Читать книгу "Пособник - Иэн Бэнкс"

Пришла почта — в основном всякий мусор и счета. Потом прогляжу.

Беру пейджер, мобильник, «Тошибу», аккумулятор, съемную автомагнитолу и спускаюсь к своему «Пежо-205»; машину не вскрыли и не поцарапали (не моешь, так ее никто и не трогает). Ставлю аккумулятор заряжаться в разъем прикуривателя. Трогаюсь с места — окунаюсь в прохладную белизну и синеву; солнышко и облака. По дороге останавливаюсь и покупаю газеты; пробегаю заголовки, чтобы убедиться — никакая припозднившаяся сенсация не вытеснила репортаж об «Авангарде»? Он стоит нетронутый (девяносто пять процентов исходного текста — счет вполне удовлетворительный), смотрю Дунсбери в «Граниад»[23]и еду дальше.

Переваливаю через виадук и быстренько — по Пятой; набираю крейсерскую скорость (стрелка спидометра замирает где-то между 85 и 90 — мальчики из дорожной полиции обычно закрывают на это глаза, если, конечно, скука не заела их по-настоящему и если у них не слишком плохое настроение) и, подруливая коленями, кручу косячок; чувствуя какую-то детскую беззаботность, посмеиваюсь над собой и думаю: «Только не смейте делать это дома, детки». Откладываю самокрутку в сторону, чтобы выкурить позже; поворачиваю налево к Перту.

Чтобы попасть на винокурню, нужно какую-то часть пути ехать по дороге на Стратспелд. Я так давно не видел Гулдов, что даже жалею — нужно было выехать пораньше, чтобы заскочить к ним, — но я знаю, что мне хочется увидеть не столько их, сколько место, сам Стратспелд, наш давно утерянный рай со всеми его надрывными, ядовито-сладкими воспоминаниями. Хотя, может, на самом деле я вспоминаю Энди и скучаю без него; может, мне просто хочется увидеть моего старого закадычного дружка, моего названого брата, мое второе «я»; может, будь он дома, я бы поехал прямо к нему, но дома его нет, он далеко на севере, где живет отшельником, и когда-нибудь я непременно его навешу.

Я насквозь проезжаю Джилмертон, крохотную деревушку у Гриффа, где должен бы был повернуть на Стратспелд, если бы ехал туда. Когда я туда ездил, там была коллекция из трех одинаковых «Фиатов-126», эти маленькие синие машины стояли передком к дороге у одного из домиков; они были здесь уже не один год, и мне каждый раз хотелось остановиться, найти владельца и спросить у него: «Почему эти три маленьких синих „Фиата-126“ вот уже целое десятилетие стоят перед вашим домом?» Просто интересно было узнать, а потом, из этого могла получиться приличная статейка, да и за все эти годы мимо проехали миллионы людей, которые задавали себе тот же вопрос, но я так ни разу и не удосужился, все время в спешке, все время проносишься мимо, стремясь побыстрее попасть в поблекший рай, каким всегда был для меня Стратспелд… К тому же три маленьких синих «фиата» недавно исчезли, так что все это можно выкинуть из головы. Чего только теперь не коллекционируют — хоть грузовые фургоны. Я испытал боль, чуть ли не горе, когда впервые увидел этот дом без трех автомобильчиков перед ним; это было похоже на смерть в семье, словно попал в беду какой-то дальний, но дорогой дядюшка.

По тем же ностальгическим причинам, по которым я поехал этой дорогой, ставлю кассету со старыми записями дядюшки Уоррена.[24]

В глубине лощины Ликс-Толл есть еще одна автодиковинка: ярко-желтый лендровер высотой футов десять — стоит у дороги рядом с гаражом. У него не колеса, а четыре черных трака, словно перед вами помесь лендровера с бульдозером «катерпиллер». Стоит там уже несколько лет. Простоит еще немного, и, может, я зайду к ним и спрошу: «Почему вы?..»

В спешке пролетаю мимо.

Винокурня находится на самой окраине Дорлуинана в лесочке, чуть поодаль от шоссейки на Обан; за железнодорожным переездом нужно свернуть на грунтовку. Управляющего зовут мистер Бейн; я прохожу прямо в его кабинет, и он устраивает мне обычную экскурсию по заводу: мимо сверкающих перегонных чанов, мимо жарких печей, сквозь влажные, отталкивающе-дразнящие запахи, мимо фонтанирующих стеклянных шкафов для охлаждения спирта и наконец — в прохладный полумрак одного из складов; вокруг шеренгами выстроены пузатые бочонки, а свет едва проникает сверху сквозь маленькие фонари, покрытые пылью и забранные решетками. Крыша здесь низкая, покоится на деревянных укосинах, толстых и сучковатых, опирающихся, в свою очередь, на редко расставленные металлические столбы. Под ногами — земля, утоптанная за несколько веков до крепости бетона.

Узнав о моей статье, мистер Бейн начинает волноваться. Дородный, печального вида хайлендер[25]в темном костюме с ярким галстуком — слава богу, что мы разговариваем с ним в полумраке склада, а не на ярком солнечном свете снаружи.

— Ничего, кроме фактов, — улыбаясь, говорю я мистеру Бейну. — Еще в двадцатые годы янки начали жаловаться, что их виски и бренди мутнеют, когда туда добавляешь лед, и попросили производителей устранить этот, как им казалось, недостаток. Французы, будучи французами, сказали американцам, куда им засунуть их кубики льда, а шотландцы, будучи британцами, сказали: «Нет проблем, вот что мы сделаем…»

При этих словах его глаза еще больше грустнеют, ну спаниель спаниелем. Я знаю, что зря я лизал свою чуточку, пока мы ходили по заводу, но не смог удержаться; в этом была какая-то непреодолимо привлекательная безнаказанность, какое-то обещание радости, и я засовывал палец то в рот, то в карман, потом снова в рот и кивал, слушая мистера Бейна, и напускал на себя заинтересованный вид; язык у меня немел, химический привкус щекотал горло, а мой невыносимо, безбожно затягивающий противозаконный наркотик делал свое дело, пока мы бродили по этому заводику, который приносил доходы правительству, производя другой, совершенно законный наркотик.

Язык у меня чуточку заплетается, но мне хорошо.

— Но, мистер Колли…

— И вот производители стали применять холодную фильтрацию: понижать температуру виски, чтобы масла, вызывающие помутнение, осаждались из раствора, который затем пропускают через асбест, чтобы удалить эти масла, и масла уходят, а заодно уходят вкус и цвет, причем вкус — безвозвратно, а цвет вы восстанавливаете с помощью жженого сахара. Верно я говорю?

Вид у мистера Бейна жалковатый.

— Ну, в общих чертах, — бормочет он, откашливается и смотрит поверх бесконечных рядов бочонков, теряющихся во мраке. — Но, гм, вы что, хотите написать, как это у вас называется — разоблачительную статью? Я думал, вы просто хотите…

— Вы думали, я просто хочу навалять очередной панегирик? О том, в какой прекрасной стране мы живем и как должны быть счастливы оттого, что производим этот всемирно известный, приносящий доллары напиток, и разве он не взбадривает при умеренном употреблении и разве он не великолепен?