Читать книгу "Последний мамонт - Владимир Березин"

Жизнь их пресеклась, а может быть, отправляясь в северное странствие, они строили планы, стояли, вдыхая вольный воздух на вокзалах и пристанях, а вот их нет.

И писатель опишет их судьбы, как того сам захочет, а пуще — так, как ему велят, и останется от человека история того, как он притворялся марсианином, хотя, может быть, он не притворялся. И скажут, что ничего не было в нём человеческого, а ведь, может, и было.

И нет правды в мире, а есть лишь северное сияние, которое Михалыч видел много раз и оттого и ехал с новым начальником дальше и дальше со спокойным сердцем. Северное сияние искупало всё и служило всему оправданием.

Наконец, Еськов добрался до крайней точки своего путешествия.

Здесь предстояло зимовать, и, получив отдельную комнату в бараке, Еськов устроил её по своему вкусу.

По утрам он ходил на сопку, где стоял мрачный крест из звенящего, высушенного жёстким ветром дерева. Крест был поставлен выпускнику Навигацкой школы Алексашке Синюхаеву, что достиг этого берега, ничего, впрочем, не основал, а стремительно умер от цинги.

В правление Петра Алексеевича, когда Навигацкая школа находилась ещё в Москве и управлялась ещё Приказом морского флота и Адмиралтейств-коллегией, там читал лекции сам дьявол. Говорили, что он казался человеком лет сорока пяти; лицо у него было доброе и приветливое; глаза светлые и ласковые. Приятная улыбка почти беспрестанно блуждала на устах его; он говорил прекрасно, голосом сладкозвучным; много пил медовой сыти, потому что сахар на Руси ещё не привился, но курил много, оттого, что так велел делать всем Пётр Алексеевич. Он излагал искусство путешествий в страну гипербореев и к центру Земли, как нынешний ученый — начала динамики или теории бесконечно малых величин. Странный преподаватель Навигацкой школы утверждал, что искусство путешествия есть не что иное, как возможно более точное вычисление сил, производимых на двигающегося человека известным сочетанием магнитных и ветряных действий, смешением в воздухе чужих стран некоторых веществ, которые принуждают невидимые могущества производить над путешественником некоторые непроизвольные действия; степень этого повиновения, зависящая отчасти от большего или меньшего склонения к северным льдам, может быть подведена под законы, столь же точные, как те, которые управляют движением небесных светил. Это была алгебра, примененная к путешествиям вместо штурманской науки.

Лекции его, судя по названиям, были весьма примечательны: «Мнение Геродота о скифах, живущих во льдах», «Точное определение места, где находится путешественник, окружённый покровом вечной ледяной ночи», «О курениях, необходимых для оставшегося без провианта путешественника», «Простое средство сделаться тёплым, замерзая во льду, и стоит ли его применять», «Каким образом вернуться из царства снегов».

Лекции дьявола были бесплатными, лишь в конце он заметил, что в качестве вознаграждения за второе полугодие — когда будут раскрыты еще более замечательные тайны путешествий — он возьмет душу и тело одного из смертных, на кого падет жребий. Жребий пал на молодого Синюхаева, который, не смущаясь, вышел из классов последним, а когда дьявол потянулся к нему, сказал: «Вы обознались, тот ученик идет за мною». Нечистый схватил тень Синюхаева и исчез, а остроумный гардемарин отправился от Москвы посевернее и повосточнее и много лет после этого странствовал по Северу на благо России и расширения её границ.

На высокой сопке над бухтой была, по преданию, зарыта голова майора Прилуцкого. Майор был убит в сражении с великим северным народом двести лет назад, но о нём до сих пор рассказывали сказки в чумах.

Майор был воплощением зла для северного народа — потому что это был человек с запада, пришедший уничтожать непокорных.

В сказках он носил разные имена, но суть его оставалась одна — чёрный ужас войны.

В октябре они проводили караван.

Еськов в первый раз видел это — как, гудя, уходит последний корабль, а люди молча смотрят ему вслед. В толпе пили, передавая друг другу бутылки с женатым и неженатым спиртом. Папиросы сыпали на ветру искры, и эти искры летели, оставляя косые красные дуги в темноте.

А потом пришёл месяц декабрь, чёрный месяц.

Еськов выходил к океану и смотрел, как переливаются в небе разноцветные полосы.

Чёрный, чёрный месяц декабрь похож на одеяло, надвинутое мальчиком на голову.

Потому как придёт месяц декабрь, так меняется верхний мир, что чашей покрывает мир средний. А мир средний, что зовётся Ырт, становится совсем чёрным, и всё оттого, что солнце зацепилось за его край.

Эти дни странные, жди беды, когда развернёт над миром, что называется Ырт, своё одеяло младший бог, а по-нашему, ангел верхнего мира. Одеяло это складчатое, в блёстках и полосах. Если оно появляется на небе, то, значит, сон ангела верхнего мира беспокоен. Беззвучно ворочается ангел на краю верхнего мира, беззвучно шевелится его одеяло, и знак это недобрый, потому что мучают ангела люди, что ведут себя неверно. Лишают своими делами они ангела покойного сна, как блохи — собаку.

Ведь все люди, что живут на свете в мире Ырт, просто снятся ангелу наверху, и как начнут люди убивать и мучить друг друга сверх обычного, так сон ангела портится. А уж если он проснётся, то зальёт мир Ырт смертный холод и остановится время.

Встанет время навсегда, и замрут люди, кто как стоял. А ангел подоткнёт одеяло и снова заснёт — сном спокойным и пустым, будто большая плоская льдина.

Только не будет в этом сне никого, кроме большой рыбы, что живёт в океане и неподвластна ангелу верхнего мира.

Но пока спит ангел верхнего мира, пока он на своём месте, каждый год он ногой задевает солнце, что зацепилось за край его чёрного звёздного дома.

В крайние дни декабря сонный ангел задевает ногой солнце.

И только поэтому оно начинает всплывать в чёрной воде верхнего мира.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Шеклтон и философия открытия Арктики. Дважды два капитана

Певек, январь 1951

69°42′00″ с. ш. 170°19′00″ в. д.

Еськов поселился с авиационным человеком Григорьевым. В принципе, можно было поселиться и одному, даже холостым геологам это как-то удавалось. Но все предпочитали общение одиночеству.

Еськов внимательно всмотрелся в своего будущего напарника. Григорьев был человек немолодой, годившийся ему в отцы, хотя всякое у людей в жизни бывает в этих местах.

Да и век такой, неспокойный.

Еськов уже познакомился со всеми сверстниками в управлении, и один из них, Олег, открыл тайну.

— Ты только его не дёргай, Кирилл. Он лётчик классный, только сбили его, да он в плен попал. На две недели, но это уж было всё равно. С тех пор у него всё как-то не заладилось, вот не заладилось — и всё.

Григорьев оказался молчуном, и Еськова это очень устраивало.