Читать книгу "Мельник из Анжибо - Жорж Санд"

Увы, за последние два часа это уже был шестой крестьянин, сообщавший, что остается проехать самую малость — «Этак с милю, не больше, и что дорога сплошь хорошая. На самом деле дорога была такая, что лошадь выбилась из сил, а путешественникам стало совсем невмоготу дольше терпеть эту муку. Сама Марсель начала опасаться, что они опрокинутся, ибо если при дневном свете возница и его резвая лошаденка ухитрялись нащупывать правильный путь, то в темноте было совершенно невозможно избежать ответвлений дороги, которые вследствие неровного рельефа местности столь же опасны, сколь и живописны, и то и дело резко обрываются, ставя путешественника перед необходимостью прыгать вниз с высоты в десять-двенадцать футов. Мальчишка-возница никогда еще не забирался так далеко в Черную Долину; он злился, клял все и вся на чем свет стоит — каждый раз, когда приходилось возвращаться назад, к месту, где они сбились с пути; жаловался на голод, на жажду, сокрушался о будто бы вконец загнанной лошади, не переставая при этом хлестать ее кнутом, и, разыгрывая из себя горожанина, посылал ко всем чертям эту дикую страну и ее тупоумных обитателей.

Не раз, видя, что дорога идет круто вниз, но на ней сухо, Марсель и ее люди вылезали из колымаги и шли пешком; но не проходило и пяти минут, как они оказывались у места, где дорога сужается и посреди нее из земли бьет ключ, водам которого некуда стекать, в результате чего образуется лужа, непреодолимая для женщины тонкого воспитания. Сюзетта, прирожденная парижанка, предпочитала, по ее словам, опрокинуться вместе с колымагой, чем испортить свои башмачки, шлепая по болоту, а Лапьер, который всю жизнь скользил в легких туфлях по лощеному паркету, был так неловок и настолько пал духом, что госпожа де Бланшемон не рисковала больше давать ему на руки ребенка.

Когда крестьянина спрашивают, какой дороги держаться, чтобы попасть в то или иное место, он обычно отвечает: «Езжайте, езжайте вперед и все время держитесь прямо!» Это такая шутка, что-то вроде каламбура, ибо «держаться прямо» — попросту значит идти на своих двоих, и попадет впросак тот, кому послышится «держите прямо»: ведь в Черной Долине нет ни одной прямой дороги.

Многочисленные овраги, по дну которых протекают маленькие речушки — такие, как Эндра, Вовра, Куарда, Тарда[6]и добрая дюжина других, вдоль течения несколько раз меняющих свое название и никогда не подпадавших под унизительное иго мостов или шоссе, заставляют вас тысячекратно отклоняться от вашего пути в поисках брода, причем нередко вам приходится повернуться спиной к тому месту, куда вы направлялись.

Подъехав к перекрестку, где был водружен крест в устрашение злым духам, колдунам и диковинным зверям, облюбовавшим, по крестьянскому поверью, это будто бы зловещее место, наши растерянные путешественники заговорили с нищим, который сидел на «камне мертвецов»[7]и, увидев колымагу, возопил: «Сжальтесь, люди добрые, над несчастным бедняком!»

Рослая фигура этого старца, ссутулившегося от годов, но еще крепкого и к тому же вооруженного огромной палицей, не предвещала ничего хорошего на тот случай, если бы пришлось схватиться с ним один на один. Черты его лица не были отчетливо видны, но хриплый голос звучал скорее требовательно, чем жалобно. Его понурому виду и грязным лохмотьям странно противоречила очевидная наклонность к шутовству: о ней говорили и увядший букетик и выцветшая лента на шляпе.

— Друг мой, — обратилась к нищему Марсель, подавая ему монету, — не знаете ли вы, где тут дорога на Бланшемон?

Вместо ответа нищий продолжал громко читать «Аве Мария», почему-то именно в этот момент решив помолиться.

— Отвечайте же, — сказал ему Лапьер, — потом будете бормотать свои молитвы.

Нищий обернулся к лакею, смерил его презрительным взглядом и продолжал возносить хвалу богоматери.

— Бросьте вы говорить с ним, — сказал возница. — Этот старый оборванец слоняется по всей округе и никогда сам не знает, куда идет; он не в своем уме.

— Дорога на Бланшемон? — сказал наконец нищий, завершив молитву. — Не здесь, дети мои. Вам надо возвратиться назад до первой развилки и свернуть на ту дорогу, что идет вправо.

— Вы уверены в этом? — спросила Марсель.

— Я ходил по ней сотни раз. Если вы мне не верите, поступайте по-своему — мне-то что!

— Он как будто знает, что говорит, — сказала Марсель своему проводнику. — Послушаемся его. Какой ему толк обманывать нас?

— Да просто ради удовольствия навредить людям, — с недовольным видом ответил возница. — Не доверяю я этому человеку.

Марсель все же настояла на том, чтобы последовать совету нищего, и вскоре колымага въехала на узкую, извилистую и чрезвычайно крутую тропу.

— Говорил я вам, — сказал, снова пачав браниться, колымажник, — что этот зловредный старикашка нарочно запутывает нас.

— Поезжайте, — сказала Марсель, — все равно ведь назад уже пути нет.

Чем дальше, тем менее доступной для проезда становилась дорога; но она была слишком узка, чтобы можно было повернуть повозку, и к тому же зажата между двумя рядами пышно разросшихся кустарников. Наконец, выказав чудеса выносливости и преданности, лошаденка свезла колымагу вниз под сень старых дубов, стоявших здесь тесной купой; по-видимому, это была опушка леса. Дорога внезапно расширилась, и путешественники увидели перед собой большой разлив стоячей воды, совсем непохожий на речной брод. Возница все же рискнул въехать в эту лужу, по на середине оказалось уже так глубоко, что он решил взять вбок, — и это был последний подвиг его тощего Буцефала[8]. Колымага накренилась, уйдя в воду по ступицу, и лошадь упала, обрывая постромки. Пришлось ее выпрягать. Лапьер вылез из колымаги и, стоя по колено в воде, стал помогать вознице, испуская при этом такие стенания, словно он отдавал богу душу. С первой задачей они наконец справились и принялись вытаскивать колымагу, но тут все их усилия не привели ни к чему (оба были отнюдь не силачи). Тогда колымажник, отчаянно чертыхаясь и кляня нищего колдуна, легко вскочил на лошадь и припустился во всю прыть, буркнув, что едет за подмогой; по тону его, однако, нетрудно было предсказать, что его навряд ли будет грызть совесть, даже если путешественникам придется просидеть в болоте всю ночь. Колымага, к счастью, не завалилась совсем набок. Она лишь несколько накренилась, по была все же вполне пригодна для ночлега. Марсель примостилась на задней скамейке, уложив рядом с собой малыша, которого надо было устроить поудобнее, чтобы он спокойно спал: он давно уже хныкал, что хочет кушать и баиньки, и после того, как полакомился разными вкусными вещами, припасенными для него Сюзеттой, тотчас смежил веки и уснул. Рассудив, что их ненадежный проводник не станет спешить с возвращением, буде найдет приют для себя самого, госпожа де Бланшемон отрядила Лапьера на поиски в окрестностях какого-нибудь жилья, что было нелегкой задачей, поскольку хижины местных жителей скрыты за густой листвою, после захода солнца крепко запираются изнутри, и из них не доносится ни единого звука; увидеть их можно не раньше, чем подойдешь к ним вплотную, и, чтобы вас в неположенное время пустили на ночлег, приходится чуть ли не брать их приступом.