Читать книгу "Материя - Иэн Бэнкс"

Сопровождаемый (точнее, подгоняемый) Фантилем, Орамен заглянул в свои покои, схватил там большой ездовой плащ, стоически вытерпел расчесывание — Фантиль прошелся гребнем по его каштановым волосам, а потом бросился вниз по ступенькам во двор, не забывая по пути кивать мрачным лицам и молитвенно сцепленным пальцам. Задержал его только посол октов.

Посол походил на гигантского краба. Его прямое яйцеобразное тело, размером с туловище ребенка, имело темносинюю окраску и было усеяно крохотными зелеными наростами — то ли тонкими зубчиками, то ли толстыми волосками. Его трехсекционные конечности (четыре болтались, как ноги, а четыре вроде бы служили руками) были словно раскалены докрасна. Каждая заканчивалась небольшой двойной клешней — синего цвета, как и остальное тело. Эти Z-образные конечности выступали, несколько асимметрично, из четырех черных шпеньков — мясистых орудийных жерл, как всегда казалось Орамену.

Существо это с тыла и с боков опиралось на раму из полированного металла. Сзади к ней были приделаны более массивные конструкции, явно содержавшие средства для беззвучного парения в воздухе: во время него посол порой выделял немного странно пахнущей жидкости. Ряд трубок из другого цилиндра вел к тому, что считалось лицом, — оно располагалось в середине основного тела и было прикрыто подобием маски, через которую иногда просачивались крохотные пузырьки. Посол весь сиял, а если присмотреться внимательнее — как Орамен, — то выяснялось, что все его тело словно обволакивает тончайшая жидкая пленка, кроме разве что маленьких зеленых волосков и синих клешней. Октское посольство размещалось в прежнем бальном зале солнечного крыла дворца и было, естественно, до краев заполнено водой.

Посол с двумя октами, один чуть мельче его, другой чуть крупнее, проплыли над плитками коридора к Орамену и Фантилю, когда те достигли последнего лестничного пролета. Секретарь остановился, увидев этих трех существ. Орамен решил было не следовать его примеру, но успел передумать и услышал, как Фантиль тяжело вздохнул.

— Орамен-муж, принц, — сказал посол Киу-при-Пурле. Его голос напоминал шуршание сухих листьев или звук загорающегося гнилого дерева. — Тот, кто дал вам жизнь, породил, больше не есть, как не есть наши предки, благословенная Мантия, которые дал жизнь, породил нас. Скорбеть в горе пришло время и все другие подобные чувства терпеть. Силу которых я с вами не разделить. И все же. Долготерпение призываю я на вас. Догадываться можно. Вероятно, догадки будут иметь место. Плоды. Передачи энергии, как наследование. И это мы делить. Вы. Мы. Хотя в тесноте, в узких проходах мы не есть чувствовать хороши.

Орамен уставился на это существо, не зная, что отвечать на очевидный бред. Из собственного опыта он знал, что бормотание посла, по виду безумное, возможно, имело труднонаходимый смысл, если только поразмыслить как следует (и записать сказанное, если удастся), но сейчас для этого не было времени.

— Благодарю вас за добрые слова, — пробормотал он, кивнув, и продолжил спуск по лестнице.

Посол чуть подался назад, оставив на плитках маленькую сверкающую лужицу.

— Храни вас. Идите к тому, к чему вы направляетесь. Возьмите то, что я бы дал вам. Знание подобия. Окты — наследники — происходят от Вуали, наследуют. Вы наследуете. И еще я соболезновать.

— Счастливо оставаться, мой господин, — сказал Фантиль послу, после чего он и Орамен поклонились, развернулись и застучали каблуками по ступенькам последнего пролета, направляясь на цокольный этаж.

В конюшенном дворе царила неразбериха — целое сборище герцогов, графов и рыцарей спорили, кто должен отправиться с принцем-регентом в недалекое путешествие, чтобы встретить тело возвращающегося короля.

Орамен держался в тени, сложив руки на груди и ожидая, когда подведут его скакуна. Он отошел назад, ступил в кучу навоза у высокой стены, досадливо чертыхнулся и затопал ногой, чтобы очистить подошву, потом попытался соскрести налипшее о стену. Навозная куча еще дымилась. Интересно, подумал Орамен, можно ли по внешнему виду и консистенции кучи определить животное? Наверное, да, решил он.

Принц поднял голову и посмотрел вверх — на небо. За светом фонарей, укрепленных на стенах конюшенного двора и освещавших его, все еще была видна тускловатая красная линия охлаждающийся след от Пентрла. Тот зашел уже много часов назад и должен был вернуться лишь через несколько дней. Орамен посмотрел в сторону близпол юса, откуда всходил Домити, однако ночь была относительно долгой, и даже до предзари этого светила оставалось еще несколько часов.

Орамену показалось, что он видит сквозь тьму очертания башни Кинде-йиин; Ксилискинская располагалась ближе, но ее нижнюю часть скрывала высокая башня дворца. Однако он не был уверен. Ксилискинская. Или 213башня52 — название, данное их менторами, октами. Принц полагал, что лучше говорить «Ксилискинская».

Он снова обратил внимание на двор. Сколько знати собралось здесь! А он-то считал, что все сражаются с делдейнами. С другой стороны, его отец давно провел четкую границу между теми, кто сообщал двору изящество и мягкость нравов, и теми, кто мог участвовать в современной войне. Рекруты, великолепно-пестрые, ведомые в бой своими господами, не исчезли, но часть новой армии стала полностью профессиональной, а часть была представлена неплохо подготовленным ополчением. И командовали отныне капитаны, майоры, полковники и генералы, а не рыцари, лорды, графы и герцоги. Среди собравшихся во дворе Орамен заметил нескольких высших церковных иерархов и нескольких парламентариев, тоже отстаивавших свое право сопровождать принца. Он-то наивно представлял себе, что поедет один или с двумя-тремя сопровождающими. А оказалось, что он возглавит маленькую армию.

Орамену советовали не принимать никакого участия в сражении, которое развернулось сегодня в долине. Да у него и не было интереса к этой схватке, ведь предыдущим вечером всех категорически заверили, что сражение пройдет согласно диспозиции Уэрребера: до сего дня этот генерал числился среди лучших королевских стратегов. Отчасти это вызывало у принца сожаление. Всего два-три года назад его увлекли бы и очаровали машинерия войны, тщательно выверенная диспозиция, покорили бы колоссальная сложность планирования и строгая функциональность жестоких решений.

Но с тех пор он почему-то потерял интерес к военным делам. Они — эти дела — казались глубоко враждебными новой эре, которую приближали, которой помогали закрепиться. Сама война становилась старомодной, анахроничной. Неэффективная, расточительная, до крайности разрушительная, она не имела никакого отношения к сверкающему прагматическому будущему, которое предвидели величайшие умы королевства.

Только люди, подобные его отцу, могли скорбеть по прошлому. А он приветствовал будущее.

— Мой принц, — пробормотал кто-то сзади.

Орамен повернулся.

— Тоув! — воскликнул он, обнимая молодого человека. Тоув Ломма был его лучшим другом почти с младенчества. Теперь он стал армейским офицером и носил форму старого Летного Корпуса. — Ты здесь! Я думал, ты сражаешься! Как хорошо, что ты здесь!