Читать книгу "В дороге - Олдос Хаксли"

Очки

Я никогда не отправляюсь в путь, не захватив с собой внушительный набор оптики. Пара очков для чтения, пара очков для дальних расстояний и пара моноклей на всякий случай — их я всегда беру с собой. Чтобы все это разбить, потребовалось бы землетрясение или железнодорожная катастрофа. Чтобы все сразу потерять, надо быть полным идиотом. Кстати, когда знаешь, что очки есть, чувствуешь себя спокойно, ведь все не так просто, как объясняют нам ученые мужи, и трудно противостоять проделкам дьявола. Одни очки могут разбиться или потеряться, когда они больше всего нужны или когда меньше всего этого ждешь. Неодушевленные предметы, назовем их так, совсем не дураки; когда очки знают, что в карманах и чемодане у вас лежит еще парочка, они понимают, что безнадежно проиграли, и не предпринимают попыток сломаться или исчезнуть, более того, стараются быть на глазах.

Выбрав время между весенним равноденствием и осенью, я отправляюсь на юг, поближе к солнышку, мои запасы пополняются тремя парами солнцезащитных очков — очками со стеклами светлого и темного зеленого цвета, а еще черными очками. Больно и даже опасно смотреть на сверкающую пыльную дорогу, белые стены, отливающие металлическим блеском, голубые жаркие небеса. В зависимости от приближения или удаления лета, от того, начинается день или заканчивается, я водружаю на нос светло-зеленые, темно-зеленые или черные очки. Таким образом мне удается снижать освещенность до терпимых пределов.

Но даже если бы я совсем не страдал от избытка света и мог бы, проявляя героизм, не моргать, подобно орлу — или сварщику, то и тогда я брал бы с собой в путешествия по южным странам солнцезащитные очки. Ведь они имеют не только практическое, но и эстетическое предназначение. Защищая глаза, они одновременно улучшают окружающий мир.

Когда подъезжаешь к великим пустыням, которые на расстоянии в несколько тысяч миль опоясывают землю по эту сторону тропика Рака, пейзаж перестает меняться, что нам, жителям севера, кажется переменой к худшему. Он теряет роскошный зеленый цвет. К югу от Лиона (кроме как в горах и на болотах) нет ни единой травинки, достойной так называться. Лиственные деревья тут плохо приживаются и уступают место черным кипарисам и соснам, темно-зеленым лаврам и светло-серым оливам. Зеленый цвет в итальянском пейзаже или светлый и пыльный, или темный, блестящий. Только поднявшись на две тысячи футов — и только так — можно увидеть нечто, напоминающее великолепный, светящийся зеленый пейзаж Англии. Типичный пейзаж Северной Италии — гористый: внизу растут оливы, а наверху, где не возделывают никакие культуры, голо и черно. Все же такой пейзаж — не совсем удачный компромисс между северным и южным пейзажами. Английская природа богата и приятна благодаря обилию цветов и влажно поблескивающим травам и листьям. Их земную роскошь несколько умеряет и романтизирует туманная дымка, препятствующая ясному видению. А вот южный средиземноморский пейзаж, который впервые возникает перед нами в Террачине, поражает своей обнаженностью, резкими линиями и суровой красотой. Небо необыкновенно чистое, и кажется, что земля вдалеке — не земля вовсе, а окрашенный в разные цвета воздух. Северная Италия — это не север и не юг, она не чистая и сияющая и не округлая, мягкая, роскошно зеленая.

Как раз тут, где солнце не сжигает все подряд и пейзаж не отличается предельным аскетизмом, здравомыслящий турист надевает зеленые очки. И тотчас происходит чудо. Пропыленная трава вдруг обретает сочность и наполняется жизнью. Если в серой листве олив осталось хоть немного зелени, она являет себя глазам с необыкновенной силой. Иссушенные леса воскресают. Виноград и пшеничные колосья как будто глотнули живительного дождя. Словно к пейзажу прибавилось то, чего ему не хватало, чтобы стать идеально прекрасным. В зеленых очках можно любоваться и северным пейзажем, однако созданным искусственно и более величественным — более ярким, более благородным, более театральным и романтическим.

Полезно надевать зеленые очки на побережье северного Средиземноморья. На юге голубое море становится темно-синим, как ляпис-лазурь. Это темное, как вино, древнее море контрастирует с залитой солнцем землей и становится более, чем всегда, воздушным, чистым и прозрачным. Однако к северу от Рима синий цвет обретает большую глубину; это фарфоровая, а не лазурная синева. У моря в Монако и Генуе, Специи и Чивита-Веккии голубой стеклянный блеск, как у кукольных глаз, — и их взгляд очень скоро покажется вам злым, такой он пустой и блестящий. Однако наденьте зеленые очки, и этот пустой взгляд тотчас обретет глубину, загадочность и засияет между кипарисами подобно водоемам в садах виллы д'Эсте в Тиволи. Мгновение назад бессмысленный, он теперь манит, как сирена, а нависающие над морем бесплодные горы мгновенно зеленеют, словно под легкой стопой Весны.

Или, если вам так больше нравится, можете надеть черные очки и таким образом придать цвету глубину, чтобы он стал винно-темным, как Средиземное море в Греции, в Magna Graecia[12]и вокруг островов. Однако черные очки не украшают землю. Рядом с темным морем южные берега словно сотканы из сверкающего воздуха. Если смотреть через черные очки, то море на севере становится темнее; но и земля делается как будто тяжелее и тверже. Увы, еще не придуманы очки, которые делают мир чище, яснее и прозрачнее, благодаря которым серый пейзаж начинает сверкать, как на солнце, и север кажется югом.

Сельская местность

Забавно и необъяснимо то, что желание жить вне города и любовь к природе сильнее всего проявляется в тех европейских странах, где хуже всего климат и где поиски красивого пейзажа сопряжены с наибольшими неудобствами. Поклонение природе увеличивается прямо пропорционально увеличению расстояния до Средиземного моря. Итальянцам и испанцам природа как таковая не интересна. Французы испытывают некоторую любовь к сельской местности, но не достаточную, чтобы жить там, если есть возможность жить в городе. Южные немцы и швейцарцы — исключение из правила. Они ближе к Средиземноморью, чем парижане, и все же природу любят больше. Исключение исключением, но если учесть удаленность от океана и горную местность, эти люди большую часть года живут в холоде. В Англии, где климат ужасный, мы до того любим природу, что ради привилегии жить за городом готовы вставать и летом, и зимой в семь часов утра, в дождь и жару ехать на велосипеде к станции, расположенной довольно далеко, а потом целый час трястись в поезде, добираясь до места работы. В свободное время мы совершаем пешие прогулки и считаем удовольствием проводить отпуск в путешествиях. В Нидерландах климат намного хуже, чем в Англии, следовательно, голландцы должны еще больше любить природу. Но если в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге земля не очень-то годится для строительства дома, то она достаточно тверда, чтобы выдержать палатки. Не имея возможности жить в деревне, голландцы как никто умеют разбивать лагерь. Когда бедный дядюшка Тоби поставил палатку в тех местах и обнаружил, что совсем промок, ему пришлось жечь отличный бренди. Но ведь дядюшка Тоби всего лишь англичанин, и климат, в котором он вырос, в сравнении с голландским можно назвать целительным. Более стойкие голландцы живут в палатках ради удовольствия. О Северной Германии достаточно сказать, что она родина пешего туризма. Что же до Скандинавии, то вряд ли сыщется другое такое место на земле, за исключением тропиков, где бы люди с такой готовностью избавлялись от нелишней, казалось бы, одежды? Шведская страсть к природе настолько сильна, что ее можно адекватно выразить только на природе. «Подобно бестелесным душам, — говорит Донн, — тела, сбросившие одежды, должны вкусить все радости». Благородные, обнаженные и куда более современные, чем все остальные европейцы, шведы купаются в ледяной воде Балтийского моря и бродят голыми по девственным лесам. Кстати, осторожные итальянцы купаются в своем теплом море всего два месяца в году; у них всегда под рубашкой нательная фуфайка и они никогда не выезжают из города, если есть такая возможность, разве что летом, в самое пекло, но ненадолго, да осенью, когда делают вино.