Читать книгу "Не наша Russia. Как вернуть Россию? - Юрий Мухин"

Эту операцию делает 3–4 часа бригада из 9 хирургов и врачей иных специальностей. Итак, 21 июля мне сделали операцию АКШ без каких-либо осложнений. Хирург поставил 4 шунта, анестезиологи и реаниматоры без проблем вывели меня из наркоза, утром следующего дня меня из реанимации на 2-м этаже подняли в отделение на 6-м этаже. Через день, утром 23 июля, моя сиделка Валя Шейн на коляске повезла меня в перевязочную для извлечения трубочек дренажа, через которые отсасывалась накапливаемая в прооперированной полости жидкость.

Извлекать дренажи пришел сам хирург. Он ножницами перерезал нитки, крепившие дренажи к телу, извлек их… и из отверстий вверху живота, из которых только что извлекли трубочки дренажей, толчками хлынула кровь. К животу прижали ванночку, и кровь в ней быстро прибывала. Повисло молчание; молчал хирург, молчала стоявшая за моей спиной и придерживавшая меня сзади медсестра.

— Вы меня что — промываете? — задал я глупый вопрос.

— Нет, — ответил из-за спины очевидно встревоженный голос медсестры.

У меня закружилась голова, я сообщил об этом, хирург скомандовал положить меня на стол, медсестра придержала меня, когда я опрокинулся на спину. После этого я потерял сознание.

Далее я пришел в себя, когда умер и находился в состоянии клинической смерти, но именно об этом я и пишу статью, поэтому вернусь к этой теме в конце работы.

В конечном итоге я начал приходить в себя как обычно после операции — когда меня выводили из наркоза. В самом начале, как и после первой операции, я ничего не видел, но, в отличие от первого раза, когда ничего не болело, сейчас очень сильно болело то, что мы считаем и называем сердцем, — область под левой частью груди. Говорить я не мог, да и не пытался, поскольку из опыта первой операции знал, что в трахее у меня трубка и она не дает мне продувать голосовые связки. Я попытался приподнять ноги (они действовали), но, видимо, они были под одеялом, и на это шевеление никто не обратил внимание. Руки мои были привязаны к боковинам реанимационной кровати бинтами, но кисть была свободна, и я средним пальцем правой руки начал ритмично бить по боковине. Тут же возле меня раздался голос:

— Он хочет нам что-то сказать! — И после некоторой паузы прозвучал вопрос, адресованный мне: — Вам больно?

— Да! — Я ударил пальцем вертикально.

— Болит грудина? — тут же попробовал догадаться спрашивающий.

— Нет! — Я покачал пальцем горизонтально.

(Дело в том, что мы, «штатские», знаем, что сердце находится слева, а врачи знают, что оно находится практически в центре груди и боли сердца отзываются болью в грудине.)

Повисла недоуменная пауза и меня спросили:

— Легкие?

Я опять покачал пальцем горизонтально.

Опять повисло недоумение, но, наконец, меня догадались спросить, как штатского, не обученного медицинским премудростям.

— Болит сердце?

— Да! — Я ударил пальцем вертикально.

— Так это же и есть грудина! — досадливо воскликнул кто-то. — Потерпи, сейчас мы все сделаем!

Пару минут спустя мне показалось, как что-то прохладное как бы омывает сердце, и боль практически сразу же ушла.

Затем началась уже знакомая по первой операции процедура. Мне сообщили, что отключается искусственная вентиляция лёгких и я буду дышать самостоятельно, но через трубку, вставленную в трахею. Все прошло нормально; я дышал через трубку. Затем предупредили, что сейчас извлекут из трахеи трубку; ее тоже извлекли без проблем. Ко мне стало возвращаться зрение; и я увидел возле кровати мутный контур заросшего черной короткой бородой мужчины в бирюзовом хирургическом костюме — реаниматора.

В реанимации я стал получать первые подробности того, что со мною произошло, и подтверждение того, что я действительно умирал и находился в состоянии клинической смерти. По моей гипотезе, я находился в состоянии, когда моя душа уходила из тела (о душе — позже).

Гипотеза

Если бы был задуман эксперимент по введению людей в клиническую смерть с последующим их оживлением, то я был бы для этого идеальным разведчиком, поскольку очень много знаю об этом. Я изучил и «Жизнь после смерти» Моуди, и различные воспоминания умиравших людей, сделанные как ими самими, так и реаниматорами и психологами. Из этих описаний следовало, что умирающего охватывает чувство эйфории, как бы влетает в туннель с ослепительным светом в конце. Умирающие видели операционную сверху, видели себя на операционном столе и делающих операцию хирургов, слышали их разговоры. Причем то, что человек в состоянии клинической смерти слышит разговоры хирургов, похоже, признано и интересующимися этим вопросом реаниматорами; во всяком случае, такие рекомендуют не говорить ничего такого, что могло бы расстроить пациента в состоянии клинической смерти.

В конце концов я сам автор гипотезы о том, что человек не умирает со смертью своего тела.

По этой же причине я и очень плохой разведчик, поскольку могу какой-то свой бред, состоящий из обрывков того, что уже есть в моей памяти, выдать за реальность. Я это понимаю, но мне самому нужна истина, а не ее видимость, поэтому в том, что я пережил, я сам сомневался больше читателей. Сомневался сначала в том, что это было — реальность или сон, бред?

Начну свое сообщение с того, что невольный эксперимент с введением меня в клиническую смерть получился классическим: сначала мне сделали операцию без клинической смерти, а через два дня практически такую же, но уже с нею. В первой операции мне провели наркоз и этим немедленно вырубили сознание, в результате я провалился в небытие, из которого начал возвращаться только после операции. Во второй операции я потерял сознание; мне усилили эту потерю проведением наркоза; при остановке сердца и наступлении клинической смерти сознание ко мне вернулось; далее мое тело вернули к жизни и я снова потерял сознание, которое анестезиологи вернули по окончании операции.

Специально подчеркну, что под термином «наркоз» понимается именно общее обезболивание организма…Краеугольным камнем данного вида обезболивания является именно выключение сознания (narcosis — засыпание) (Википедия). Таким образом, мое сознание обязано было быть вырублено наркозом, а потом еще и смертью. Тем не менее оно ко мне вернулось!

Я могу объяснить это только так. Наркоз парализовал нейроны головного мозга, и они перестали объединять мой интеллект — мою душу — в единое целое. Аналогия: мы в компьютере выключили главную операционную программу — Windows, и с экрана монитора исчезли все картинки, а какая-либо информация перестала поступать в компьютер и выходить из него. Затем наступила клиническая смерть, т. е. нейроны головного мозга перестали получать энергию. Аналогия: компьютер еще и обесточили. Откуда в таком случае картинки на мониторе — откуда у меня мог быть бред? Ведь если смотреть на человека так, как на него сегодня смотрит официальная наука, то мой мозг стал грудой неработающих нейронов и никакое возвращение сознания ко мне было невозможно. Тем не менее, оно вернулось!