Читать книгу "Muto boyz - Павел Тетерский"

Потом они затягиваются вашей сигаретой и начинают нудную, как мексиканский сериал, песню. Например: «Ээх, бля. Вчера вот с отцом ездили шифер для крыши покупать». Или: «Эх, ёптыть. Мать сегодня надо на дачу везти». Или на худой конец: «Блядь. Вот сегодня с дядькой машину из автосервиса забирали». При этом вы находитесь в неравных условиях. Потому что им плевать, что вас не прёт от таких разговоров, а вы не желаете обидеть безобидного парня и только поэтому спрашиваете: «А какая у вас с дядькой машина»? А они берут большим и указательным пальцами умирающий бычок, делают обжигающую губы затяжку, выпускают в сторону дым, щелчком отбрасывают оплавленный фильтр, харкают себе под ноги и только после этого отвечают: «Шаха», блядь». При этом вид у них такой, как будто речь идёт о единственном сохранившемся экземпляре «бугатти-роял» двадцать девятого года, который они с дядькой выцепили за миллион баксов на аукционе «Сотбис».

Вот таким и был Отец, которого мы с Чикатилой использовали в качестве ломового коняги. Он только что вернулся из Германии, куда они с отцом (два Отца, как мы обозначали это семейство) ездили за машиной. Тогда все усиленно раскупали за бесценок весь автомобильный совок, доставшийся в наследство недавно объединившемуся Дойчлянду. Немцы выбрасывали этот хлам, а для наших дорог он был очень даже ничего. Во всяком случае, «копейка» Отца гоняла не слабо, давая сто пятьдесят на ровных участках трассы. Отец ох…ел от счастья и готов был ехать на ней куда угодно. Если бы Чик попросил его отвезти нас на Таймыр или в Читу, он согласился бы сразу, безоговорочно, и даже не потребовал бы скидываться на бензин.

Мы с Чиком ненавязчиво перебрасывались какими-то фразами. Отец в разговоре не участвовал. Это устраивало всех. Такие люди должны вертеть баранку и жать на педали, и они прекрасны в этом ракурсе. Никогда не лезьте к ним со своими разговорами, не мешайте им.

Я рассказывал Чикатиле о том, как накануне прошёл мой первый визит в МИД. Кульков привёз меня туда на своей «Хонде-сивик» начала восьмидесятых. Подразумевалось, что он будет вводить меня в курс дела, посвяшать в тайну. Во всяком случае, вид у него был именно такой — таинственно-покровительственный. Как у главы секты скопцов, который под звуки психоделических инструментов ведёт безусого отрока на великое таинство отрезания яиц.

Кульковская колымага была просто ужасная, Отец на своей «копейке» сделал бы её только так, на раз-два. Она лязгала и дребезжала, как механизированный плуг. Люди типа Кулькова специально ездят на таких уё…ищах, чтобы не бросаться в глаза.

Сидя слева на том месте, где у нормальных машин рулевое колесо, я смотрел на встречный поток и представлял, как было бы прикольно, если бы «Хонда» сначала чиркнула карданом о землю, а потом бы у неё отвалилось дно, и Кульков выкатился бы на дорогу и распластался на ней, как жаба. «Тогда, блядь, никакие связи не помогут», — почему-то злорадно думал я.

В помещение департамента консульской службы на Первом Неопалимовском Кульков вошёл минуя очередь, осклабившись дежурному мусору и сделав в мою сторону неопределённый жест, который должен был означать: «Мальчик со мной». Потом он зашёл в какой-то кабинет (опять-таки минуя очередь) и спустя минуту пригласил меня туда же.

— Это Арнольд Константинович, — говорил он, представляя мне какого-то жирного чинушу с отвисшей, как у негра, нижней губой. По подбородку чинуши стекало сало, и он улыбался так же, как Кульков. — Арнольд Константинович будет принимать у тебя документы. Если он не вспомнит тебя первые пару раз — не стесняйся, напоминай, что ты от меня…

Я не слушал и думал почему-то о том, что все чиновники МИДа очень много пьют.

Потом мы обошли ещё штук пять таких же кабинетов с таким же однотипным содержимым. Если бы это самое содержимое выстроили передо мной в шеренгу, как на опознании преступников, я чёрта с два бы вспомнил, ху из ху. А Кульков улыбался, как японский турист в метро, и всё представлял и представлял:

— Это Алексей Андреевич… Это Пётр Николаевич… Это Рафик Садыкович…

Я более-менее запомнил только последнего, да и то только потому, что он был хачом.

Когда человек-метеор куда-то улетел — как всегда, со скоростью ядерной боеголовки, — я вздохнул с облегчением и пошёл в институт. У меня была пятая пара у Франкенштейна, и после всех этих Арнольдовичей и Рафиковичей надо было как следует раскуриться и посмеяться.

— И это всё? — изумился Чикатило. — Так он ведь мог просто дать тебе номера кабинетов, позвонить туда и сказать, что от него придёт человек. Я-то думал, что у тебя там будет нечто вроде обряда посвящения в члены якудзы…

— Какая на хер якудза, о чём ты. Зоопарк какой-то.

— Бляааа… Завтра брат из армии приходит, надо будет водки купить… — вдруг вклинился в разговор

Отец. Он был где-то очень далеко, в своих извилинах, и отвечать на этот выпад не было никакой необходимости.

— А знаешь, что мы ещё сделаем в Ярославле? — вдруг спросил Чикатило. — Мы купим тебе пиджак. Да, да, я знаю там один очень даже неплохой секонд-хэнд. Не спорь с Председателем, тебе нужен пиджак. Вчера в офисе я слышал, как Человек-Ружьё говорил Донскову что, типа, хотя мы и не исповедуем офисный стиль, нельзя допускать, чтобы сотрудники ходили на работу в майках «Sex Pistols».

— Это он на меня намекал, что ли?

— Нет, блин, на Мишеньку. В этом козлячьем питомнике многие ходят в майках с рожей Сида Вишеза?

— Так ведь на моей майке надписи «Sex Pistols» нет. Да там вообще ничего не написано — только рожа, я специально выбирал. Мало ли, что у меня там за рожа. Может, это мой двоюродный брат, молодой панк из Нижнего Тагила.

— Эээ, — поучительно затянул Чикатило. — Ты забываешь о том, что Человек-Ружьё — канадец, то есть представитель какой-никакой западной культуры. Сам-то он, конечно, ничего такого никогда не слушал, но вот его отпрыски наверняка долго мозолили ему глаза образом бедолаги Сидни, пока не закончили колледжи и не пошли в офисы по стопам красномордого папы. А он всё это время ходил к психоаналитику или на курсы для родителей трудных подростков, и там его научили, что эта зараза называется «Sex Pistols» и что для того, чтобы с ней бороться, нужно её принять. Все эти Люди-Ружья так и сделали потом, в глобальном масштабе. Они приняли, поэтому всё это и загнулось. И этот тоже принял. Но рожу запомнил.

— Я думаю, что у него нет отпрысков. Если бы я был женщиной, я бы ни за что не стал трахаться с этим Санта-Клаусом. Даже если бы он был единственным на Земле мужчиной, оставшимся в живых после третьей мировой.

Человека-Ружья звали Дон Стори. Он был обладателем канадского гражданства, алкогольной зависимости и самого красного лица из всех, которые мне приходилось видеть. Все называли его, разумеется, Доном-Гандоном, но только нам с Чикатилой почему-то пришла в голову мысль написать это погоняло в Тетради По Всему английскими буквами. В результате получилось «Gun Don», откуда и пошло Человек-Ружьё. Он был генеральным директором компании «Каскад+» — долбаным первопроходцем, приехавшим вспахивать постперестроечную целину для благодатных посевов цивилизованного бизнеса. Во всяком случае, так эти люди гордо говорят про себя сейчас, когда вся целина уже давно перепахана так, что живого места не осталось. А цивилизованный бизнес так и не дал ни одного, даже самого ущербного и куцего, всхода-мутанта.