Читать книгу "Завещание императора - Александр Старшинов"

– Что он орал?

– «Вон! Убирайся…» Не давал вставить в ответ ни слова… Центурион Валенс на нас так никогда не орал, как этот сумасшедший грек. Я ушел ошеломленный. Даже перебрался в греческую библиотеку. Но тут меня охватили подозрения. Решил, что старик хочет похитить свиток Суллы. Украдет и напишет свою книгу о войне на Востоке… и это меня так разозлило. Я аж закипел от подобной догадки – будто негашеную известь кинули в воду. Ворюга! Да еще на меня орет! Я схватил стиль со стола и побежал назад. И что же я вижу! Футляры и свитки разбросаны по полу, а Паук борется с каким-то парнем в грязной тоге. Но при этом левой рукой прижимает к груди футляр. Миг – и парень полоснул старика по горлу.

– Ужас… – прошептал Приск без всякого выражения.

– Точно – ужас, – подхватил Фламма. – Не знаю – что тогда со мной случилось. Наверное, вспомнил, как мы с даками сражались. Подлетел я к этому парню и пырнул его стилем в бок. Потом рванул из рук умирающего старика футляр и пустился бежать – назад в греческую библиотеку. По дороге засунул футляр под тогу. Влетаю в залу, ору: «На помощь, Паука убили». А я – весь в крови. Это парень успел меня ранить в руку, но, как и когда – я даже не заметил. Там у нас как раз находился один из рабов, что таскает футляры и всякую мебель, здоровый такой, но жуткий тупица, кажется, и читать не умеет. Он ухватил палку, которой открывает наверху рамы, чтобы в жаркий день не было душно, и помчался к «латинянам». Он-то и не пустил убийцу в греческую половину – треснул пару раз так, что тот понял: меня ему не достать, и дал деру.

– А ты?

– А я забился в экседру, где ты меня потом нашел, ну и… вытащил свиток из футляра. Я был так уверен, что это книга Суллы, что, не задумываясь, сломал печать и развернул пергамент. Стал читать и понял…

– Да неужели? Неужели понял?

Фламма отчаянно закивал. Почему-то Фламма напомнил Приску в этот миг черного щенка, которого обрекли на жертву Гекате. Да уж, сегодня все мысли – о смерти и кровавых жертвах.

– А прежде чем сломать печать, не поглядел, чья она? А?

В этот раз жест отрицательный.

– Ты не обделался, когда прочел? – спросил Приск зло.

– Нет, я просто удивился.

– Чему…

– Ну, тому, что предсказание Тиресия не сбудется.

Фламма замолчал, кажется, до него только сейчас начало доходить, в какую отчаянную историю он влип. И втравил старого друга.

– Это завещание, Фламма, – произнес тоном злобного учителя Приск. – Завещание императора Траяна! Ты слышишь? А? Слышишь или нет?

– Я-то слышу, – прошипел Фламма, – а тебе совершенно не нужно орать, чтобы слышал еще кто-то другой. Что вижу завещание, я понял очень быстро. И еще понял, что имени Адриана в этом пергаменте нет. А ведь Тиресий предсказал Адриану, что тот будет императором после Траяна. Мы ведь это все знаем…

Приск несколько раз кивнул и прошелся по библиотеке.

Ну да! Про предсказание всему славному контубернию известно. И не только одному контубернию, а многим и многим… А вот про то, что пророчество это выдумал хитрец Кука, а предсказатель Тиресий только озвучил, знают немногие. Так что ничего провидческого в этом предсказании никогда не было. Сами выдумали, сами воплощаем… Дела исключительно земные.

– Завещание императора должно храниться в храме Весты, – напомнил Приск. – А не в библиотеке, где какой-то Фламма может сунуть нос куда не надо!

– Великая дева нередко бывает у нас. Она уже посещала Форум Траяна во время посвящения колонны. Ах да! Теперь я вспомнил: в тот день она долго разговаривала с Пауком.

– Колонну посвящали чуть более месяца назад, – уточнил Приск. – Значит, тогда они и сговорились, что весталка принесет завещание, а Паук… Паук должен был его кому-то передать. Но кому? – Приск уставился на библиотекаря.

– Откуда мне знать! – Фламма заерзал в кресле.

– Что же получается? – продолжал рассуждать вслух хозяин, все убыстряя шаги, – библиотека казалась ему теперь клеткой, а сам он – запертым в нее зверем. – То ли Паук проговорился, то ли кто-то другой узнал, что Великая дева переправила завещание в библиотеку. И прислал своего человека опередить Паука и завладеть пергаментом.

– То есть получается… У нас сразу парочка врагов?

– У нас? – Приск остановился и ястребом уставился на товарища. – Парочка? А про императора ты не забыл?

Фламма потерянно молчал.

Приск взял пергамент, медленно свернул, так же медленно положил в футляр (Фламма не отрывал взгляда от его рук, но ни о чем не спрашивал), футляр спрятал в окованный медью сундук и запер на замок. Теперь в сундуке военного трибуна хранилось завещание Траяна. Приск ни мгновения не сомневался, что завещание подлинное, хотя все в окружении императора хором утверждали, что Траян свою последнюю волю еще не записал. Такая маленькая хитрость – не позволить претендентам начать склоку прежде, чем Траян умрет.

Но роль властелина Рима друзья обсудить не успели – в дверь поскреблись.

Приск распахнул ее так резко, что стоявший за ней мальчишка лет восьми едва не упал.

– Лекарь явился… – сообщил мальчонка, с изумлением заглядывая в комнату – что это хозяин так дергается?

Приск молчаливо махнул рукой в сторону кресла, давая понять, что, мол, раненый здесь, и им можно заняться. А сам вышел в атрий.

* * *

Чудища морские получились почти как настоящие. Рыбы били хвостами и разевали рты, очутившись на берегу, кальмары скручивали узлами щупальца, морские звезды лежали на песке – только протяни руку и возьми. Мастер в точности перенес рисунок хозяина на пол, подобрал камешки с любовью: множество оттенков серого – от темного, почти черного, до мутновато-белого, каким бывает густой туман в дакийских ущельях, синие камешки – от лазури до густого черно-синего (такой бывает морская пучина во время шторма, когда ярится и надувает щеки Борей). А вот и желтый – золотистый, воистину солнечный, а рядом светлый, как лепестки отцветающего лютика…

Кориолла сидела на скамье в атрии, поджидая мужа. Накануне они немного поцапались, и теперь Кориолла первая – как всегда – искала примирения. И еще она надеялась – опять же как всегда – настоять на своем.

Заслышав шаги Гая, Кориолла вскочила, одернула длинную столу – хозяйке богатого дома не пристало расхаживать в короткой тунике даже по комнатам.

– Пойдем в сад, я покажу тебе грядку с левкоями… – улыбнулась она.

Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. До рождения сына их не было. После вторых родов Кориолла располнела, но полнота ей шла, делала более женственной.

Перистиль был гордостью хозяйки, ее детищем. С двух сторон окруженный портиками – и в каждом по двенадцать новеньких беломраморных колонн. По углам чернели туи и кипарисы, а на грядках с левкоями творилось розово-лиловое буйство.