Читать книгу "Слуги тьмы - Элен Варрон"

— Человек во все времена опасался открывать свое имя — вдруг подслушает враг? Для тебя я буду Элисией.

Она стала для Даниэля не просто Элисией — она стала любимой. Единственной на свете, желанной и, увы, недоступной.

Чуть не каждую ночь ему снились ее синие глаза и белые локоны, ее жемчужные руки, прежде не знавшие грубой работы. Ее прямой гордый стан наяву всегда был укрыт платьем из простого полотна и меховой безрукавкой или плащом — однако во сне ее покровы спадали под рукой Даниэля, и сны эти были сладко-мучительны, и горьким оказывалось внезапное пробуждение. Он со стоном переворачивался на другой бок, с головой укутывался в одеяла; и клял судьбу — и в то же время был ей благодарен — за то, что она послала ему Элисию, светлокожее чудо.

Они редко виделись: Даниэль жил у лорсиного загона, Элисия не покидала Атабаск На Закате. Раз в неделю, по субботам, он въезжал в поселок на утомленном бешеной гонкой Сат Аше — и бросался искать ее. Элисия никогда не ждала его дома. Она могла оказаться в лавке, в таверне, у соседки, а то и на дальнем краю поселка, и порой у него уходило полдня, только чтобы ее разыскать. Сдержанное приветствие, две-три ничего не значащих фразы, короткая улыбка — да и не улыбка это вовсе, а уступка глупому мальчишке, который сам не знает, чего хочет, — вот и все, чем одаривала влюбленного пастуха Элисия. К тому же она не принимала от него никаких подарков — ни изделий из бересты, на которые Даниэль был мастер, ни пойманного им зайчонка, ни роскошную шкуру убитого волка, ни кузовок дикого меда.

Обижаясь, он давал себе слово, что позабудет своенравную красотку, — и, конечно же, прощал ей все. В синих глазах стыла мрачная, темная память, не отпускавшая Элисию ни на миг, и та же память стояла между ней и Даниэлем. Он чувствовал, что не противен ей, что его общество ей даже приятно; и все же она оставалась недосягаема, точно луна в небе. Поселковые холостяки скоро махнули на Элисию рукой и перестали вокруг нее увиваться, чему Даниэль был несказанно рад; но и его надежды со временем стали угасать. А потом случилось то, что случилось.

Они прогуливались по берегу над Атабаском — Элисия и Даниэль впереди, следом Сат Аш. Зима была на исходе; недавно выпавший снежок, запоздалый и робкий, быстро стаял. От него не осталось даже луж, но Тайг стоял влажный, примолкший. Его темная стена поднималась на мысу, который пересекала ведущая к лорсиному загону тропа, — к этому мысу медленно продвигались Даниэль с Элисией. В сыром воздухе звуки разлетались далеко — из поселка отчетливо доносился лай собак, рев лорсов, изредка долетали голоса разругавшихся женщин. Атабаск раскинулся в миле за спиной — мокрый, грязноватый, с холодно блестящими под пасмурным небом обледенелыми крышами.

Старый лорс мягко ступал по влажной земле, время от времени поводил головой, прядал ушами. Серый Ветер был, как всегда, начеку, хотя пока что его ничто не тревожило. Он не сбрасывал рогов в начале зимы; вся его раскидистая краса оставалась при нем круглый год. Шесть лет назад он впервые не потерял рога в декабре — и с тех пор так и ходил с ними. Лет старику было немало, рога были богатые, хотя отростков на них уже не прибавлялось. Даниэль как раз рассказывал Элисии о том, что хорошо было бы вывести такую породу.

— …Ведь боевые лорсы, в сущности, по полгода ходят безрогими. Зимой сбросят рога — и пока отрастят новые, да пока еще те затвердеют… А ведь тоже оружие, и неплохое. И вот я все жду: может, потомство Сата отрастит себе рога поветвистей, да и прекратит сбрасывать. Но пока не дождался…

Элисия внезапно остановилась; каким-то неясным чувством пастух ощутил, что она хочет сказать нечто важное. Ее нежное, зарозовевшее от прохладного воздуха лицо порозовело еще гуще.

— Ты лжец! — заявила она.

— Что? Почему бы это?

— Я знаю: ты учился в Аббатстве Святого Марта. Отец Альберт до сих пор сожалеет, что ты все бросил и не поехал в Саск. Не стал священником и…

— Я и не говорил, что не учился, — возразил сбитый с толку Даниэль. От Элисии накатывает горячая волна смятения — но что за речь о пустяках? — По-моему, ты не спрашивала про мое ученье, — добавил он миролюбиво.

Синие глаза потемнели, точно небо перед грозой.

— Ты начинал учиться на священника! У тебя дар понимать живых тварей, способность к предвидению…

— Мои способности спят, не разбуженные. — Даниэль невольно улыбнулся, вспомнив, с каким жаром отец Альберт доказывал, что в высшей степени грешно зарывать свои таланты в землю и не развивать дар предвидения. — Я удрал из Аббатства, когда мне все надоело — учиться, пить лукинагу, бросать Сорок Символов… Плевал я на них и на предвидение! Я хочу работать с лорсами.

— Лорсы! — фыркнула Элисия. — Вечно на уме одни лорсы… Ты мысли читать умеешь?

— Нет.

— Ложь.

Даниэль помолчал, разглядывая ее лицо. Ноздри тонкого носа нервно трепетали.

— Почему ложь? — спросил он.

— Ты знаешь, что со мной было, — проговорила она с нажимом, глядя ему прямо в глаза. — Почему я уехала из… — она запнулась, — из дома и оказалась в этой глуши.

Даниэль пожал плечами. Хладнокровный жест, как он надеялся, успокоит ее волнение.

— Я не священник и не умею забираться в чужую память. И не стал бы, даже если б умел. Я не знаю, что у тебя было в прошлом.

— Так и не знаешь? — бросила Элисия с внезапной враждебностью. — По Атабаску гуляют разные сплетни… и кое-что довольно близко к правде. Ты заметил? Кроме тебя, за мной уже никто не ухлестывает, все отступились. Кому я нужна? — Она горько и зло усмехнулась.

— Мне нужна.

— Ты так говоришь оттого, что никого не видишь и не знаешь, кроме своего зверья.

— Неправда, — возразил он с достоинством. — Я знаю одну девушку с синими глазами… которую люблю. — Даниэль перевел дух и продолжил с таким чувством, словно летел в овраг с обледенелого откоса: — Хочешь, будем вместе жить у лорсиного загона? Отец Альберт нас обвенчает…

— Да? — спросила она так, что он умолк на полуслове.

Ее лицо побелело, а глаза, наоборот, стали черными — так страшно расширились зрачки, и теперь вокруг них голубело лишь тонкое колечко радужки.

— Элли, — Даниэль взял ее руки в меховых рукавичках, осторожно сжал. — Я правда тебя люблю.

На ее лице мелькнуло отчаяние. Она рванулась, оставив рукавички в его пальцах.

— Дани, я… — у Элисии задрожали губы. — Наверно, ты и впрямь не знаешь… Я была… была в прислужницах у колдуна, — вымолвила она через силу.

Даниэль помолчал, осмысливая сказанное. Это было совсем не то, что он предполагал, — хотя, по большому счету, нисколько не меняло дела.

Он улыбнулся.

— Понимаю. Тебе наскучило прислуживать колдуну, и ты сбежала. Отлично! Хозяйничать в доме лорсиного пастуха гораздо проще и не в пример веселее. Согласна?

Элисия не приняла его тон. В глазах по-прежнему читалось страдание.