Читать книгу "Бытие наше дырчатое - Евгений Лукин"

ГЛАВА 4

НА УЛИЦЕ

Да ещё безумный, убежавший из больницы,

Выскочил, растерзанный…

Валерий Брюсов

Вырвался! Как и всякий закоренелый грешник, он чувствовал при этом одновременно и стыд, и радость.

Обогнув магазин «Недотыкомка», что на углу Батюшкова и Чаадаева, Артём свернул в скверик, где спросил в аптечном киоске стакан воды и, проглотив залпом три водочные капсулы, присел на скамью — подождать, пока усвоится.

Вскоре напряжение спало. Расслабившись, Стратополох задумчиво выпятил губы, затем спохватился и подобрал. Симптом хоботка. Вряд ли заподозрят в кататонии, но, как говорится, бережёного бог бережёт.

Некоторое время литератор благожелательно озирал аллею, затем взгляд его упал на уличный автомат «Моментальная патография». В последнее время их понатыкали повсюду. Помнится, узнав впервые значение этого странного слова, Стратополох похолодел. «Изучение творчества писателей, поэтов, художников, мыслителей с целью оценки личности автора как психически больного». Оказалось, ничего страшного. Новое развлечение многим пришлось по вкусу, особенно подросткам: набирали на мониторе какую-нибудь малоприличную чушь, а потом ржали по-жеребячьи над диагнозом.

Артём поднялся и, подойдя к автомату, сунул в прорезь кредитную карточку. Набрал на память полстрофы, тронул пусковую клавишу, после чего минут пять, не меньше, любовался полученным ответом:

Но тих был наш бивак открытый:

(1. Афония — утрата голоса, отсутствие звучной речи при сохранении шёпотной в рамках истерических психозов и неврозов; 2. Клаустрофобия — непреодолимый страх замкнутых помещений.)

Кто кивер чистил весь избитый,

(Мизофобия — навязчивая боязнь загрязнения при неврозопобных дебютах шизофрении.)

Кто штык точил, ворча сердито,

(1. Автоматизм амбулаторный — вариант сумеречного нарушения сознания, характеризующийся правильным выполнением сложных целесообразных действий; 2. дисфория — угрюмое, злобно-раздражительное настроение, обычно предшествующее припадку эпилепсии.)

Кусая длинный ус.

(Трихофагия — патологическое влечение к поеданию волос. Наблюдается при психопатиях, шизофрении, олигофрении.)

Литератор повеселел, отпустил монитору шелбан и, не без злорадства произнеся вполголоса: «Так-то вот, Михал Юрьич!» — изъял карточку из прорези.

Обернувшись, оказался лицом к лицу с невысоким крепышом средних лет, тоже, видно, решившим поразвлечься. При виде Стратополоха крепыш попятился, потом понял, что деваться некуда, и, нахмурившись, сунул ладонь для рукопожатия.

Башенный череп с плоским затылком и нависающим лбом, несколько деформированные ушные раковины, седловидное переносье, упрямо выпяченная нижняя челюсть. Странно. Когда-то это лицо Артёму хотелось назвать сократовским. Теперь же он твёрдо знал, что подобные черты прежде всего свидетельствуют о наследственном пороке развития. Впрочем, в словаре, помнится, присутствовала ещё оговорка: «Интеллект иногда не нарушен». Не был он нарушен и в данном случае.

— Давненько, давненько… — скрипуче проговорил Стратополох. — А тебе со мной здороваться можно?

— Почему ж нельзя?

— Ну… не знаю… Подхватишь идеологическую инфекцию, потом, не дай бог, рецидив…

Собеседник натянуто усмехнулся.

— Да нет. Это как ветрянка: разок переболеешь — больше не заразишься…

Обменявшись ещё парой фраз в том же роде, приблизились к скамейке, присели, с насторожённым любопытством глядя друг на друга.

— В «Прибежище»? — осведомился бывший друг и соратник.

Стратополох кивнул.

— И жена отпускает?

— Нет.

— А как же ты?

— Пробился. Штыком и гранатой…

— А на принудиловку отправит?

— Да не за что пока…

— Найдёт… — обнадёжил собеседник.

Помолчали. Напротив желтел сквозь листву корпус больничного комплекса «Эдип», в одной из палат которого, по слухам, пребывал на излечении знаменитый Паша Моджахед, страдавший манией величия и, несмотря на все усилия врачей, упорно именовавший себя главой Временного Правительства Сызново. Стратополох достал сигареты, протянул пачку старому знакомцу. Тот отрицательно мотнул головой.

— Закодировался, что ли?

— Нет. Сам. Всё сам… Усилием воли…

Артём закурил. В сквериках это дело ещё позволялось.

— И с учёта сняли?

— Ну да! С учёта не снимают. Хожу проверяюсь… раз в два месяца…

— Да я не о куреве.

— Я тоже.

Кривлялся на сквознячке сигаретный дым. Помигивал синим глазком автомат «Моментальная патография».

— В «Последнее прибежище» не тянет?

— Поначалу тянуло. Теперь нет. Что я там забыл?

— Отечество, например…

— Отечество?! В «Прибежище»? — Собеседник сатанински всхохотнул. — Окстись, Артём! Примете по стопке — и давай рукава от страсти жевать… А чего жевать, спрашивается? Человеком надо быть хорошим — вот тебе и весь патриотизм!

— Это что, цитата?

— Нет. Экспромт.

Стиснув зубы, Артём Стратополох поднялся и раздавил окурок о край урны. Как вошь. Как классового врага. Вернулся, сел.

— То есть Родина для тебя теперь — доктор Безуглов?

Ответом была бесстыдная и, что самое жуткое, вполне искренняя улыбка.

— А почему нет? Ты что же, думаешь, я его идеализирую? Не вижу насквозь?

— Интересно… — процедил Артём. — Ну-ка, ну-ка…

— Начнём с того, что специалист он хреновенький. Можно даже сказать, шарлатан…

— Та-ак… Дальше.

— Мотивы его, согласись, вполне понятны и особым благородством не отмечены. Почему он, к примеру, объявил патриотизм нетрадиционной сексуальной ориентацией? Месть. Не более чем месть. За то, что патриоты упекли его в дурдом при Паше Моджахеде…

— Знаешь, — задумчиво молвил Артём, — в «Последнем прибежище» тебя за такие слова на руках носили бы. Хотя нет… Там ведь у нас и президентолюбивые встречаются… Скажи, пожалуйста, ты с каждым так теперь откровенничаешь или только со мной?

— Пошёл ты!.. — Собеседник обиделся и замолчал.

— Извини, — сказал Артём. — Значит, во-первых, ты говоришь, шарлатан, во-вторых, злопамятен… Это тебя в нём и привлекает?

Внезапно противник ухмыльнулся и добродушно, чуть ли не ободряюще потрепал Артёма по колену.

— Нет, — ответил он. — Меня это в нём отталкивает. И тем не менее, согласись, Сызново его стараниями помаленьку превращается…