Читать книгу "Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин - Джон Рональд Руэл Толкин"

– Многому сможешь ты научиться от эльфов, – промолвил Садор со вздохом. – Эльфы – народ прекрасный и дивный, и обладают они властью над сердцами людей. И однако ж думается мне порой, что лучше оно было бы, кабы нам с ними никогда не встречаться, а жить своей собственной немудреной жизнью. Ибо древний народ сей владеет многовековой мудростью; горды они и стойки. В их свете меркнем мы – или сгораем слишком быстро, и бремя участи нашей тяжелее давит на плечи.

– Отец мой любит их великой любовью, – возразил Турин, – и не знает он радости вдали от них. Он говорит, мы научились у эльфов едва ли не всему, что знаем, и сделались выше и благороднее; а еще он говорит, что люди, недавно пришедшие из-за гор, ничем не лучше орков.

– То правда, – отвечал Садор, – по крайней мере о некоторых из нас. Но подниматься вверх мучительно, а с высоты слишком легко сорваться в бездну.

В ту пору Турину было почти восемь, в месяце гваэрон по счету эдайн, в год, что не позабудется вовеки. Среди старших уже ходили слухи о великом сборе и сходе воинств, Турин же о том ничего не слышал, хотя примечал, как отец то и дело обращает на него пристальный взор: так глядят на нечто дорогое, с чем поневоле предстоит расстаться.

Хурин же, зная, сколь отважна его жена и сколь сдержанна на язык, часто беседовал с Морвен о замыслах эльфийских королей и о том, чем обернется победа либо поражение. Сердце его было преисполнено надежды, и мало страшился он за исход битвы; ибо казалось ему, что никакая сила в Средиземье не сумеет сокрушить мощь и величие эльдар.

– Они видели Свет Запада, – говорил он, – и в конце концов Тьма отступит пред ними.

Морвен ему не возражала; рядом с Хурином всегда верилось в лучшее. Но и в ее роду хранили эльфийское знание, и про себя молвила она: «И однако ж разве не покинули они Свет и разве не отрезаны от него ныне? Может статься, что Владыки Запада более об эльфах не вспоминают; и как же тогда им, пусть и Старшим Детям, одолеть одного из Властей?»

Ни тени подобных сомнений, похоже, не тревожило Хурина Талиона; но однажды утром по весне того года проснулся он, точно от недоброго сна, и в тот день словно бы туча омрачила его свет и радость; а вечером внезапно сказал он:

– Когда призовут меня к войску, Морвен Эледвен, оставлю я на твоем попечении наследника Дома Хадора. Коротка жизнь людская, и изобилует несчастными случайностями, даже и в мирные времена.

– Так было всегда, – отвечала Морвен. – Но что стоит за твоими словами?

– Благоразумие, не сомнение, – промолвил Хурин, хотя вид у него был встревоженный. – Тот, кто глядит вперед, в будущее, не может не понимать: мир не останется прежним. Слишком многое поставлено на кон, и одна из сторон неизбежно утратит то, чем сейчас владеет. Если падут эльфийские короли, худо придется эдайн; а ведь мы живем ближе всех к Врагу. Эта земля, чего доброго, отойдет под его власть. Если все и впрямь обернется к худшему, я не скажу тебе: «Не бойся!» Ибо боишься ты лишь того, чего должно бояться, и не более; и страх тебя не пугает. Но говорю я: «Не мешкай!» Я вернусь к тебе, коли смогу – но не мешкай! Поспеши на юг – если я уцелею, так последую за тобой и найду тебя, даже если мне придется обыскать весь Белерианд.

– Обширен Белерианд, да только не найдется в нем крова для бесприютных изгнанников, – промолвила Морвен. – Куда бежать мне, будь то со многими либо немногими?

Хурин помолчал немного, размышляя.

– В Бретиле живет родня моей матери, – проговорил он. – Лигах в тридцати отсюда, ежели напрямик.

– Коли и впрямь настанут недобрые времена, что проку искать помощи у людей? – возразила Морвен. – Дом Беора пал. Если падет великий Дом Хадора, в какие норы забьется малый народ Халет?

– В те, которые отыщутся, – откликнулся Хурин. – И все же не сомневайся в их доблести, пусть немногочисленны они и неучены. Где еще искать надежду?

– Ты не говоришь о Гондолине, – промолвила Морвен.

– Не говорю; это имя вовеки не срывалось с моих уст, – отозвался Хурин. – Однако слухи не лгут; я и впрямь побывал там. Но говорю тебе ныне правду, как никому другому не говорил и не скажу: я не знаю, где находится город.

– Однако ты догадываешься, и думается мне, догадка твоя близка к истине, – возразила Морвен.

– Может, и так, – промолвил Хурин. – Но ежели сам Тургон не освободит меня от клятвы, я не могу высказать догадку вслух, даже тебе; и потому искать ты станешь напрасно. А даже если бы и заговорил я, себе на позор, ты в лучшем случае доберешься лишь до запертых врат; ибо внутрь не впустят никого – разве что Тургон выступит на войну (о чем ни слова не слышно и надежды на то нет).

– Тогда, раз на родню твою уповать не приходится, а друзья от тебя отрекаются, придется мне решать самой, – промолвила Морвен, – и запала мне ныне на ум мысль о Дориате.

– Как всегда, высоко метишь, – отозвался Хурин.

– Скажешь, чересчур высоко? – возразила Морвен. – Но из всех укреплений Пояс Мелиан падет последним, думается мне; а Дом Беора в Дориате презирать не станут. Разве не в родстве я с королем? Ибо Берен, сын Барахира, был внуком Брегора, как и мой отец.

– Сердце мое не склоняется к Тинголу, – отозвался Хурин. – Не шлет он помощи королю Фингону; и не ведаю, что за тень омрачает мне душу, стоит упомянуть про Дориат.

– При упоминании Бретиля омрачается и мое сердце, – отвечала Морвен.

Тут Хурин вдруг рассмеялся и молвил:

– Хороши мы, нечего сказать – сидим тут да спорим о вещах за пределами нашего разумения и о тенях, порождениях снов. Настолько худо нам не придется; а коли придется, что ж – тогда все зависит от твоей отваги и рассудительности. Тут уж поступай, как велит тебе сердце – но быстро. А если победа останется за нами, тогда эльфийские короли намерены возвратить все вотчины дома Беора его наследнице – тебе, Морвен, дочь Барагунда. Тогда обширными владениями станем мы править, и славное наследство перейдет к нашему сыну. Коли не останется зла на Севере, уж верно, обретет он великое богатство и станет королем среди людей.

– Хурин Талион, – произнесла Морвен, – по мне, так справедливее будет сказать: ты глядишь высоко, я же страшусь пасть низко.

– Даже в самом худшем случае не тебе этого бояться, – отозвался Хурин.

Той ночью примерещилось Турину сквозь сон, будто мать и отец со свечами в руках склонились над его постелью и глядят на него сверху вниз; но лиц их он не видел.

Утром в день рождения Турина Хурин вручил сыну подарок, нож эльфийской работы, в серебряных черненых ножнах и с такой же рукоятью, и молвил он так:

– Наследник Дома Хадора, вот тебе ныне дар. Но поберегись! То острый клинок, а сталь служит только тем, кто умеет с ней управиться. Твою руку он рассечет столь же охотно, как и все другое.

И, поставив Турина на стол, он поцеловал сына и молвил:

– Ты уже и меня перерос, сын Морвен; скоро будешь так же высок и стоя на своих ногах. В тот день, верно, многие устрашатся твоего клинка.