Читать книгу "Англия и Франция. Мы любим ненавидеть друг друга - Стефан Кларк"

Другие нормандские священники получили более скромные, хотя все равно значительные, доходы. Может, Иисус и говорил, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в рай, но нормандской Церкви уже не стоило об этом беспокоиться — теперь у нее было достаточно наличности, чтобы строить гигантские иголки.

Шаг 5. От Гастингса до «Книги страшного суда»

Новому королю Вильгельму, в отличие от нынешних королей, некогда было ходить по ночным клубам и заниматься благотворительностью — ему приходилось мотаться по стране и усмирять своих подданных. В одном только 1067 году мощные бунты произошли в Нортумбрии, Херефорде, Эксетере и Дувре, важнейшем портовом городе, который восставшие чуть не отбили у нормандцев.

В конце концов новый король так рассердился на англосаксов, которые либо открыто восставали, либо сначала присягали на верность, а потом — совсем как Гарольд — нарушали свои клятвы, что издал указ о военных преступлениях, за которые сегодня сажают на несколько лет в комфортабельный тюремный комплекс в Гааге.

Вильгельм приказал своей армии убивать всех и уничтожать все от Ланкастера до Йорка, от Северного до Ирландского морей — а это территория площадью сто восемьдесят квадратных километров! Точные цифры убитых и лишенных крова местных жителей найти трудно, но летописцы рассказывают об обитателях целых деревень, которые предпочитали прятаться в лесах и гибнуть там от голода, нежели встречаться с бойцами штурмовых отрядов Завоевателя. Истребление приняло такой масштабный характер, что север Англии превратился в пустыню на целых пятьдесят лет.[15]

Количество тех, кто присягал на верность Вильгельму, а потом предавал его, уже зашкаливало, и процесс захвата земель становился все более запутанным. Споры о том, кто чем владеет, кто кому должен платить ренту, участились, так что в 1085 году Вильгельм созвал своих лучших юристов и счетоводов на совет по инвестициям в Глостере. Хотя практически каждый житель Англии был обязан выплачивать процент от своих доходов новоиспеченному королю, тому хотелось точно знать, кто его налогоплательщики и сколько они зарабатывают, чтобы исключить всякий обман с их стороны.

Советники подсказали выход: составить список всех объектов собственности в Англии, включая рабов — сервов. Итог этой работы, «Книга страшного суда» получилась на редкость занудной и перегруженной информацией, совсем как учетные записи трейнспоттера.[16]

В начале 1086 года по стране были разосланы ревизоры; когда они закончили сбор данных, их перепроверила другая команда. Будучи реестром всех земель, личной собственности и богатств, эта опись предоставляла сведения по всем фискальным долгам, начиная от самых мелких землевладельцев и живущих за пределами страны, но получающих доход лордов и заканчивая самим королем Вильгельмом.

Название «Книги», придуманное в двенадцатом веке, указывает на масштабность и важность проекта. В ней содержалось столько сведений, что люди сравнивали ее с «Книгой жизни», каталогом деяний, по которым Бог будет определять судьбу каждого в день Страшного суда.

И все это состряпали для человека, который практически не умел читать. Возможно, это объясняет, почему люди Вильгельма кое-что все-таки скрыли от него: есть огромные пробелы в данных по Лондону и дальнему Северу, регионам, которые считались неспокойными и где ревизоры не осмеливались задавать слишком много вопросов.

Так или иначе, у Вильгельма было не так много времени, чтобы насладиться перед сном чтением «Книги страшного суда», поскольку он умер в сентябре 1087 года, вскоре после того как работа над ней была завершена. И умер, прямо скажем, как подобает королю Англии — в борьбе с Францией.

Король франков Филипп I вторгся в Вексен, область Нормандии, расположенную к северо-востоку от Парижа. Вильгельм направил к нему своих гонцов с требованием отступить, однако Филипп, чувствуя свою силу перед лицом Завоевателя, уже старого и не в меру упитанного, ответил: «Когда наконец пузатый разродится?»

Вильгельм просидел на английском троне двадцать один год, но так и не приобрел чувства юмора, причем шутки, затрагивавшие лично его, просто-таки бесили Вильгельма, поэтому в ответ на реплику Филиппа он решил осадить и сжечь что-нибудь французское. После того как его войска штурмом взяли Мант, центр Вексена, Вильгельму вздумалось проехаться верхом по пожарищу. В какой-то момент, согласно легенде, его конь споткнулся об упавшую балку, и Вильгельм рухнул на землю, получив серьезную травму внутренних органов.

Шесть недель он страдал от жутких болей в животе, и его мучения, несомненно, усугублялись тем, что французские доктора постоянно переворачивали его, пытаясь впихнуть ему в задний проход целебные травы: обтекаемых, легких в применении суппозиториев еще не изобрели.

Англосаксонские летописцы, составлявшие «Англосаксонские хроники», древнейший исторический документ, превратили некролог Вильгельму в длинную оскорбительную поэму: в ней они перечислили беды, которые обрушил на Англию Завоеватель, и дали ему нелицеприятную характеристику: «Своих людей он убивал, без цели и без веры, и в пропасть жадности упал, он алчным был без меры».

Монахи, писавшие «Хроники», усматривают в смерти Вильгельма гнев Божий, говоря, что он умер после того, как сжег Мант и «все святые церкви города». Летописец с прискорбием отмечает, что «двое праведных служителей Бога были заживо сожжены», а потом, смакуя подробности, описывает предсмертные страдания Вильгельма и смерть, после которой осталось «ему, некогда могущественному королю и хозяину многих земель, всего семь футов этой самой земли». Чем не торжествующий смех англичан? И звучать ему предстояло еще очень долго…

Parlez-vous[17]по-английски?

Начиная с 1066 года, французский диалект нормандских завоевателей стал официальным языком поверженной Англии, и на этом языке предстояло говорить английским королям и правящим классам следующие триста лет. Но англосаксонские крестьяне были слишком многочисленны и необразованы, чтобы пытаться навязать им новый язык, и в любом случае среднестатистический англосакс использовал франко-нормандские слова только для того, чтобы продать свой товар аристократу или упросить солдата не кастрировать его за убийство ежика.

Со своей стороны, завоеватели, как правило, отказывались учить язык лузеров, или же у них попросту ничего не получалось (Вильгельм тоже пытался, но безуспешно). Между собой они общались на франко-нормандском пиджине[18], в котором смешались разные региональные диалекты. Так возник новый говор, который обходился без многих грамматических сложностей, сохранившихся на многие века в «чистом французском», языке франков.