Читать книгу "Великая степь - Виктор Точинов"

Будет не больно — она знала — будет прекрасно…

… Хаа после их купания не уплыл в глубины, он оставался рядом, и он ощущал страстный призыв Женьки… Длинный раздвоенный язык показался из пасти. У основания он достигал толщины мужской руки, но самые кончики были тонкими. Очень чувствительными. Очень нежными… Они дотронулись до загорелой груди еле заметным прикосновением — Женька изогнулась им навстречу, Женька застонала — они невесомо, воздушно скользнули вниз и…

…И все кончилось.

Резко и грубо.

Взвыли сирены в городке — неожиданно, как всегда оно и бывало. Второй раз за утро — но эта тревога не закончилась так же быстро, как и началась… Перекликались на разные голоса ревуны у штаба, и на периметре, и на батареях побережья, и в других местах — не осталось ни одного человека в Девятке и окрестностях, не слышавшего мерзкий вой. Сирены вкручивались в мозг на барьере ультразвука, даже переходили этот барьер — Хаа услышал.

На подобные звуки у айдахаров выработался стойкий неприязненный рефлекс. Многотонное тело исчезло в озере мгновенно, хотя и бесшумно.

Женька не видела, что происходит в Девятке — расстояние небольшое, но прибрежные холмы прикрывали и городок, и значительную часть озера. Но тревога не рядовая. Сейчас начнется… Она торопливо оделась, каждое мгновение ожидая услышать перестук очередей или рявканье танковых пушек. И гадала: где? Периметр? Пляж? Водозабор?

И тут все смолкло. Тишина заложила уши. Ей стало страшно, казалось — это не банальный отбой тревоги, там все кончилось внезапно и быстро, они не успели выстрелить из чего-либо или что-то взорвать, и Девятки больше нет, и она осталась одна в степи, сейчас она поднимется на холм, и…

Она поднялась — бегом, запыхавшись. Девятка стояла на месте. Василек приветственно махнул с вышки. Похоже, он так до сих пор и смотрел в одну точку — туда, где Женька час назад перевалила через холм. Она стала спускаться, выравнивая дыхание…

8

Васильку надлежало неотрывно наблюдать за степью, на то и был поставлен на вышку. Но сейчас он мечтательно смотрел на Девятку, где исчезла между гаражами Женька. Смотрел и думал о многом: что не вечно ему быть черпаком, что еще полгода — и будет у него право попроситься в Отдел, к Гамаюну, и он попросится, и будет ходить в степь, в рейды, где огонь и смерть, и носить будет не опостылевшее мешковатое х/б третьего срока, а ладно пригнанный по фигуре желтовато-серый камуфляж, и черную парадку, в Отделе парадки черные, как у морпехов — издалека все узнают боязливо. И Женька… Василек не знал точно, что получится у него, вернувшегося из степи героя, с Женькой — но наверняка что-то хорошее, не то торопливо-гнусное с изнывающими от безделья бабищами, о чем шепотом хвастали порой ребята, командированные на офицерские квартиры (пока хозяин на службе) починить-перетащить-разгрузить… Что-то чистое и светлое.

Скорее всего, многое могло в мечтах Василька сбыться — был он не дурак и не трус, просто молодой очень — а добровольцев Гамаюн принимал охотно…

Но жить Васильку оставалось меньше восьми часов.

III. Ткачик

1

— Ну и? — спросил Ткачик свистящим шепотом Смотрел он в сторону, рот не раскрывался, губы не шевелились — чревовещание, да и только.

Главное и так ясно — прогулка старшого заканчивалась без ЧП. Но хотелось подробностей. Никого не повязали — в развалинах к прицелу приникшего или на дороге ветошью прикинувшегося, это понятно. Но, может, кто подозрительный встретился? Не такой, как всегда? Царапнувший по восприятию?

Лягушонок искусством чревовещания не владел, низко нагнулся над своими рыбацкими причиндалами, демонстрируя стороннему взгляду, будто что-то там у него стряслось. Крючок отвязался или черви разбежались. Ответил тихо и зло:

— Ну и ни хрена. Давай отбой, мичман. Здесь уже никто не станет… Я и так тут с удочками примелькался, как дурак туда-обратно по берегу…

Лягушонок распустил завязку на чехле с удилищами и стал неторопливо завязывать снова. Рыбалку он не любил, удочки служили чистой декорацией. Чехол маскировал СВД. (Плохо маскировал, честно говоря. Снайперская винтовка Драгунова в сборе, с обоймой и оптикой, куда шире связки удочек. И тяжелее.)

«А что делать», — подумал Ткачик. Что делать, если в Девятке для учета спецов твоего профиля и уровня не нужны компьютеры. И калькуляторы… И простые счеты не нужны. Достаточно пальцев одной руки. Ты да я, да мы с тобой. Да еще Багира.

Багира вообще сегодня изображала чудное видение. Или утреннюю посталкогольную галлюцинацию — рыжий длинный парик, плоская сумочка через плечо, косметика (!), обтягивающее платье (!!), туфли на каблуках(!!!),.. Каблуки, правда, долго целям маскировки не прослужили… После пяти-шести ковыляющих шагов перекинула сумочку вперед — характернейшим, кстати, жестом: точь-в-точь как АКСУ из походного в боевое; выдернутым оттуда ножом — по каблуку. Потом — по другому. Зашагала менее женственно, но более уверенно.

И без каблуков эффект был. Редкие встречные мужики останавливались, морщили лоб, смотрели вслед. Неизвестная женщина на Девятке — чудеса. Не бывает. Галлюцинация… Но и Багира — без улова. Никто на старшого с близкой дистанции не покусился. Хотя расслабляться рано.

— К «Хилтону», — скомандовал Ткачик. Глянул на часы. — Восемь сорок шесть, водовозка только что подъехала… Там — последний шанс. У них…

Лягушонок вздохнул и быстро пошагал к гостинице, помахивая удочками и изображая жертву бесклевья. Обогнал Гамаюна. Багира — уже там, заняла позицию чуть поодаль.

Пошел и Ткачик — другой дорожкой, параллельным курсом, прикрывая сзади.. Он тоже оделся в цивильное — спортивный костюм, кроссовки. Пробежка, дескать… Спортсмена Ткачик изображал упарившегося — куртка снята, рукава завязаны вокруг пояса. И что спрятано на поясе — не видно. Благо торс позволял не опозорить и здесь, в далеких степях, честь Российского Флота. Ни грамма лишнего — атлетичный мужик был Ткачик, сам сознавая то без ложной скромности и ложной гордости. И — был опасный.

Очень опасный.

2

Ткачик даже споткнулся от внезапной мысли.

Айдахар тебе в душу… Мы все — козлы, кретины… Боец, обычный боец! Мы десять раз прогнали всю партитуру и просмотрели самое очевидное: бойца. «Орлята» пошлют бойца. И тот попытается завалить старшого где угодно — на хрена ему руины, на хрена безлюдное место. Может сработать — потому что Карахар тоже этого варианта не просчитывал.

Проклятье!

Ткачик ускорил шаг, ругая себя и коллег. Их подвела обычная инерция мышления. Прикидывая, как могут действовать дилетанты (пусть даже и повоевавшие, но не имеющие опыта в ликвидациях) в крошечном городке, где любой знает любого, хотя бы в лицо, где не затеряться, не раствориться в толпе после акции, они учитывали лишь жилой городок и его обитателей — офицеров, прапорщиков, гражданских… Все члены боевой группы «орлят» были отсюда. И за ними приглядывали — особенно сегодня. Но! Население казарм (а это больше пяти тысяч, даже с учетом потерь и за вычетом гарнизонов Постов на трассе, «двойки» и «единички») — никто в расчет не брал. Не имелось там у пернатых пропагандистов-агитаторов, и низовых ячеек не имелось — доморощенные муравьевы и бестужевы собирались солдатиков использовать втемную, подняв по спровоцированной тревоге…