Читать книгу "Храм фараона - Зигфрид Обермайер"

— Если учесть известные факты, мало верится в то, что он был рабом разбойничьей банды. Схватили ли кого-нибудь еще при разграблении гробницы?

— Нет. Двое погибли, потому что сопротивлялись, остальным удалось бежать, кроме Меру, которого свалил на землю удар дротика.

Видя, что Рамзес задумался, Нибамун подвинул свиток к нему.

— Если позволишь, я оставлю этот случай тебе. Реши по своему усмотрению и подумай: если человек жив, он еще может исправиться.

За повторный разбой Рамзес мог бы вынести смертный приговор, но он подумал, что никто не получит от этого прибыль. Виновный должен по меньшей мере компенсировать хоть часть ущерба, поэтому принц распорядился отрезать у Меру оба уха и направить его на пожизненные работы в каменоломню. Казнь становилась медленной, потому что, работая в каменоломне, самый сильный человек мог прожить только два или три года.

Меру, сидевший в цепях в темнице узнал свой приговор от судьи. Огласив его, тот иронично добавил:

— В любом случае можешь гордиться, потому что сам молодой царь Рамзес смягчил твое наказание. Слышать ты сможешь и без ушей, а для работы тебе понадобятся две руки. О, они еще как будут нужны тебе, уважаемый Меру!

Тот лишь мрачно смотрел перед собой. Изуродованное лицо без носа, воспалившиеся раны на бритой голове, загоревшие под солнцем пустыни мускулистые руки. Один вид этого человека внушал страх. Его нрав не смягчили ни ножные, ни ручные кандалы. В упрямом мозгу насильника и убийцы горело лишь имя судьи: Рамзес. Как и многие преступники, он не считал наказание необходимым следствием своих деяний, наоборот, он счел его жесточайшей несправедливостью. «Рамзес отнял у меня оба уха. Рамзес отправил меня в каменоломню. Рамзес должен расплатиться за это!»

Северный ветер, который боги дарили стране Кеми во все времена, развевал парус небольшой быстрой ладьи, доставлявшей приказы и распоряжения из Мемфиса в города юга. Так письмо наследного принца сравнительно быстро попало в руки родителей Инет, которую теперь называли Нефертари. Как Рамзес и предполагал, Сенеб долго не мог сообразить, стоит ли ему серьезно воспринимать устное распоряжение молодого царя. Его жена считала, что принц ничего не говорит просто так, он привык, что к его словам внимательно прислушиваются и следуют его приказам. Сенеб же склонялся к мнению, что молодой царь в подобных путешествиях знакомится с большим количеством людей, и если какая-нибудь девушка привлекала его беглое внимание, то он, будучи очень вежливым, говорил ей о приглашении, а на другой день забывал ее. Наконец Сенеб сказал Хатнуфер:

— Если он думал это серьезно, то мы получим письменное приглашение.

И оказался прав. Теперь он держал в руках царское приглашение. Он позвал жену и дочь и прочитал послание. Слова влюбленного наследного принца произвели на каждого из присутствующих различное впечатление.

Сенеб чувствовал себя польщенным, но радости не ощущал. Он любил свою единственную дочь и не хотел отдавать ее другому мужчине. Конечно, он знал, что однажды она покинет дом, но думал, что этот день еще далеко, и рассчитывал, что его девочка останется в Абидосе. А тут внезапно в его дверь постучал сам молодой царь и потребовал дочь. О протесте или отказе не могло идти и речи. Сенеб был не в состоянии ничего изменить и должен был готовиться к путешествию в Мемфис, который совсем не знал. Он не собирался оставаться там, потому что всеми нитями был связан с Абидосом, с храмом, почитал бога Озириса превыше всех богов, собственно говоря, как единственного бога. Да и что означают несколько лет земного существования? Ничего по сравнению с вечностью в Закатной стране. А кто сидит на месте судьи мертвых, кто взвешивает сердца и решает будущее наших ка и ба? Озирис! Озирис, единственный, прекрасный, великий бог-искупитель, который пожертвовал собой за людей, за их благо. Большинство мыслей задумчивого Сенеба были обращены к Озирису. Его супруга Хатнуфер, жизнерадостная и увлеченная земным женщина, не держала свои мысли при себе, но высказывала их громко вслух:

— Разве Богоподобный, сын Гора, не мил! Половина его сердца осталась в Абидосе… Ах, Инет, счастливица, ты влюбила в себя Рамзеса и заставила его проявлять нетерпение! Сенеб, только представь себе, наши внуки будут принцами и принцессами, мы станем гостями фараона, нам будут служить самые уважаемые люди, а Инет будет сосудом, в котором сын Солнца посеет свое семя! И заживем мы в Мемфисе в собственном дворце…

— Нет! — воскликнул до этого покладистый Сенеб. — Нет, этого не будет! Некоторое время спустя мы вернемся назад. Я не брошу свое имение и храм. Выброси это из головы!

Однако Хатнуфер едва слышала его. Она продолжала красноречиво расписывать блестящее будущее и уже видела себя каждый вечер сидящей на женской половине дворца и болтающей с Великой Царской Супругой Туей о детях.

Инет тем временем вышла в сад и уселась около маленького пруда с лотосами в тени тамарисков и сикомор. Теперь, когда сбывалось то, на что она втайне надеялась, ее девичье сердце охватил непонятный страх. Она должна будет просто покинуть родителей, маленьких братьев, дом, город, чтобы выполнить волю этого гордого молодого человека, чей соколиный взор проник ей глубоко в сердце. А ведь у него уже есть гарем и, конечно же, дети от красивых и искусных в любви женщин. Для него она, вероятно, будет одной из наложниц, которых он пожелал, затем он обнимет ее пару раз, а после забудет в гареме.

Инет так сильно топнула ногой, что из кустов вылетели воробьи, и схватила золотой амулет Анк, висевший у нее на шее. Нет, такими могут быть другие, но не он. Она должна привезти ему половину его сердца, иначе он погибнет. Это слова не принца, который ищет новую наложницу для своего гарема, так может говорить только искренне влюбленный молодой сокол Гора — Рамзес, высокий, сильный и прекрасный, как бог. И у нее теперь есть новое имя. Оно чрезвычайно ей нравится — Нефертари, Самая Красивая из Всех, Прекраснейшая. Она внезапно заплакала, маленькая Инет, ведь она была еще ребенком и так скоро должна была стать женщиной.

Ветхий храм в Абидосе был почти разрушен. Уцелела только святая святых. И жрецы Озириса совершали то, что они делали уже на протяжении столетий. Они будили бога, мыли и одевали его, приносили ему еду и укладывали его на ночь спать. Время от времени они носили его культовое изображений в часовню Изиды, чтобы там бог мог наслаждаться обществом своей супруги и соединяться с ней.

Несмотря на строительные работы, ежедневно прибывали паломники, устраивались праздники и шествия, в городе и около храма царило большое оживление. На ладье из Мемфиса прислали нескольких архитекторов, которые теперь обсуждали будущие работы с надзирателями над каменщиками, с художниками и скульпторами. В центре нового храма под изображением Озириса фараон Сети должен был устроить свою ложную гробницу. Ее собирались окружить высокими колоннами, а стены украсить рельефами и живописью. Посредине будет изображен фараон в кругу богов.

Его величество Мен-Маат-Ра-Пта-Мери-Ен-Сети, Благой Бог, сын Солнца и владыка Обеих стран, особо подчеркнул, что это должен быть его храм, а затем высказал несколько непривычных желаний. Так, на рельефе должно было быть изображено, как фараон курит фимиам перед богом Сокаром — это божество почиталось в Дельте, а здесь было практически неизвестно. Жрецы Озириса растерянно покачали головами, услышав, что Сокар, подобно Озирису, изображается в виде мумии и считается на севере богом, равным Озирису. Не всем это понравилось, но царский приказ в конце концов не обойдешь, поэтому нашли выход: изобразить бога Сокара в виде человека с головой сокола.