Читать книгу "Другая жизнь - Элен Алекс"

— Ну… что-нибудь из Шекспира, — попытался докончить мысль Люк Беррер.

— Неплохая идея, — радостно поддержал его Тернер-младшенький.

— А что, черт возьми, из произведений Шекспира еще не было экранизировано? — громко спросил Дон Тернер.

— Ну… мы можем представить что-нибудь в современном свете, — сказал Люк Беррер.

— А какое из произведений Шекспира еще не было представлено в современном свете? — спросил Дон Тернер еще громче.

— Ну… я думаю, — сказал Люк Беррер, — я думаю, такую вещь можно попытаться найти.

Дон Тернер молча отвернулся от Люка Беррера. Тот развел руками и твердо решил больше сегодня не высовываться.

Слово взял Марк Тимпсон, известный писатель и сценарист, которому в последнее время многие радостно намекали, что он творчески иссяк.

— Можно попытаться написать неординарный боевик, — сказал Марк Тимпсон.

Все с удовольствием воззрились на старину Марка Тимпсона.

— В вашем боевике что, — сочувствующе спросил его Дон Тернер, — победят «плохие»?

За массивным столом послышались тихие, редкие смешки.

— Что-то в этом роде, — сказал Марк Тимпсон, — это будет очень психологичный боевик. У него будет такой неординарный и неожиданный конец, что публика просто ахнет.

— Ну, — терпеливо спросил Дон Тернер, — и что же это будет за конец?

— А это нужно будет придумать, — сказал Марк Тимпсон.

— А почему же вы до сих пор такой замечательный сценарий не придумали? — спросил Дон Тернер.

— Это очень сложно, — сказал Марк Тимпсон, — и потом, я сам еще до конца не понял, что я тут пытаюсь предложить.

Джефф Дармер осторожно посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой. Дон Тернер терпеливо подождал, пока не прекратится откровенное веселье за столом.

Боб Тернер тоже весело похихикивал в рукав пиджака и виновато поглядывал на старшего брата.

Марк Тимпсон ужасно на всех обиделся. Если они думают, что писать сценарии очень легко, пусть сами попробуют.

Слово взял Эйб Робинсон.

— У меня есть идея, — сказал он.

И присутствующие медленно повернули головы к Эйбу Робинсону. Ибо его слова были произнесены с таким серьезным чувством и таким твердым голосом, что в зале уже почувствовалась материализация некой идеи, в правильности и совершенстве которой можно было не сомневаться.

— Мы внимательно тебя слушаем, — сказал Эйбу Робинсону Дон Тернер.

Эйб Робинсон развел руки в стороны и улыбнулся.

— Это — любовь, — сказал Эйб Робинсон.

На вытянувшихся лицах коллег вновь отобразился еле сдерживаемый смех. А лицо мудрого Дона Тернера снова покрыла печаль: его опять провели.

— Что? — сказал он Эйбу Робинсону.

Но Эйб Робинсон решил промолчать.

— Ты больше ничего не хочешь сказать? — печально спросил Дон Тернер.

— Вы же в меня не верите, — сказал Эйб Робинсон.

А Дон Тернер уже как раз дошел до такого состояния, когда он с удовольствием кого-нибудь бы убил. И начнет он сегодня, пожалуй, с Эйба Робинсона.

— Мы верим в тебя, — вежливо улыбнулся Дон Тернер, — мы верим в тебя больше, чем в самих себя. А потому с удовольствием выслушаем все, что бы ты нам сейчас ни предложил.

Эйб Робинсон еще немного помолчал, а потом сдался.

— Ну хорошо, — сказал он, — я попытаюсь.

Все собравшиеся за столом тут же расслабились и откинулись на спинки стульев. Ведь если кто-то из них взялся говорить о чем-либо более-менее серьезно, то все остальные вполне могли себе позволить хоть немного сегодня отдохнуть.

— Итак, — сказал Эйб Робинсон, — о технической стороне, рекламе и антирекламе мы поговорим потом. А сейчас о самой картине. Я предлагаю снять фильм о любви. В любви есть жизнь. Кирпичный дом возле реки, высокое дерево рядом с домом и даже дым из трубы — все это любовь. Кто-то любит Шекспира, кто-то не понимает Берроуза, кто-то предпочитает сладкий кофе, а кто-то терпеть его не может. Но на подсознательном уровне мы все одинаковы. В жизни, в этом великолепном и беспрецедентном шоу, участниками которого мы с вами являемся, есть некие субстанции, которые находят отклик в сознании абсолютно каждого человека, какой бы при этом у него ни был уровень общего развития, культурный и нравственный потенциал, пристрастия, взгляды и привычки. На уровне внутреннего и эмоционального восприятия мира мы все абсолютно одинаковы.

Когда в одном помещении с Бобом Тернером вдруг кто-то начинал долго и умно говорить, на Боба Тернера тут же нападала жуткая зевота. Он и к психоаналитикам по этому поводу неоднократно обращался, ничего не помогало. И поэтому Боб Тернер держал уже двумя руками рот и мечтал только об одном: чтобы Эйб Робинсон когда-нибудь сегодня замолчал.

— Я предлагаю снять картину о том, на чем стоит наш мир. Я не буду приводить здесь долгих и нудных расчетов, чтобы доказать, что наш мир держится на любви и только на любви, думаю, вы и без меня об этом давно знаете. Я предлагаю снять этот фильм, — сказал Эйб Робинсон, — но только вот одно условие. Мы должны будем снять его, руководствуясь эфемерными, подсознательными категориями. У нас не будет ни сценария, ни конкретной идеи, ни музыки, ни главных героев. Нет, конечно, это у нас будет, — невозмутимо продолжал он, — но только все это придет нам на ум уже в процессе работы над картиной. Нам придет на ум, каких взять в нашу картину героев, какую написать музыку, какие слова вложить в уста наших героев, но лучше, если они придумают для себя эти слова сами.

— То есть… как это сами? — не понял Дон Тернер.

— Да так, — пожал плечами Эйб Робинсон, — пусть что хотят, то и говорят.

— Вы вполне уверены в правильности своей идеи? — спросил его Дон Тернер.

— Вполне уверен, — сказал Эйб Робинсон, — ну не то чтобы мы пустим все на самотек, нет. У нас будет примерный план, вот Марк Тимпсон нам его и составит.

Марк Тимпсон оскорбленно смотрел на всех присутствующих.

— Мы не будем идти на ощупь, мы будем руководствоваться общеизвестными мировыми понятиями, категориями и субстанциями, — невозмутимо продолжал Эйб Робинсон, — например, такими элементарными, как плюс-минус, белое и черное, холодное-горячее, мужское и женское начало. Вот вам и два главных героя, которые должны будут вобрать в себя все эти понятия. Дальше. Четыре времени года, четыре стороны света — это тоже можно будет как-то обыграть, положим, для начала, западный мужчина и восточная женщина.

— А что-нибудь более конкретное вы можете нам сейчас предложить? — устало спросил Дон Тернер.

Боб Тернер изо всех сил таращил глаза в пространство, чтобы не заснуть.

— Да, конечно, — сказал Эйб Робинсон, — во-первых, мы не должны брать в наш фильм профессиональных актеров.