Читать книгу "Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук"

– Что это? – спросила я.

– Ангел. Чтобы защищать нас от плохого. Хотя я никогда не видел ангела. – Едва произнеся эти слова, Алекс словно отгородился, разорвав визуальный контакт, поднял руку ко рту, будто испугался, что сболтнул лишнее.

Я спросила Алекса, не будет ли он возражать, если я открою окно. На практике убедилась: открытое окно вселяет в пациентов уверенность, что они не в ловушке, выход есть, если вдруг возникнет необходимость, пусть даже для того, чтобы выбраться из этих окон, потребуется высокая лестница и ловкость Человека-Паука. Он кивнул, глубоко вдохнув. Уже расслаблялся. Это хорошо.

Я села, скрестив ноги на полу, выложенном разноцветной мягкой плиткой, достала из сумки блокнот и ручку. Алекс переминался с ноги на ногу, глядя на Майкла, сидевшего на стуле в другом конце комнаты.

– Не будешь возражать, если я стану кое-что записывать по ходу нашей беседы, Алекс?

Он устроился поудобнее, скрестил ноги, положил руки на лодыжки и кивнул.

– Я тоже кое-что записываю.

– Ты? – поинтересовалась я. – Рассказы? Стихи? Ведешь дневник?

На третьей моей попытке его глаза ярко вспыхнули.

– Я веду дневник. Записанное позволяет мне лучше понять смысл.

Я подняла блокнот, но Алекс смотрел в угол, глубоко задумавшись.

– Откуда он у вас? – спросил он, уставившись на мой шрам.

– Ерунда. – Я провела рукой по неровной канавке, тянувшейся со щеки на шею, напоминая себе, что эмоции надо держать в узде. – Ты когда-нибудь падал с велосипеда?

– Однажды я поцарапал колено. – Долгая пауза, Алекс словно вспоминал тот давний случай: – Почему вы носите на шее горловину флакона?

Он смотрел на серебряный талисман, висевший на цепочке. Я приподняла его.

– Это не горловина флакона. Я называю его «SОS-талисман». Он подскажет людям, что делать, если у меня вдруг случится анафилактический шок.

Алекс повторил слова «анафилактический шок».

– Что это?

– У меня аллергия на орехи.

Его синие глаза округлились.

– Даже на арахис?

– Да.

Алекс задумался.

– И на ореховое масло?

– На него тоже.

Он склонил голову набок.

– Почему?

– Моему организму они не нравятся.

Теперь он смотрел на меня более пристально, словно пытался определить, не взорвусь ли я в следующий момент, не отращу ли вторую голову.

– А что произойдет, если вы съедите, к примеру, «Сникерс»?

«Вероятно, не смогу дышать», – подумала я, ответив:

– Сразу засну.

Его глаза стали еще шире.

– Вы храпите?

Я громко рассмеялась.

– Майкл говорил мне, что ты знаешь смешные анекдоты. Я люблю анекдоты. Расскажешь мне свой самый любимый?

Алекс посмотрел на меня, словно раздумывая, потом медленно покачал головой.

– Не могу. У меня слишком много самых любимых.

Я выдержала паузу, прежде чем предложить:

– Хочешь, я расскажу тебе один из моих любимых?

– Нет, я знаю, какой расскажу. – Алекс откашлялся. – Согласно статистике, из каждых семи гномов весельчак только один.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы понять, но уж когда поняла, так смеялась, что лицо Алекса засияло, будто китайский фонарик.

– Этот я не записывал, – добавил он.

– Ты записываешь свои анекдоты?

– Это нужно для пьесы, в которой я играю. У меня роль Горацио.

– Ты играешь в «Гамлете»?

Алекс рассказал мне, что пьеса – современная версия шекспировской, выступать он будет через несколько недель в оперном театре, и спросил, не хочу ли я прийти.

– С удовольствием, – ответила я. – Готова спорить, твоя мама тобой гордится. Ты делился с ним своими анекдотами?

Он кивнул, и лицо его стало грустным.

– Она не смеялась очень, очень давно.

– Иногда по людям не видно, что они смеются, – заметила я. – Потому что смеются они неявно.

Он задумался, но я заметила, как его правая рука поползла к воротнику рубашки и подергала его, словно он вдруг стал узок.

– Вы хотите сказать, людям свойственен внутренний смех? – наконец спросил Алекс. – Внутренний смех, как внутреннее кровотечение?

Такая ассоциация застала меня врасплох. Я молчала, ожидая продолжения.

– Думаю, я знаю, что вы хотели этим сказать. Я смеялся внутри, когда мой отец был еще жив.

Я попыталась развернуть эту тему:

– Что ты под этим подразумеваешь?

Алекс настороженно посмотрел на меня. Его рука не отрывалась от воротника.

– Я делал то, что мне нравилось, когда он приходил, но делал это тихо. Например, писал или рисовал. Когда занимался этим, чувствовал себя счастливым вот здесь, – он прижал кулак к груди, – пусть даже моя бабушка и говорила, что моего отца надо отправить в ад.

Он поднес руку ко рту, будто вновь открыл про себя нечто такое, чего открывать ему не хотелось.

– Все нормально, – заверила я. – Ты можешь так говорить, я здесь не для того, чтобы наказывать тебя.

Алекс кивнул, поерзал по полу.

– Я бегаю, – произнесла я, желая снять напряжение. – Бег делает меня счастливой. – И рассмеялась, но у Алекса вытянулось лицо.

– Я не хочу! – нервно бросил он.

Я склонила голову.

– Чего?

Он посмотрел в угол, словно там кто-то был.

– Ладно, – решительно добавил он.

Я ждала продолжения. Наконец Алекс слабо улыбнулся. – Руэн просит передать тебе привет.

Я уставилась на него.

– Руэн?

– Руэн – мой друг, – продолжил он без намека на замешательство в голосе, словно мне следовало это знать. – Мой лучший друг.

– Руэн, – повторила я. – Что ж, спасибо. Ему тоже привет. Можешь объяснить, кто он?

Алекс пожевал губу, опустив голову.

– Руэн – необычное имя, – заметила я и добавила: – Руэн – животное.

Он покачал головой, глядя мне за спину.

– Некоторые из них – да, но не Руэн. Он… мы просто друзья.

– Некоторые из них? – переспросила я.

Он кивнул. «Воображаемые друзья», – подумала я.

– Расскажи мне о нем.

Алекс посмотрел на меня, задумался.

– Ему нравится пианино моего деда. И он любит Моцарта.