Читать книгу "Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее - Леон Дегрелль"

Разбросанные там и сям соломенные крыши домов проседали под собственной тяжестью, и дома всюду были одинаковыми, если не считать цветов, в которые их раскрасили хозяева. В дом можно было попасть через крошечные черные сени, либо ты сразу попадал в общую комнату. Тебя приветствовала удушающая жара, запах грязи, помидоров, дыхания и мочи, так как зимой молодые животные жили вместе с людьми.

Зимой в русских избах вряд ли остались свободными маленькие скамейки и грубые деревянные стулья. Взрослые поднимались только для того, чтобы задать корма свиньям, корове или овцам. Потом они возвращались с охапкой кукурузных или подсолнечных стеблей, которые они использовали, чтобы поддерживать огонь.

Печь выполняла множество функций. Здесь готовили еду, она согревала дом, на ней спала вся семья. Внушительный куб из кирпичей и глины занимал треть или половину комнаты и не доходил всего лишь на полметра до потолка. Два или три раза в день кто-нибудь подбрасывал дрова или ветки в топку. Вечером вся семья забиралась на печь. Отец, мать, дети теснились вместе и спали поверх грязных ковриков, укрывшись дешевыми тряпками, из-под которых торчал ряд босых пяток, плоских и грязных. Дети проводили на печи шесть или семь месяцев в году, словно обезьяны на деревьях. Их единственной одеждой была рубашка чуть ниже пояса. Они были жалкими и грязными, из носов постоянно текло. В России детская смертность была ужасающей, естественный отбор в первые годы жизни работал без всякой пощады.

Целый угол в избе был отведен иконам. Некоторые из них выглядели особенно красиво, они были написаны в XV или XVI веках. На заднем плане этих миниатюр изображались чудесные пейзажи: зеленые и белые замки, изящные дикие звери. Очень часто изображался св. Георгий, убивающий дракона, или добрый седобородый св. Николай, либо Богородица с миндалевидными глазами, держащая младенца Христа, написанного в стиле итальянских примитивистов.

Иконы были украшены гирляндами зеленой и розовой бумаги. Крестьяне крестились по двадцать раз на дню, проходя мимо икон. Иногда перед ними лежала старая, грязная, обглоданная собаками Библия, несколько страниц из которой торжественно зачитывались вечером при дрожащем свете керосинки.

Эти люди никогда не ссорились между собой, только мечтательно смотрели вдаль.

В избах было полно зимних растений. Они имели большие маслянистые листья и вырастали до двух метров в высоту, почти до потолка, создавая некое подобие джунглей в душном жилище.

Во всех избах имелся хлев для скота, сделанный, как пристройка. Миллионы наиболее зажиточных крестьян, кулаков, давным-давно были сосланы в Сибирь, где им предстояло хлебнуть горя. Те, кто избежал ссылки, имели только одну корову, одну или двух свиней, дюжину овец и сколько-то кур.

Это была вся их собственность. Они ухаживали за своей скотиной очень тщательно. Телят и поросят уносили в тепло единственной жилой комнаты, когда наступали морозы.

Колхозы, где каждый был обязан служить режиму, вывозили почти всю пшеницу, кукурузу и масло. Благодаря этому грабежу Сталин сумел наладить производство танков и пушек для мировой революции. Крестьянину, обед которого состоял из пары вареных картофелин и луковицы, оставалось только молиться перед иконами с присущим ему фатализмом, глядя на святые изображения чистыми, но пустыми глазами.

* * *

Осень прошла. Исчезла влажность, и вечера стали сухими. Затем пошел снег. Подмораживало. Так началась великая русская зима. Деревья в пригородах засверкали, покрывшись тысячами сосулек. Небо стало голубым, белым и бледно-золотым. Солнце мягко сияло над ивами, окаймляющими озера. Однажды утром все население деревни отправилось к этим ближайшим озерам.

Озера были сплошь покрыты камышами, торчавшими словно копья высотой три метра, увенчанные коричневыми и розовыми плюмажами. Лед охватил их серые стебли. Крестьяне опробовали прочность льда, припорошенного снегом. Найдя его прочным, они отправились косить камыш.

Это была странная жатва. Под холодным ноябрьским солнцем крестьяне срезали высокие стебли, точно так же, как они жали пшеницу в июле. Срезанный камыш должен был пойти на крыши для коричневых изб.

Жатва проходила прекрасно. Тысячи маленьких крикливых воробьев с истошным чириканьем метались над берегом. Буквально за три дня озера опустели. Крестьяне вернулись домой и закрыли двери на всю зиму.

Наступило время зимней спячки. Пошел град, поцарапавший глиняные стены изб и переломавший ветви вишневых деревьев.

Глава 2

Зима на Донце

Советские «партизаны» представляли собой военные соединения особого рода. Они были нигде и в то же самое время повсюду. Днем они прятались в зарослях, залезали в стога, выглядывали из-за резных наличников окошек в деревенских избах, их наблюдатели молчаливо следили за каждым шагом врагов. Они отмечали наши склады и пересчитывали технику, уточняли наши дороги и пути, шпионили за нашими работающими саперами.

А ночью они взрывали мосты и поджигали машины. Со склонов холмов били пулеметные очереди. Мы бежали туда, но каждый раз опаздывали. Прибежав, мы находили только полинявшую шапку да отпечатки сапог. И ничего более. Лес бесшумно и бесследно поглощал беглецов.

Имея только одну роту, мы должны были прикрывать несколько километров шоссе от Днепропетровска до Сталино, а также несколько километров на краю леса, который находился в двух километрах от нашей деревни — два километра холмов, поросших кустарником, который трепал холодный ветер.

Наших посты были расположены в 300 метрах от деревенских изб. Мы держали там караулы, но у людей носы белели от снега, а руки коченели. Холод становился все более свирепым, а у нас не было совершенно никакой зимней одежды.

Однако мы не могли просто лежать в своих лисьих норах и ждать. Русские словно кошки проскальзывали между нашими постами по ночам. А если им удастся попасть на охраняемую территорию, они смогут сделать свое черное дело без всяких проблем. Поэтому половина наших сил постоянно патрулировала на пастбище между лесом и деревней.

Мы старались замаскироваться в снежных окопах, а наблюдатели пытались уловить малейшее шевеление, внимательно вслушивались в посвист ветра.

Мы коченели в норах, заносимых снегом. Наши зубы стучали, а эта бесконечная игра в прятки превращалась в настоящую пытку. Мы возвращались промерзшими до костей. Заледеневшее оружие приходилось отогревать возле костров из высохших стеблей подсолнухов.

Изо дня в день наше кольцо вокруг еловой рощи стягивалось все туже.

Дважды мы совершали дальние вылазки в чащу. Снег хрустел под ногами. Повсюду мы видели следы сапог. Однако ни одна ветка не шевельнулась, не треснул ни один выстрел. Партизанская война была войной внезапных ударов, а не открытых сражений.

Германские войска, расквартированные недалеко от нас, могли установить контакт с противником во время этих сухих звездных ночей. И тогда черные остовы изб появлялись на фоне золотых языков пламени, а красные могли попытаться отойти в нашем направлении.