Читать книгу "Эпоха последних слов - Дмитрий Тихонов"

— Какая-то мистическая чушь. Ты просто испытал сильное потрясение, и потому…

— Мистическая чушь? — Рихард вдруг улыбнулся. — А птицы, утащившие на наших глазах тело великого магистра через разбитое окно — не мистическая чушь?

Вольфганг пожал плечами:

— Так или иначе, это вовсе не означает, что твои сны — вещие.

— Это означает, что вселенная свернула с верной тропы, и теперь уже недостаточно скипетра и кадила, чтобы оградить нас от ужасов бездны. Наоборот, прежние символы утратили силу, перестали иметь значение. Тысячи наших соратников, обладавших не менее истовой верой в Орден и его дело, месяц назад по неизвестной причине превратились в стаю обезумевших зверей. Наш магистр, лорд-архитектор, человек, которому мы безоговорочно повиновались, речам которого внимали с благоговением, погиб — и его унесли птицы. Птицы! Ты сохраняешь верность идеалам и традициям, но отказываешься посмотреть правде в глаза. Вспомни Клятву Паладинов! Мы же давали ее вместе!

— Не надо, брат! — попросил Вольфганг почти жалобно. — Не…

— Клянусь хранить и преумножать! — чеканил Рихард строки старой орденской клятвы. Слова его гулким эхом разносились под сводами ночного леса. — Клянусь созидать и исцелять ради торжества света над тьмой! А если нарушу я свои обеты, если, предав истину, ступлю на путь лжи, пусть душа моя ввергнута будет в предвечный мрак, пусть когтями разорвут ее совы и вороны, обитатели беспросветных чащ… помнишь? Совы и вороны, Вольф! Они пришли за ним, и мы оба знаем это!

— Но ведь магистр…

— А что нам известно о магистре или его делах? Человек слаб, и чем выше он стоит, тем слабее становится. Пророчество исполнилось, появление птиц свидетельствует лучше любых документов о том, по какому пути он двигался. Никто и никогда раньше не слышал о подобном! Часто ли птицы уносят людей? А тут фигура речи, красивая фраза вдруг воплощается в жизнь! Мы стояли там и все видели.

— Да я до сих пор понятия не имею, что мы видели!

— Врешь! Причем не мне, а себе врешь! Ты все отлично помнишь и отлично понимаешь, но отказываешься в этом признаться! Наш возлюбленный наставник, лорд Раттбор ввергнут в предвечный мрак, а с ним и весь Орден. История Паладинов закончилась тем вечером. Башни сгорели, в них погибли архивы! А рыцари или перебиты или бродят по окрестным полям, выкрикивая нелепую околесицу и размахивая обломками мечей.

— Не все! — возразил Вольфганг. — Кроме нас, есть и другие, кто сохранил рассудок!

— О, да, я их видел. Хорошо разглядел, как эти… светочи разума, пользуясь суматохой, выламывали дверь в орденскую сокровищницу или накачивались до беспамятства медовухой в погребах. Сколько бы рыцарей ни уцелело, Ордену уже не возродиться. Его время прошло. Наверное, ты единственный, кто еще готов проповедовать прежние идеалы и следовать им.

— Ну хорошо. — Вольфганг поднял руки над головой, словно признавая свое поражение. — Хорошо. Но тогда объясни мне, Рихард, почему ты согласился последовать за мной? Почему помогаешь нести книги к алхимикам? Почему, когда мой конь пал, ты отпустил своего? Зачем все это, если теперь значение имеют другие вещи?

Рихард молчал. Они долго смотрели друг на друга, одинаково высокие, широкоплечие, светловолосые. На удивительно похожих лицах застыло одно и то же выражение: сердито сдвинутые брови, прищуренные глаза, плотно сжатые тонкие губы. С раннего детства, когда различить их могла только мать, братья гордились своим сходством и всячески подчеркивали его: носили одну и ту же одежду, единообразно заплетали волосы, одинаково двигались, говорили, дрались. В пятнадцать лет, упав с лошади, Вольф обзавелся длинным шрамом на спине, но уже через несколько недель такой же появился и у Риха. Став послушниками в Ордене Паладинов, они получили абсолютно идентичные доспехи, а для того, чтобы наставники и командиры все-таки могли определить, с кем конкретно имеют дело, на правых наплечниках близнецы выцарапали начальные руны своих имен — «Р» и «В».

Они никогда не расставались, очень редко ссорились, понимали друг друга с полуслова, и каждый всегда готов был вступиться за другого в споре или схватке. Братья представляли собой единый монолит с двумя лицами, который казался нерушимым, но все же дал трещину месяц назад, в покоях на вершине Заставной Башни, когда окровавленная ворона, сидя на лице магистра, прокричала свое проклятье.

— Сдаюсь, — сказал наконец Рихард. — Я наговорил много глупостей. Прошлое ушло, но книги, что мы несем, сохранят его в себе. Прошлое ушло, но в нас по-прежнему течет одна кровь. Поэтому можешь рассчитывать на меня. Как раньше. Мир?

Он протянул руку, и Вольфганг без промедления пожал ее, широко улыбнувшись.

— Твои кошмары скоро прекратятся, брат. Вот увидишь.

— Мне бы такую уверенность. Сколько еще до рассвета?

— Немало. Ты поспал всего пару часов. Может, снова ляжешь?

— Ни за что. Глаз не сомкну до следующего заката. Разведем огонь?

— Пожалуй. И еще… — Вольфганг многозначительно подмигнул. — У меня осталась почти не тронутая бутылка вина.

— Это когда я засыпал, она была «почти не тронутая», а сейчас, наверное, уже выпита до дна?

— Возможно, незаметно подкрались враги и немного уменьшили наши запасы, но на пару достойных порций грога должно хватить.

— Великолепно.

Братья быстро соорудили костер, подвесили над ним черный от копоти котелок, наполненный вином с ароматными пряностями. Вдыхая запах закипающего грога, вглядываясь в языки пламени, пляшущие на сложенных шатром поленьях, каждый из них думал об одном и том же: о реке времени, которая, как и любая другая река, течет только в одном направлении. О девушках, что ждали их теплыми летними вечерами, о матери, что ждала их всегда, о верных друзьях, чей голос им больше никогда не услышать. Каждое мгновение уникально и бесконечно — в башнях Паладинов этой заповеди учили в первую очередь: так юных послушников готовили к суровому быту рыцаря, полному смертей, расставаний и горя. Случившееся однажды больше не повторится, но навсегда запечатлит себя в вечности, а потому цените моменты счастья, запоминайте их, носите с собой — тогда вам будет, ради чего сражаться.

Братья хорошо усвоили эту простую истину, и в течение последнего месяца только она не давала им сорваться в беспросветную пропасть отчаяния. Теперь они хранили жизни тех, кто погиб, обезумел, бесследно сгинул в хаосе, обрушившемся на мир.

* * *

К полудню близнецы выбрались на широкий тракт, ведущий на юго-запад. До крепости алхимиков, конечной цели их путешествия, оставалось еще около четырех суток пути. Здесь, в приграничных землях, несмелое освоение которых началось лишь после подписания мирного договора с орочьими каганатами около полувека назад, редко встречались деревни, поля или фермы. С обеих сторон серой, непроглядной стеной возвышался старый лес. Иногда на дорогу выходили ворота хорошо укрепленных усадеб, но людей не было ни видно, ни слышно. В прошлом году братьям довелось сопровождать караван, направлявшийся к алхимикам по этой же дороге, а потому они знали, что впереди должен стоять большой постоялый двор.