Читать книгу "Я люблю время - О'Санчес"

В моей собственной жизни я зову себя просто Зиэль. В земной жизни, в Полном Питере есть у меня фамилия, имя и отчество.

Глава 2

Ни войны, ни эпидемии, ни вредные привычки – ничто нас не берет! Похоже, природа неизлечимо подсела на человека.

Питерский «час пик» не так уж и страшен обывателю, если он пешеход и не торопится к станку с утра пораньше. В советское время – да, хоть в метро, хоть в трамвае, хоть в восемь утра, хоть в шесть вечера – невыносимо всюду: только выкарабкался из транспортной душегубки – сразу же пристроился в длинную и такую же душную во всех прямых и переносных смыслах очередь за… маслом, сигаретами, носками, туалетной бумагой, ботинками, авторучками, билетами в кино, газетами… Постоял вдоволь – и, как правило, купил, не то, так это – все равно пригодится… За телевизорами и холодильниками, автомобилями и квартирами очереди в магазины не стояли; те очереди, которые за социалистическим дефицитом, за так называемыми предметами роскоши, они долгие, живут не только в специальных списках, но прорастают в сердцах и умах человеческих, они надомны, эти очереди, неотвратимы и незыблемы, но зато каждый вовремя подсуетившийся счастливчик знает, что еще три, пять или каких-то восемь лет ожидания – и ему выпадет счастливый черед покупать собственный автомобиль марки «недофиат-66». Казалось бы, неудобно этак-то жить, завистливым завтрашним днем, неуютно… Однако взамен изобилия, наблюдаемого сквозь игольное ушко, была стабильность в обществе, предсказуемость и уверенность в завтрашнем дне. Кто мог знать, что тот стабильный завтрашний день – так резко обернется нестабильным сегодняшним?…

Да, а теперь нет никаких очередей за легковыми и грузовыми моторами, но есть ежедневный и изобильный час пик для активных автовладельцев. В метро им ездить унизительно, в пробках стоять – накладно и утомительно, вот и мучаются, бедные, разрываются в намерениях и стимулах, но на велосипеды и трамваи никак не пересаживаются.

Велимиру, принципиально пешему, гораздо проще путешествовать по мегаполису в поисках зарплаты и развлечений: захотел – к его услугам станция метро «Пионерская», захотел – «Старая деревня», либо «Комендантский проспект» – а там двадцать три минуты – и он в офисе. В этот простой будний день Велимир решил почему-то воспользоваться «купчинской» веткой, хотя обычно предпочитал правобережную линию, все еще менее загруженную пассажирами, чем древняя «московско-петроградская». Многоразовая карточка удобнее, но жетон – надежнее, Велимир любил снобствовать на свой манер и пользовался только жетонами, а в наземном транспорте расплачивался наличными. Зато не будет жаба душить – рассуждал он про себя, а чаще вслух – чтобы платить за маршрутку, когда вот-вот подойдет троллейбус, пусть и переполненный малость, но – оплаченный, то есть – почти бесплатный.

Человек – не пчела и не овца, чтобы добровольно сбиваться в рой или в гурт, ему противоестественно ощущать, как со всех сторон в него дышат, упираются, вдавливаются соплеменники, глупцы, не нашедшие лучшего места и времени, чем стоять рядом и оттаптывать тебе остроносые туфли по двести уедов пара… По странному течению обстоятельств, Велимиру несложно путешествовать в переполненном метро: даже утром, когда на некоторых станциях у пассажиров хрустят очки, зонты и кости, Велимир стоит (он очень редко ездит в метро сидя) один, в центре невидимо очерченного круга, диаметром в 91,5 сантиметра и никаких неудобств с толкотней и защупываниями не имеет. Почему так происходит и почему соблюдается именно такой, довольно странный размер пространства? Да потому.

Есть у Велимира тайные способности, отличающие его от простых граждан и могущие запросто решить 99% с гаком всех мыслимых насущных человеческих потребностей, сверхъестественные способности, которые и столичному архичиновнику из лицензионного комитета не по карману, но нынче в кайф ему жить, почти не выходя из народа, вот он и живет как ему нравится.

На «Горьковской», при высадке-посадке, выскочила вдруг глумливая цыганская морда из хмурой толпы, кольнула взглядом Велимира – и пропала. Однако одного этого мига хватило, чтобы благодушное настроение улетучилось, уступив место сонному неудовольствию и смутной тревоге. Велимир выковырнул оба наушника, чтобы музыка не отвлекала, и принялся думать и вспоминать: где бы он мог видеть этого цыганчика со старомодными фиксами в препохабном рту?… В прошлой жизни, в фильме, или на той неделе?… «Следующая станция „Сенная“! Осторожно, двери…» О, черт! Велимир подналег и против течения успел вывинтиться из вагона на перрон, сопровождаемый энергичными диагнозами и пожеланиями потревоженных пассажиров.

Без восьми десять, чика в чику – успевает к верстаку… И он успел – вовремя, как всегда.

Но, все же, хорошее настроение к нему так и не вернулось в то июньское утро, а неприятность – вот она, не иначе цыган сглазил, – да премерзкая: прощай теперь мечта плейбоя о сегодняшнем рабочем дне, безнравственно и бессовестно закошенном под личную жизнь и иные развлечения. Но, с другой стороны, – и деньги командование посулило нешуточные, есть за что землю носом рыть…

Вот как все началось.

– Вил! Срочно к шефу! – Только-только успел поерзать задом – притереться к стулу да ткнуть пальцем в кнопку чайника, чтобы вскипел, да сказать «скоро будет» в назойливую трубку, – и вот тебе на: алый ноготок с розочкой на длинном пальце стучит по прозрачной пластмассовой переборке…

– Во-первых, здравствуй, Светик мой ясный. Ты как? Отлично выглядишь. Во-вторых…

– Не идиотничай. Бегом к шефу. И причешись, пожалуйста. Я уже хотела тебе на трубку звонить…

– А у меня нет трубки. Вернее, есть, но смотря что понимать под…

– …да вспомнила, что нет. Иди, давай, и прекрати свои пошлости.

– Какие? Изи, изи, детка, тэйк изи… Подойди же поближе к прилавку, видишь же – у меня плечи в окошечко не проходят. Ну, Света…

– Грабли спрячь, вот какие. Ты дождешься, лопнет когда-нибудь мое долготерпение…

– Дождусь, солнышко, ох, дождусь! – Буфера у Светки-секретарши отменные, ноги длинные, личико милое, однако на этом ее достоинства для Велимира и заканчиваются, поскольку она устойчиво глуповата, волосы красит и словарным запасом почти не пользуется, а без этого, без высокого культурного уровня, привередливый Вил делить ложе с замужней дамой и к тому же любовницей шефа – не согласен. Вил – гордец: ранг дублера-любовника, пусть даже у самого шефа – ему низковат представляется. И еще одно достоинство: Светка грозится только, а терпение у нее не лопается и шефу она не закладывает, на это Илонка есть, вторая секретарша.

Наконец-то в операционном зале закончили вечный ремонт, вытеснили в другое помещение орды наглых риэлтеров и их крикливых клиентов. Теперь видно, что это солидный, весь в золоте и лепнине, Зал Фондовых Операций, а не спекульвалютный шаражмонтаж, навроде того, что раскинулся у «Московских ворот». В центре зала по небольшому квадратному периметру – ряды мониторов, перед ними тихо сидят группки «физиков-шизиков» – физических лиц, которые смотрят на бегущие строчки цифр в столбцах и мысленно переводят их в убытки и барыши. Время от времени они бросают свои скудные капиталы на покупки тех или иных бумажных ценностей, чтобы виртуальные выгоды сделать светлой явью… Соросы, н-на фиг. Надеются каждодневной игрой на фондовом рынке сколотить себе состояние. Но это они зря: при том скудном объеме оборотного капитала, который каждый из них может себе позволить – даже и в случае частых выигрышей почти весь навар уходит на комиссионные брокерским фирмам… Впрочем – пусть дерзают, все подпитка фондовому рынку и обслуживающему персоналу оного. Велимир прикидывал про себя не раз и не два: даже с учетом нулевых комиссионных и некоторых его способностей, возможность сделать на этой арене по настоящему крупные «бабки» и не привлечь при этом постороннего внимания (любого: налогового, бандитского, административного, конкурентного), которое всегда вредит дальнейшему ведению дел – весьма призрачная, если прямо не сказать: нулевая. Кусочек века таков: когда ты в коллективе, в бригаде, в ватаге, в артели, в номенклатуре – тебе проще выдержать угрозы извне. Но зато гораздо труднее отлепить, отодрать от себя и поставить на место бывших соратников-неудачников, этих пиявок и прилипал, только и жаждущих присосаться к чужому заслуженному успеху… Но Велимир живет и не высовывается, и ему хорошо.