удается остаться на плаву, как Шарлю.

Вечером дома мне полагалось быть очень усталым, потому что встал я в четыре утра, отработал в «Перевозках», прежде чем отправиться на тестирование в «БЛК-консалтинг». На самом деле я уж не стал говорить Николь, что в «Перевозках» я покажусь не скоро. Когда я объявился там в понедельник, последовавший за «финтом головой» в нос Мехмета и двумя днями моего больничного, меня ожидало письмо «с вручением лично в руки, заверенным подписью». Я был уволен. Паршиво, потому что деньги нужны нам позарез.

Я тут же отправился в Центр занятости, узнать, нет ли у моего куратора на примете чего-нибудь подходящего. Вообще-то, я должен быть приписан к APEC, Агентству по работе с руководящими сотрудниками, но там не предлагают простых подработок. Так что я предпочел отдел для служащих и рабочих. Это на два порядка ниже, но зато сразу повышаются шансы выжить.

Встречи мы не назначали, поэтому он принял меня в предбаннике между залом ожидания и теми закутками, которые служат здесь кабинетами. Я просто сказал ему, что «Перевозки» больше во мне не нуждаются.