Читать книгу "Нянь, или Мужчину вызывали? - Холли Петерсон"

Пылая от бешенства, я позвонила Леону на работу. Ответила его секретарша Сании, которая меня раздражала. Она каждый раз якобы не знала, где он и как с ним связаться, и каждый раз переключала меня на ожидание, говоря, что сейчас посмотрит. Я ждала целых две минуты.

— Простите, миз Уитфилд. Я не знаю точно, где он сейчас, так что не могу соединить вас. Может быть, ему что-нибудь передать?

— Да. Запишите дословно: «Я знаю про Сибрайт. Пошел к черту! Джейми Уитфилд».

— Знаете, это несколько неуместное сообщение.

— Мистер Розенберг не удивится. Учитывая ситуацию, он должен счесть его весьма уместным. Пожалуйста, передайте ему это. — Я повесила трубку.

— На это он точно обратит внимание, — с одобрением сказал Чарльз Уортингтон, заходя ко мне в кабинет.

Он устроился на кушетке, взяв газету со стола. Чарльз, мой коллега-продюсер, занимался в программе всеми расследованиями. Тридцатипятилетний невысокий и худощавый негр, выросший в кругу креольской элиты Луизианы, он всегда безупречно одевался и говорил с успокаивающими интонациями и легким южным акцентом. Мы работали вместе уже десять лет, параллельно продвигаясь по службе. Я часто называла Чарльза своим офисным мужем, хоть он и гей.

Телефон зазвонил через тридцать секунд.

Я сняла трубку и сказала: «Да, Леон», даже не слушая.

— Джейми. Это так грубо с вашей стороны. Она всего лишь секретарша, а вы ее так расстроили. И смутили.

— Грубо? Грубо?! А как насчет неэтично? Непрофессионально? Бессовестно? — Чарльз вскочил и вскинул руки со сжатыми кулаками, подбадривая меня, как настоящий болельщик. — Вы сказали, что все заметано. Сколько писем я написала вашей кокоточке-клиентке? Сколько раз я привозила самого Гудмэна-из-телевизора отведать непропеченных блинчиков в ее забегаловке? А вы дали интервью Кэти Сибрайт из Эй-би-эс. Может, заодно еще и устроили Терезу Будро сняться в реклама модных джинсов, как Донну Райс?[2]И с какой стати она вообще решила дать интервью женщине-ведущей? Это на нее не похоже. Штучки вроде Терезы непременно целят в мужчин-ведущих, которые не могут сосредоточиться на вопросах по существу, потому что у них вдруг становится слишком тесно в штанах.

— Джейми, постарайтесь успокоиться. Это всего лишь телевидение. В последний момент Тереза решила, что Кэти будет задавать вопросы полегче. Она испугалась Гудмэна. У него репутация человека жесткого.

— И это, конечно, целиком ее решение, Леон. Вы на него никак не повлияли. — Я закатила глаза к небу, глядя на Эбби и Чарльза.

— Послушайте, — сказал Леон, — я обещаю, что постараюсь искупить свою вину. У меня есть кое-какие закрытые документы по суду над О. Дж. Симпсоном, от которых ваш милый маленький телеканал на уши встанет, и я могу…

Я повесила трубку.

— И какое у него было оправдание? — спросила Збои.

— Такое же, как и всегда: Сибрайт выглядит куда доброжелательнее Джо Гудмэна.

Как я умудрилась упустить интервью, которое уже было у нас в руках? Почему я не приняла все возможные меры, чтобы не упустить его? И зачем мы вообще делаем это интервью? Просто потому, что Хартли скандальный политик с просемейной программой и четырьмя детьми? Неужели его похотливое поведение заслуживало такого внимания прессы? Ну, с этим-то все было ясно.

Хартли не принадлежал к числу самых закоренелых христианских консерваторов, но его яростные речи против гомосексуализма и в защиту семьи привлекли к нему внимание как к одному из самых шумных политиков Юга. Имея рост сто девяносто сантиметров и вес, превышающий норму килограммов на сорок, он во время выступлений обходил трибуну и нависал над аудиторией, размахивая кулаком и потряхивая щеками. Седые усы и бородка придавали ему еще более солидный вид, подчеркивая его огромный рот и выступающую нижнюю губу. У него были ясные голубые глаза и вечно потная лысина, от которой отражался свет прожекторов. Он помог своей партии выиграть выборы в Миссисипи и президентские выборы в 2004 году, поддержав движение за включение в избирательные бюллетени двадцати четырех штатов референдума по закону о запрете однополых браков. Эта стратегия Белого дома привела к огромным демонстрациям, куда на специальных автобусах подвозили церковные конгрегации, и во многом помогла триумфу Республиканской партии. И теперь, к 2008 году, он снова присоединился к кампании против гомосексуализма, выступая за референдумы по законам о запрете мужеложества в тридцати с лишним штатах, которые пока этого избежали.

Я попыталась принять и осознать тот факт, что запорола дело, еще до того, как войти в кабинет исполнительного продюсера Эрика Джеймса. Так я хоть спорить не стану. Если Эрик сердился, лучше было не спорить. Когда его секретарша провела меня в кабинет, он, сидя за столом, заканчивал телефонный разговор. Я уставилась на десятки премий «Эмми» на верхней полке шкафа. Он работал на Эн-би-эс почти двадцать лет, сначала исполнительным продюсером в воскресных новостях, а потом запустил многократно награжденную и невероятно популярную программу «Вечер новостей с Джо Гудмэном».

Эрик повесил трубку и уставился на меня. Потом началась нотация.

— Ты вечно обещаешь что-нибудь грандиозное.

— Я не нарочно.

— А толку от тебя маловато. — Он отодвинул стул и обошел стол. Эрик ростом всего сто шестьдесят пять сантиметров, но живот у него, как у беременной женщины, у которой на две недели задерживаются роды. Хотя он стоял от меня на приличном расстоянии, его живот чуть меня не задевал. — Дерьмово работаешь!

— Нет!

— Нет, дерьмово! — Он яростно взмахнул руками, прямо как Кинг-Конг. У него тут же отскочила подтяжка на брюках, и он принялся яростно шарить по спине, пытаясь ее нащупать. Ну, все, теперь он и, правда, разозлился.

— Эрик, Леон Розенберг меня уверял…

— Мне наплевать, в чем он там тебя уверял! Сколько раз ты туда ездила? Что ты там делала? По магазинам ходила?

Ну, это уже чересчур. Да, у меня единственной из всех продюсеров «Вечера новостей» был богатый муж, но я пахала на Эрика десять лет и раскопала сюжетов больше любого другого продюсера в штате.

— Это несправедливо. Ты знаешь, что я убилась ради того, чтобы добыть этот сюжет.

Он раздул ноздри.

— Насколько мне известно, сюжета ты никакого не добыла. Если ты вдруг об этом забыла.

— Я… Я…

Он нехорошо усмехнулся, потом запустил руку в огромный стеклянный кувшин у себя на столе и бросил в рот пригоршню драже.

— Иди отсюда, — пробормотал он, и брызги его зеленоватой слюны попали мне на блузку, рядом с пятном от кофе.