Читать книгу "Франсия - Жорж Санд"

После этого внутреннего монолога Мурзакин вдруг вспомнил, что оставил маркизу наедине со своим дядей.

— Наконец-то, кузен! — воскликнула она, увидев, что князь вернулся. — Защитите меня. С Огоцким я нахожусь в большой опасности. Его любезность, право, порой переходит в дерзость. О, русские! Я не знала, что вас нужно опасаться.

Эти слова, произнесенные с апломбом женщины, не привыкшей задумываться над тем, что она говорит, русские восприняли по-разному. Молодой счел их поощрением, старый — злой насмешкой. Огоцкому показалось, что в глазах племянника он читает ту же иронию.

— Полагаю, — сказал он, скрывая досаду за напускной веселостью, — что вы с Диомидом сгораете от желания посмеяться надо мной. Удел молодых людей — нравиться с первого взгляда, не узнав ни ума, ни достоинств друг друга. Но сейчас, конечно, все иначе, и я оставляю маркизу в обществе более приятном, нежели мое.

— Могу ли я попросить вас, — сказал Мурзакин, провожая дядю до наемного экипажа, — похлопотать за меня…

— Перед твоей прекрасной хозяйкой? Ты и сам способен это сделать.

— Нет, перед царем.

— У него еще будет время заняться тобой. Сейчас императора интересует король Франции. Самое лучшее — не думать об этом. Тебе здесь хорошо, вот и оставайся тут. — Маркиза понравилась Огоцкому, и он явно охладел к племяннику. Стало быть, Мурзакину грозила опала самого властелина, разве что маркиза… Но это было только предположение, а князь уже так увлекся ею, что подобная гипотеза доставила ему удовольствие.

Он старался не думать об этом, примириться со своими несчастьями и завершить процесс обольщения, уже необратимый. Однако неудовольствие дяди, приближенного к царю, не оставило его равнодушным. Это означало загубленную карьеру, безотрадное, быть может, ужасное будущее. Если недовольство сменится ненавистью, это грозит разорением, ссылкой — и, кто знает, — Сибирью! Повод отыскать нетрудно.

Маркиза тотчас заметила, что ее поклонник весьма озабочен и мрачен. Вначале она пошутила, сказав, что он слишком надолго покинул ее в гостиной, и, не предполагая, как верно угадала, спросила, не оставил ли ее князь на добрую четверть часа одну для того, чтобы заняться гризеткой? Какой гризеткой?

Он не думал больше о ней. Мурзакин хотел одного, чтобы маркиза спросила об истинной причине его волнения. Так и случилось.

Сначала это лишь насмешило легкомысленную маркизу. Она не сожалела, что вскружила голову могущественному Огоцкому, и не понимала, что ей придется расплачиваться за свое кокетство, став предметом серьезных притязаний с его стороны. Мурзакин отлично видел, что маленькая лысая голова и огромное уродливое тело дядюшки внушали ей глубокое отвращение, и, не имея дурной привычки к тайным интригам, считал, однако, возможным искусно лавировать.

— Поскольку вы принимаете это за шутку, — сказал он маркизе, — буду счастлив пожертвовать расположением дяди, к которому начинаю ревновать вас, но обязан предупредить о грозящей вам опасности.

— Опасности? Мне? Со стороны этого монумента? За кого вы меня принимаете, кузен? Вы так дурно думаете о француженках?

— Француженки менее кокетливы, чем русские женщины, но они безрассуднее, откровеннее, если угодно, потому что честнее их! Они возбуждают чувства, коих сами не испытывают. Осмелюсь спросить вас, желает ли маркиз де Тьевр восстановления династии Бурбонов только из-за расположения к ним…

— Ну да, это главная причина.

— Верю, но не преследует ли он при этом еще и выгоду?

— Мы так богаты, что можем позволить себе быть бескорыстными.

— Что ж, тем не менее если бы их мнение о вас попытались склонить в дурную сторону…

— Наше положение стало бы чрезвычайно затруднительным, потому что никогда не знаешь, чего ожидать. Мы многим пожертвовали. Но как ваш дядя может изменить мнение Бурбонов о нас?

— Царь всесилен, — ответил Мурзакин со значительным видом.

— А ваш дядя имеет влияние на царя?

— Довольно большое. — Князь загадочно улыбнулся, напугав маркизу.

— Итак, вы полагаете, — осведомилась она, преодолев замешательство, — что я совершила ошибку, посмеявшись при вас над его ухаживаниями?

— Да, роковую ошибку!

— Это в самом деле способно навредить вам?

— О! Это не важно! Меня беспокоят неприятности, которые он может причинить вам… Вы не знаете моего дяди. В свое время он был кумиром женщин; дядя был красив и любил их страстно. С той поры он заметно умерил свои притязания и дерзость; но не стоит дразнить старого льва, а вы раздразнили его. Дядя мог заподозрить, что вы…

— Замолчите! Это ревность заставляет вас преподать мне столь суровый урок?

— Да, ревность, не отрицаю, ибо вы вынуждаете меня признать это, но также дружба, преданность и, наконец, знание характера моего дяди. С возрастом он ожесточился, что сделало его еще более мстительным. Такое часто случается в России, стране, где помнят все! Берегитесь, моя прекрасная, моя обольстительная кузина! В бархатных лапах скрываются острые когти.

— Боже мой! — воскликнула она. — Вы пугаете меня! Однако не представлю, какое зло он может мне причинить?

— Желаете, чтобы я объяснил вам это?

— Да, да, говорите, мне необходимо знать это.

— И вы не рассердитесь?

— Нет.

— Сегодня вечером, когда император спросит у моего дяди, что он увидел и услышал в течение дня, тот скажет ему… О! Я словно слышу его ответ: «Я видел моего племянника, который поселился у женщины необычайной красоты. Он влюблен в нее. «Тем лучше для него!» — заметит царь, поскольку сам еще молод и страстно любит женщин. Назавтра он вспомнит разговор и вечером спросит у моего дяди: «Итак, твой племянник счастлив?» «Возможно», — ответит граф. И не упустит случая обратить внимание царя на господина маркиза де Тьевра в одной из гостиных дворца Талейрана. Он скажет ему: «Пока муж занимается здесь политикой, надеясь добиться вашего расположения, мой племянник ухаживает за его женой и приятно проводит дни под арестом…»

— Довольно! — раздосадованная маркиза встала. — Мой муж будет выглядеть смешным и станет играть отвратительную роль. Вы не можете более ни минуты оставаться у меня, кузен. — Удар оказался сильнее, чем этого ожидал Мурзакин. Маркиза позвонила, чтобы объявить слугам об отъезде русского князя, но он ничуть не смутился.

— Я прощаюсь с вами навсегда, но будьте уверены, что сохраню ваш образ в моем сердце даже в сибирских рудниках.

— Почему вы заговорили о Сибири?

— Меня ожидает наказание за то, что я самовольно ушел из-под ареста.

— Да что вы! В вашей стране такие жесточе нравы! Оставайтесь, оставайтесь, я не хочу быть причиной вашей гибели. Луи, — обратилась она к слуге, явившемуся на звонок, — унесите эти цветы, они мне мешают. — И, едва он вышел, добавила: — Оставайтесь, кузен, но посоветуйте мне, как надо поступить, чтобы уберечь нас — вас и меня — от злобы вашего драгоценного дядюшки. Признаться, я не могу любезничать с ним, он мне слишком отвратителен!