Читать книгу "Квантовый вор - Ханну Райаниеми"

Она будет иметь вкус лимонного шербета, решает архонт.

— Магия, — говорю я ей. — Тебе известно, как работают магические трюки?

Я уже вернулся в свое человеческое состояние. Воспоминания об обостренном чутье и компьютерной мощи постепенно тускнеют, но еще живы, словно фантомная боль в утраченной конечности. И, кроме того, внутри меня остался архонт, запертый в моих костях, в глубоком компьютерном морозильнике.

Мы сидим в тесном складском модуле, его вращение вокруг оси обеспечивает силу тяжести, а корабль занимается восстановлением. А вокруг нас сверкающий поток космических кораблей, растянувшийся на тысячи кубических километров, но благодаря увеличительным свойствам корпуса «Перхонен» кажущийся близким. Здесь и сверхскоростные суда зоку с колоссальным выбросом тепла, для которых один день путешествия равен тысяче лет, и похожие на китов медленные корабли с зеленью и миниатюрными искусственными светилами внутри, и повсюду, словно мотыльки, летают сгустки мыслей Соборности.

— На самом деле все очень просто, дело в нейробиологии. Отвлечение внимания.

Миели игнорирует меня. Она накрывает стоящий между нами столик. На нем оортианские блюда: странные прозрачные пурпурные кубики, извивающиеся продукты синтетической жизни, аккуратно нарезанные — и тщательно сложенные — разноцветные фрукты, а также два маленьких бокала. Движения Миели сосредоточенны и размеренны, словно она совершает какой-то ритуал. По-прежнему не обращая на меня внимания, она вынимает из стенного шкафчика бутылку.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Мы празднуем, — отвечает она.

— Да, это стоит отметить. — Я усмехаюсь. — Должен признаться, мне потребовалось немало времени, чтобы понять. Ты не поверишь, но разум Соборности можно обмануть. Ничто не меняется. Я переключил его сенсорные входы и закачал в них имитацию, основанную на показаниях спаймскейпа «Перхонен». Он до сих пор уверен, что строит Тюрьму. Только очень медленно.

— Понимаю.

Она хмурится, глядя на бутылку, вероятно, размышляя, как ее открыть. Отсутствие интереса к моему гениальному плану вызывает у меня раздражение.

— Понимаешь? Это похоже на простой трюк. Посмотри.

Я протягиваю руку к ложке, делаю вид, что обхватываю ее пальцами, а на самом деле сталкиваю себе на колени. Затем поднимаю обе руки и раскрываю ладони.

— Исчезла.

Миели изумленно моргает. Я снова сжимаю левый кулак.

— Или трансформировалась.

Разжимаю пальцы, и на ладони извивается ее драгоценная цепочка. Я протягиваю цепочку Миели. Ее глаза сверкают, но она медленно наклоняется и берет у меня из рук свою драгоценность.

— Ты к ней больше не прикоснешься, — произносит она. — Никогда.

— Обещаю, — искренне говорю я. — С этого момента действуем как профессионалы. Согласна?

— Согласна, — несколько изменившимся голосом отвечает она.

Я глубоко вздыхаю.

— Со слов корабля я узнал, что ты сделала. Чтобы вытащить меня, ты спустилась в преисподнюю, — говорю я. — Что же заставило тебя на это решиться?

Она не отвечает и резким движением отвинчивает пробку бутылки.

— Послушай, — продолжаю я. — Это касается твоего предложения. Я передумал. Я украду то, что тебе так необходимо украсть. И не важно, на кого ты работаешь. И даже сделаю это так, как ты захочешь. Считай, что это долг чести.

Она разливает вино. Густая золотистая жидкость очень медленно вытекает из бутылки. Я поднимаю свой бокал.

— Выпьем за это?

Раздается звон наших бокалов: чтобы чокнуться при низкой силе тяжести, требуется немалая ловкость. Мы пьем.

Таниш-Эрбен Таниш, 2343. Слабый древесный запах отличает самое выдержанное вино. Иногда его называют «Дыханием Тадеуша».

Откуда я могу это знать?

— Мне нужен не ты, вор, — говорит Миели. — А тот, кем ты был. И это первое, что мы должны украсть.

Я таращусь на нее, вдыхая «Дыхание Тадеуша». И вместе с запахом приходят воспоминания, многие годы другой жизни наполняют меня как вино наполняет бокал. «Средней упитанности, крепкая, порывистая», — говорит он с улыбкой, глядя сквозь рислинг, искрящийся жидким светом. «Кто это средней упитанности?» — со смехом восклицает она. И он уже уверен, что завоевал ее.

Однако именно он принадлежит ей все эти годы, годы любви и вина, проведенные в Ублиетте.[11]

Он — я — сумел это скрыть. Стеганография мозга. Эффект Пруста. Необнаруженные архонтами ассоциативные воспоминания, открывающиеся запахом, который невозможно уловить в тюрьме, где ты не ешь и не пьешь.

— Я гений, — объявляю я Миели.

Она не улыбается, а только слегка прищуривается.

— Значит, на Марс, — говорит она. — В Ублиетт.

Мне становится холодно. Понятно, что в этом теле и в этом разуме мне не добиться никакого уединения. Просто еще одна тюрьма и еще один надзиратель. Но эта тюрьма намного лучше предыдущей: красивая женщина, тайны и отличная еда, а еще море кораблей, уносящих нас навстречу приключениям.

Я улыбаюсь.

— Место забвения, — произношу я и поднимаю бокал. — За новые начинания.

Миели молча пьет со мной. А яркие паруса «Перхонен» уже несут нас по Магистрали.

Глава третья

Сыщик и шоколадное платье

Запах кожи на шоколадной фабрике удивляет Исидора. Шум конш-машин рождает эхо в высоких стенах из красного кирпича. Гудят окрашенные в кремовый цвет трубы. В блестящих стальных емкостях непрерывно вращаются лопасти, и каждый неторопливый поворот извлекает из шоколадной массы очередную порцию ароматов.

На полу в луже шоколада лежит мертвый мужчина. В бледном утреннем марсианском свете, падающем из высокого окна, труп выглядит как памятник страданию: худой жилистый плакальщик с впалыми висками и реденькими усиками. Глаза открыты, и видны белки, но остальная часть лица покрыта слоем черно-коричневой массы из резервуара, в который мужчина вцепился, словно хотел там утопиться. Белый фартук и вся остальная одежда так густо покрыты пятнами, что могут использоваться для теста Роршаха.

Исидор обращается к экзопамяти Ублиетта. Теперь лицо мужчины становится ему знакомым, словно лицо старого друга. Марк Деверо. Достойный в третьем воплощении. Шоколатье. Женат. Имеет одну дочь. Это первые факты, и по спине Исидора бегут мурашки. В начале каждого расследования он всегда чувствует себя ребенком, разворачивающим подарок. За этой смертью, под слоем шоколада что-то скрывается.

— Скверное дело, — раздается резкий звучный голос, от которого он невольно вздрагивает.