Читать книгу "Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги - Клер Дедерер"

— Отдай ее мне!

Ларри рассмеялся и передал мне малышку.

Ларри надо всем смеялся, в этом была его прелесть. С тех пор как родилась Люси, мы с ним сблизились. Она была его внучкой тоже, в этом не было сомнений; так значит, мы с ним породнились как по крови. Еще одна логическая головоломка, но я чувствовала, что это правда.

Мы сели на диван у камина с родителями Брюса. Я любила зажигать камин в межсезонье. Зимой камин был обычным делом, но разжигать его осенью, когда он не совсем нужен, было так приятно, хоть и расточительно. Я начала запихивать ножки Люси в костюм медвежонка. Та смотрела на меня с обожанием, как будто я была рок-звездой. Я нарисовала ей крошечный медвежий носик карандашом для глаз, и тут начали прибывать соседи и друзья. Брюс с детьми отправились вымогать конфеты у соседей, взяв Люси с собой.

Гости принесли еду. Окорок жирно блестел на столе. В воздухе витал сладкий восковой аромат праздничных леденцов, и в течение следующих трех часов люди приходили и уходили, проливали вино на ковер и угощались пригоршнями маленьких шоколадок.

Я подслушала, как мама говорила с моей старой подругой Изабель.

— Слышала, что дом напротив продается? — спросила она.

— Какой?

— Напротив, со стороны заднего двора.

Изабель начала смеяться.

— Хотите купить?

— А почему бы и нет? — ответила мама, бросив взгляд на Люси.

— Не смешно, — вмешалась я.

— А и не должно быть смешно, Клер. Как было бы здорово, а? Сделали бы тропинку от дома к дому.

— Серьезно, мам, не смешно. Хватит.

— Но я не шучу. Я уже собиралась звонить агенту по недвижимости.

— Переезжаешь? — спросил папа, проходивший мимо. У него тоже был в этом деле интерес. Как-никак, он был маминым мужем, и ее дом по-прежнему был их совместной собственностью, хоть он и жил на другом конце города, в плавучем деревянном доме на озере Юнион.

— Видел, что дом напротив них продается?

— Ага, — ответил папа и, потеряв интерес, ушел угощаться бутербродом с окороком. Их с мамой отношения были дружескими, но лишенными любопытства, как у соседей, которые прожили бок о бок уже много-много лет, но так особо и не сблизились.

— Я его куплю, — заявила Изабель. — Сейчас позвоню в агентство.

— Ну уж нет, — ответила мама. — Он мой.

Никто этот дом не купит, я знала. Таким образом они просто показывали, как им нравлюсь «домашняя» я. У Клер да свой дом! Муж и ребенок! Подумать только. Одно меня смущало. Ведь моя мать действительно могла купить этот дом. Мало ли чего от нее можно ждать. Моя мама и мать Брюса, как все бабушки, были похожи на войско варваров у ворот. Их нужду видеть внучку было трудно переоценить, в жизни моей матери она была на первом плане.

Вошел Ларри и открыл еще одну бутылку вина. Мой бывший парень, который пришел с женой и их прекрасной дочкой — глаза как ягоды терновника, — потребовал еще бокал. Паутина взаимоотношений плотно окутывала меня.

Я ушла наверх с Люси и полежала с ней на кровати, пока она не заснула. Звуки праздника, звуки жизни с ее сложностями доносились снизу мягким гулом.

На следующий день мы с Люси должны были идти в детскую группу. Это была группа для младенцев в местном центре, куда все мечтали попасть: я подала заявку сразу после рождения Люси. В кооперативных яслях дети общались друг с другом, а мамы на добровольной основе помогали школе. При этом воображение мое всегда рисовало малышей, прохлаждающихся в шезлонгах с мартини и сигаретами в зубах и поднимающих ножки, чтобы дать истощенным добровольной работой мамам пропылесосить ковер.

Но у нас в северном Сиэтле было принято, чтобы маленькие дети прошли кооперативные ясли. Да, так принято было говорить: «прошли ясли», — как будто речь шла о курсе лечения от наркозависимости.

По настоянию других мам вскоре после рождения Люси я позвонила в ясли. Трубку взяла одна из мам, судя по голосу, окончательно задерганная, — одна из тех, чьи небольшие достижения никак не могли скрыть того факта, что вся ее жизнь, включая ребенка, работу на неполный день и мужа, от которого помощи не жди, в любой момент рисковала развалиться на части. Даже разговаривая с ней по телефону, вы понимали, что перед вами человек, пытающийся стянуть клубок шипящих змей липкой лентой. На заднем плане слышались постоянные вопли. Она внесла нас в список ожидания, но предупредила, что ждать придется месяцы «или годы».

Прошло девять месяцев, и нам с Люси сообщили, что мы можем приходить. И вот на следующий после Хэллоуина день мы в коляске подкатили к высокому серому зданию, где располагалась районная ассоциация Финни. У входа пластиковая вывеска с надписью «Записывайтесь в детские ясли!» билась на ветру, ударяясь о проволочную изгородь.

Я тщательно подобрала одежду: надела свою единственную действительно дорогую полосатую футболку, самые стройнящие джинсы и босоножки «Данско» — официальную обувь либеральных мам с тремя высшими образованиями. На Люси была футболка в технике тай-дай (потому что кооперативные ясли чем-то напомнили мне коммуну хиппи, и хотелось произвести правильное впечатление), комбинезон и связанный вручную берет — головной убор, задававший нужный настрой. Правда, я не собиралась никому признаваться, что не сама его связала, что на самом деле он достался мне от подруги, ну а та уж действительно сама связала его для своей дочери. Но явная хендмейдовость берета намекнет на то, что я люблю что-то делать своими руками. Целый карточный домик я построила на фундаменте из вязаного розового берета.

Наш путь лежал в Драконовый зал. Учитывая огромный список ожидания и рассказанное мне другими мамами, я ожидала увидеть как минимум Шангри-Ла с кучей развивающих деревянных игрушек. Но обнаружила подвал с кучей мам в босоножках «Данско».

Я нервно огляделась. Женщины передвигались по комнате бессистемно, ни на секунду не останавливаясь, как электроны вокруг атома, и я не удивилась бы, если бы мамы, как современные танцоры, принялись биться друг о друга грудью. У некоторых на руках были дети. За другими дети ползли. Кто-то держал за руку детей, которые только начали ходить, отчего те напоминали фанатиков с церковного собрания, восторженно распростерших руки.

Зрелище было странное, спрятанное от глаз ничего не подозревающей публики, проносящейся по Финни-авеню на своих автомобилях. Я посадила Люси у корзинки с деревянными фруктами и поздоровалась с воспитательницей.

И тут я вдруг вспомнила женщин, сидящих на полу йога-студии в северном Сиэтле. Тогда я подумала: действительно ли они надеются найти просветление в помещении торгового центра?

Тут у меня возникло похожее чувство. В комнате была та же атмосфера серьезности, та же сосредоточенность на конечной цели, но, как я узнала в последующие недели, полное отсутствие представления о том, что же это за цель. Может, другие женщины знают, думали все. Ведь вид у них, безусловно, был такой, будто они всё знают: ловко подвязанные слинги, аккуратно упакованное домашнее детское питание и неизменные, вездесущие босоножки «Данско». Всеобщая одержимость этими босоножками была свидетельством нашей неспособности позаботиться о себе: да, мы умели пользоваться дорогостоящими ручными мельницами и молокоотсосами, стирать тканевые подгузники и работать в нескольких местах на неполный день по сложнейшему графику, но не могли и не хотели завязывать шнурки на обуви. В тот первый день происходящее в детской группе поглотило меня почти мгновенно; я превратилась в одну из тех женщин, кто бегал по комнате за ползающим ребенком. Здесь никто ни с кем не разговаривал. Все это напоминало групповую медитацию.