Читать книгу "Свет в конце Бродвея - Дарья Калинина"

– Да и грибов-ягод люди в сезон из леса в огромных количествах тащат. Умудряются, конечно, до весны все съедать, на следующий год только у самых уж куркулей в подполе банки с грибочками остаются, остальные в пост все подчистую выгребают. Но если бы у людей была возможность сдавать эти лесные дары за живые деньги к нам на фабрику, то они бы еще больше, я уверена, собирали каждый год.

– Справедливо.

– Ну вот, пошла я туда, но уже издалека слышу, что работа на стройке стоит.

Время было самое рабочее, и тишина на стройке неприятно удивила Алену. Она даже подумала, что там случился какой-то форс-мажор, подошла поближе и тут только поняла, что у рабочих всего лишь обычный перекур. Пригревшись на солнышке, мужчины вели между собою неспешный разговор. Алена подошла еще ближе, и до нее донесся запах табачного дыма, а следом за ним такая реплика:

– Зря вы так, меня много где по свету потаскало, и я вам скажу, хозяин у вас – мировой мужик.

Ему никто не возразил. И сколько Алена ни прислушивалась, ответной реплики она не услышала. А вскоре после этого вновь раздался звук заработавшего инструмента, работа продолжала идти своим ходом. И казалось бы, Алена услышала опять же только хорошее, за ее Василия Петровича заступились. Но женщину настораживало то обстоятельство, что необходимость такого заступничества вообще возникла.

– Выходит, те мужики, которых я не услышала, напротив, ругали моего Васю. А за что? Что такого он им сделал?

Разочаровавшись, Алена отправилась в музей народных промыслов, который числился у нее в непосредственном подчинении. У них там приехало несколько экскурсионных групп, так что Алена до конца своей смены не могла отвлекаться на посторонние темы. Но когда все туристы довольные, накупившие сувениров и отобедавшие на дорожку в маленьком кафе, где в меню были исключительно блюда исконно русской кухни, включая пироги и кулебяки, отбыли восвояси, Алена вновь была вынуждена вспомнить об утренних неприятностях.

И не потому, что она была такая злопамятная, просто ей об этом вновь напомнил разговор двух работниц кафе, которое располагалось при музее. Обычно к концу рабочего дня там всегда оставалась какая-то снедь, которую все работники музея дружно подъедали перед уходом или разбирали по домам. На следующий день на кухне ничего не оставляли, потому что Алена считала, что если уж берешь с приезжих людей деньги за еду, то кормить их нужно только самым свежим и отборным. И сейчас она пришла в кафе за своей порцией и невольно застыла на месте, услышав через окно:

– Не трогай! С ума сошла! Сейчас сама придет, остатки подсчитывать будет! Не ровен час, недосчитается куска, выгонит тебя взашей.

– Алена Игоревна не такая.

– Ага, как же! Не такая она! Забыла, как она со Светкой поступила? Выгнала и еще статью грозилась на нее повесить.

– Так разве Светку за это уволили? Она же деньги себе присваивала.

– За это или не за это, а хозяйка, когда не в духе, разбираться не станет. Спрячь, говорю тебе, если спросит, то предъявишь. А если нет, тогда уж домой заберешь.

Спор зашел о куске отварной говядины, которую использовали для приготовления окрошки. Никакой докторской или любой другой колбасы в окрошку тут не клали, а только отварное нежирное мясо. Видимо, сегодня осталось с полкилограмма. И ничтожность вопроса поразила Алену до глубины души. Но еще больше ее поразили те слухи, которые ходили о ней среди работников.

– Неужели они думают, что я способна уволить человека из-за такой ерунды, как кусок вареного мяса? Да я сама всегда говорю сотрудникам, чтобы они разбирали все остатки. Не могу видеть, как пропадает еда. А у них у всех семьи. Вечером домой придут, оставшийся фарш принесут, шмяк на сковородку, через десять минут уже котлетки готовы. Или пироги… их ведь на второй день не съешь, вкус уже не тот. Я всем и всегда твержу: забирайте все, что можете. Сами не съедите – соседям раздайте.

– А Светка, о которой шла речь, кто она такая?

– Была у меня одна сотрудница. На кассе сидела. Но нечиста на руку оказалась тетка. Выручку себе присваивала. Думала, что я не считаю, сколько приехало в музей людей. Я и правда обычно не считаю. Но в тот раз группы были централизованные, все из одного места. И я точно знала, что приехать должно было сто двадцать человек. Весь день меня в музее не было, я только вечером пришла. И эта Светка мне деньги протягивает и лепечет: «Извините, Алена Игоревна, только двадцать человек всего и было сегодня».

– И ты ей поверила?

– Самое удивительное, что сначала поверила. Встревожилась: как так, думаю? Должно было быть сто двадцать, а доехало только двадцать? Где же остальные? Не случилось ли с ними чего-нибудь по дороге?

Разволновавшись, Алена побежала звонить куратору. И каково же было ее изумление и даже гнев, когда она выяснила, что все группы явились в полном составе. И было даже не сто двадцать, а сто двадцать четыре человека за счет присоединившихся родственников и знакомых.

– Разумеется, я тут же вспомнила, как значительно сократилась у нас в музее выручка за последнее время. А ведь лето – самый туристический сезон. Людей должно быть много, а у нас пусто. Как меня нету на рабочем месте, так пусто. Как я на посту, так в музее полный аншлаг.

Возмущенная до глубины души, Алена пулей понеслась к Светлане, обвинила ее при всех в воровстве и, трясясь от ярости, велела той убираться. Светка начала возмущаться, за нее заступились другие женщины. И неизвестно, чем бы все это закончилось, возможно, работницы бы перекричали свою хозяйку, но тут на помощь Алене пришла баба Ваня. Она трудилась в кафе поварихой, и родители дали ей при рождении звучное имя – Ивонна. Деревенским такое имя казалось вычурным, они переделали его на свой лад. Вот и стала Ивонна – Ваней.

Появившись на шум из своих владений, баба Ваня грозно нахмурилась и рявкнула на галдящих работниц:

– Молчите, девки! Все правильно Алена Игоревна делает. Давно пора Светку взашей от нас гнать.

Женщины что-то попытались возразить, но тогда баба Ваня рявкнула еще громче:

– А по-хорошему, так вас всех гнать в три шеи отсюда надо! Алена Игоревна вам работу дала, одевает, кормит и поит и вас, и ваши семьи. Или забыли, как мы все тут жили, пока Василий Петрович свои Дубочки обустраивать не захотел? Мужики у вас пили, дети голодные ходили. А сами вы из нужды не знали, как и вылезти. А теперь вы, неблагодарные, былое забыв, на хозяйское позарились? Молчите и радуйтесь, что нас всех Алена Игоревна прощает за то, что мы Светку-мошенницу покрывали!

После этого работницы поспешно разошлись, не промолвив больше ни слова в защиту проворовавшейся Светки. Но Алене после их ухода стало еще тяжелей. Только сейчас, после слов мудрой бабы Вани, до нее дошло, что Светка воровала не одна и что она действовала с попустительства всего коллектива.

– Понимаешь, они все были в сговоре! Все покрывали Светку, которая воровала за моей спиной.

– А как они сами объяснили свое поведение?