Читать книгу "Грузовой лифт - Клод Марга"

Ламбер фиксирует оптическую систему на оси, включает фонарик и, не сводя с меня сердитого взгляда, заявляет:

– Теперь, когда вы познакомились с обстановкой, вернемся обратно. Сегодня вечером мне еще придется отлучиться. Не уходите пока. Изучите мой реестр. Ваши предшественники охотно подчинялись действующим здесь правилам и никогда не жаловались. Через пару дней, если пожелаете, вы сможете получить шахтерскую каску и ключ для передвижений. Конец шестой главы.

7. Передышка

На следующее утро мы спускаемся на – 2-й уровень, а затем пролезаем в 4-ю нишу – Ламбер впереди, я сзади, как обычно.

– Всякий раз, когда меняем направление, считай коридоры, куда ты не заходишь. Некоторые их них – тупики. Если по рассеянности устремишься туда, потом тебе придется часами обдирать кожу на локтях, прежде чем отыщешь хорошую трубу. Сколько ты оставил их по эту сторону, а сколько по ту? Вдумайся и заруби себе на носу: если тебе, как всегда, советуют считать, значит, в эту самую минуту ты движешься по центральному проходу, который шире других. Стоит тебе после ложного шага пойти по нему в неверном направлении – и ты пропал. Зачем тебе поступательный метод, раз ты невнимателен? Ты пошел по трубе налево, но твой слепой мозг движется вправо. Значит, ты кружишь по вымышленной сетке. Маршрут больше не соответствует системе ходов.

Внимательно прислушивайтесь к нашему дыханию. Каждая из этих темных трахей звучит по-своему. Остерегайтесь сквозняков, бывают очень опасные. Если ветер дует в вашу сторону, вы на верном пути, но если он вас всасывает, быстро поворачивайте обратно. Внизу есть трубы, похожие на шланги большого пылесоса. Воздушной тягой вас унесет к дробилке. Повезет, если вы найдете в стене углубление и забьетесь туда, пока не утихнет буря, но если углублений нет, у вас – никакой надежды оттуда выбраться. Наклоните слегка голову, мы пришли. Видите ореол света в конце нашего пищевода? Он исходит из обнесенного стенами дворика в центре большого здания, примыкающего к тому, что занимаем мы. Над ним возвышаются десять этажей без единого окна. Мы как раз добираемся до седьмого. Теперь войдите в альвеолу. Этот цементный карман отличается от других следующим: он не закрыт и имеет вид пещеры, ведущей к большому колодцу. Сходите взглянуть, но будьте осторожны: там нет перил.

Я подползаю на четвереньках и вижу некое глазное дно; как мне объясняют, оно служило братской могилой в те времена, когда строился квартал, под которым мы кружим со вчерашнего дня.

– Окрестные сети, присоединенные впоследствии, словно атомы к огромному молекулярному сооружению, были вырыты согласно плану одного архитектора, убитого сообществом редакторов. Этому сообществу, о котором вы получите в дальнейшем дополнительную информацию, было поручено собрать сведения о каждом из своих членов. Сведения эти затем записали в тетрадях, дошедших до нас под видом реестра. Исключенных и отступников сбрасывали с этой площадки. Успокойтесь, такого обычая больше не существует. Мы пользуемся другими методами. Я историк, а не убийца. Место вам нравится, я в этом уверен. Но один совет: не приходите сюда один. Подавленным людям здесь легко поскользнуться. Теперь по этому вопросу вы знаете достаточно. Закройте глаза. Представьте, что мы вернулись на чердак. Нужно учиться видеть…

Вы сидите напротив меня и смотрите на свою раскрытую ладонь, где лежит ключик, отмыкающий люк второй шахты. Уже несколько минут вам кажется, что он еще больше уменьшился в размерах, а я, глядя сквозь ваше полуприкрытое веко на ваш расширенный зрачок, замечаю в глубине беззвездной ночи солнечное зернышко, сияющее и радужное, как одуванчик. Какая тишь! Затем вы познаете науку соотношений, чья мера изменяется. Вполне естественно, что в этот самый миг вы спросили меня о терзающей вас загадке, ведь когда снег растает, что останется?

Вы желаете знать, кто второй обитатель этого жилища, не так ли? Поэтому я встаю в горделивую позу, раздвигаю пыльные полы своего плаща и пою вам такую грустную песнь, пародируя ее:

Старика и меня, старую обезьяну,

пернатую,

какаду из 12-й,

соединили реестр и ключ.

В иные дни он становится видимым,

но остается тенью, которой нельзя коснуться.

Лишь я здесь

существую действительно.

Я тот, кого всякий спрашивает:

давно ль старый зверь притаился внизу?

и откуда пришел он?

Я отвечаю: с самого низа.

(Ламбер прочищает горло и переводит дыхание.)

Как-то раз я иду к сети – 2,

захожу в клетку с нишами

и вижу старую обезьяну в карнавальном костюме…

Что вы здесь делаете?

А вы? – отвечает он.

Я? Дежурю…

Итак, мы дежурим.

Но где вы дежурите? – спрашиваю я.

Здесь, – отвечает, показывая на 12-ю дверь.

Невозможно. Она закрыта, и никто никогда ее не открывал!

Он ухмыляется: это не про меня!

Я говорю ему: покажите!

Ну разумеется! – отвечает он мне.

Сдвинув, будто перевернув страницу, дверь на кремальере,

он тотчас заходит в трубу

и закрывает ее за собой.

Я жду, пока он появится вновь,

но не увижу его больше месяца.

Как-то вечером, толкнув дверь чердака,

я вновь нахожу его, он склоняется над моим реестром.

Поднимает голову и смотрит, как я иду к нему.

В этом досье, – говорит он, – чего-то недостает…

Чего же, позвольте спросить?

Ключа. Этот реестр не закончен.

Мной одним? Невозможно.

Вы просто обязаны, возьмите себе компаньона!

Но как только я нахожу одного,

он швыряет мне его между ног,

и когда я отлучаюсь,

умоляет его спать в моей кровати.

Я работаю ночью,

я сторож.

Вы записали все это в тетрадь

и не хотели разглашать.

Скажите мне только, где спрятали ключ,

и вас освободят…

(Конец песни)

8. Обучение

Этой ночью нам снится гигантский реестр, который сильный ветер вырывает у нас из рук, раскидывая полоски. Прежде чем они затеряются, многие подбирают бледные бальзамировщики, переодетые в египетских писцов. Из других, восстановленных и со временем обновленных, мы можем создать миллиард рассказов или один и тот же, сочиненный миллиардом способов…

Ламбер кладет бритву на край умывальника, вытирает щеки и смотрит на нас с видом загнанного остолопа.

– Хорошо-хорошо, – говорит он. – Сегодня суббота. К вашим историям мы вернемся чуть позже. Для начала учтите, что здесь каждая мысль опрокидывается под натиском фраз-экспромтов.

Схватив свитер, лежащий на стуле, он продолжает:

– Хождение взад и вперед. На чем я остановился? Я редко прихожу домой с наступлением темноты, потому что, как я вам говорил, работаю ночным сторожем на маленькой фабрике электронной аппаратуры – ее объединенные цеха, клянусь вам, находятся между чердаком и моей кроватью. Денно и нощно шагаю я по коридорам, преследуя промышленного шпиона, но в остальное время, взгляните: хожу и сплю где мне угодно…