Читать книгу "Тайна воцарения Романовых - Валерий Шамбаров"

Из Америки испанская колонизация шагнула на Филиппины. И вскоре от здешней высокой культуры тоже не осталось следа. Китайских купцов и моряков изгнали, а большую китайскую колонию на о. Лусон вырезали, уничтожив 25 тыс. чел. Новых успехов достигли и португальцы. Добивались своего разными методами, не мытьем, так катаньем. В Японии основали факторию в обмен на помощь в междоусобицах. В Китае получили порт Макао за взятки чиновникам. В Эфиопии горцы-христиане воевали с равнинными мусульманами — португальцы помогли христианам победить, предоставив пушки. И внедрились. Султанаты Восточной Африки Мафик, Пемба, Момбаса, Аму целиком зависели от морской торговли и поэтому подчинились европейцам, центром их владений стала тут крепость Лоренцо-Маркес. В Конго царь Нзинга Мбеба, попросил помощи, чтобы отбиться от соседей. Португальцы согласились — в обмен на крещение и признание вассалитета.

Что же касается “европейской культуры”, то миссионер Франциск Ксавье, побывавший на Молуккских островах, писал, что знакомство туземцев с португальским языком ограничивается спряжением глагола “грабить”, причем “местные жители проявляют огромную изобретательность, производя все новые слова от этого глагола”. Действительно, из колоний выкачивались колоссальные суммы. За столетие в Европу было ввезена золота столько же, а серебра вдвое больше, чем накопилось там за все прошлые века. Хотя ни Мадриду, ни Лиссабону впрок это не пошло. В Испании приток драгметаллов породил чудовищную инфляцию, цены скакнули в 4–5 раз. Крестьяне, ремесленники, дворяне разорялись, а выигрывали торгаши. Но испанцы не были торгашами! Дворянству вообще запрещалось заниматься купеческими и иными промыслами. А торговля находилась в руках нидерландцев. Из учебников истории мы усвоили, будто нидерландская революция свергла чужеземный гнет, установила капиталистические отношения, что и открыло возможности для процветания и обогащения страны. А факты показывают — ничего подобного! Всегда и во всех странах процесс шел наоборот. Сперва — обогащение купцов и олигархов, а уж потом они начинают рваться к власти, чтобы обеспечить себе дополнительные “свободы”.

Нидерланды являлись самой густонаселенной областью Европы. На небольшом пространстве тут сгрудились 300 городов и 6,5 тыс. деревень с 2,5 млн жителей. Место было важным перекрестком торговых путей — и по Рейну вглубь Германии, и морских — во Францию, Англию, на север. Города входили в Ганзу, вели торговлю с Прибалтикой и Россией. Развивались суконные, ткацкие, литейные мастерские. Но основное обогащение обеспечило нидерландцам включение в состав Испанской империи! Для них открылись запрещенные для других пути в Новый Свет. Нидерланды были “вотчиной” Карла V, он там вырос, окружал себя фламандскими советниками, обеспечивавшими льготы и выгоды землякам. В Америке сражались испанские солдаты, а награбленное ими перевозилось нидерландскими кораблями и утекало в руки нидерландских купцов. Их торговый флот вышел на первое место в мире. Португальцы торговать тоже не умели, все восточные товары у них считались монополией короля — и пряности оптом сбывались на биржу в Антверпен. Выручка опять доставалась нидерландцам.

О национальном гнете и вовсе не приходилось говорить: против испанцев ни разу не восставали ни Артуа, ни Франш-Конте — люди там жили не в пример лучше, чем в родной по языку Франции. Нидерландские провинции обладали внутренним самоуправлением, сами устанавливали законы и размеры налогов. Но настал момент, когда набравшие силу банкиры и купцы захотели “порулить”. Кальвинистская теория “избранности” богатых здешним воротилам понравилась. И без налогов королю лучше бы совсем обойтись. А чернь, как и в Германии, заразилась анабаптизмом. В 1566 г. начались массовые беспорядки, было варварски разгромлено 5,5 тыс. церквей и монастырей. Причем наживались опять деляги, скупая подешевке награбленные ценности.

Однако испанцы в вопросах религии шутить не любили. В Нидерландах была учреждена инквизиция, наместником туда назначили сурового полководца герцога Альбу. Покатились казни — Альба вообще называл голландцев “недосожженными еретиками”. В ответ полыхнуло восстание. Руководителем-штатгальтером протестанты избрали принца Вильгельма Нассауского, владельца княжества Оранж. Отряды “гезов” (оборванцев) Альба быстро разгромил, но “морских гезов” ликвидировать не удавалось, они базировались в Англии и на небольших судах совершали вылазки на материк. Филипп II попробовал действовать “пряником”. Отозвал Альбу, упразднил инквизицию. Не помогло, восстание разлилось снова. Вильгельм Оранский заключил союз с Англией, пообещав ей Голландию и Зеландию, и с Францией, пообещав ей Артуа и Фландрию. Правда, это напугало южные провинции. Не желая попасть под власть французских королей, они стали искать соглашения с испанцами. Но северные штаты, Голландия, Зеландия, Утрехт и Фрисландия, объединились в Утрехтскую унию и провозгласили суверенитет.

Во Франции в это время продолжалась резня. Религиозной принципиальностью лидеров и не пахло. Предводители гугенотов принц Конде, король Наварры Антуан Бурбон, Монморанси оказывались то в одном, то в другом лагере. Активно вмешивались иностранцы. Католиков финансировала Испания, гугенотов — Англия. Екатерина Медичи, изображаемая в литературе, как некий “демон в юбке”, на самом деле была недалекой и неумной бабенкой. Сама запутывалась в собственных интригах. Когда католики одерживали верх, вдруг заключала мир, абы досадить Гизам. Но протестанты от уступок наглели, и война возобновлялась. Подрастали и весьма “своеобразные” детки Екатерины. Садист Карл любил вид крови, резал собак и душил птиц. Бисексуалы Генрих и Франциск рядились в дамские платья, окружали себя отрядами “миньонов” (“милашек”). Маргарита, будущая “королева Марго”, сперва стала любовницей братьев, потом принялась забавляться со всеми подряд вплоть до погонщиков мулов и придворных дам. Ввела в обычай, чтобы фрейлины целовали ей не руку, а грудь, а любимым ее приемом было пригласить человека как бы по делу, но он попадал в темную комнату, где горело сто свечей, а на простыни из черной тафты возлежала обнаженная Марго. Периодически мамаша и король Карл IX учили сумасбродку, избивая за запертыми дверями.

У Екатерины возник проект восстановить мир в стране и одновременно угомонить дочку, выдав ее за Генриха Бурбона, сына погибшего Наваррского короля. Но сама же королева-мать испугалась понаехавших на свадьбу протестантов, боялась их влияния на Карла IX — и метнулась к Гизам. Грянула Варфоломеевская ночь, когда в Париже только до полудня убили 2 тыс. чел., а потом по другим городам до 30 тыс. Филипп II Испанский в своем послании горячо приветствовал столь “энергичный способ, использованный для избавления от мятежных подданных”, а папа Григорий XIII устроил в Риме иллюминацию, велел выбить памятную медаль и настаивал на полном истреблении оставшихся еретиков. Но гугеноты снова взялись за оружие…

В выигрыше была Англия. Гугеноты за помощь подарили ей Гавр. В аграрную отсталую страну эмигранты-протестанты принесли лучшие технологии: фламандцы — изготовления сукна, немцы — добычи руды и обработки металлов, французы — выделки шелковых и трикотажных изделий. Кстати, хотя правление Елизаветы принято считать “золотым веком” Англии, это была одна из самых жестоких правительниц. В религиозных вопросах ввела “Акт о единообразии”, за переход из реформатства в католичество полагалась смертная казнь. Был принят закон, грозивший смертью всякому, “кто назовет королеву еретичкой” или будет приписывать ее права на корону “другому лицу”. Это “лицо” тоже попало в ее руки — Мария Стюарт, бежавшая из Шотландии от мятежа подданных. Елизавета помурыжила ее в заключении и казнила. Не только как претендентку на престол, но и из зависти — Мария была красивее ее. Казнь отпраздновали в Лондоне ликованием, с боем колоколов и потешными огнями, а королева на ближайшем рауте появилась в драгоценностях, снятых с мертвой соперницы.