Читать книгу "Одесса-мама. Каталы, кидалы, шулера - Анатолий Барбакару"

Так или иначе, но единожды кинутая крупная сумма все же лучше мелкой. К тому же многие «нижние», недооценивая собственные силы или просто опасаясь кидания на крупные суммы, готовы порой довольствоваться малым, тем самым снижая показатели всей бригады в целом. Чтобы стимулировать кидал «на подвиги», руководство не считает кинутую мелочь вроде десятки или пятерки «хорошо проделанной работой» и часто отбирает эти «бумажки», не выплачивая за них кидалам никакой компенсации.

Скрывать от руководства кинутые суммы у кидал не принято. Менты, например, узнают о сумме буквально через десять минут, даже в том случае, если потерпевший и не думает к ним обращаться. Всегда находится еще кто-то, кроме кидал и потерпевших, кто становится свидетелем произведенной «операции».

Был случай, когда один кидала, «нагревший» своего клиента в довольно безлюдном месте где-то за будкой на пятьдесят долларов, сразу же побежал к бригадиру и, еще не достав из кармана (или рукава) купюру, перепутав у себя в голове от счастья цифры, выпалил: «Сотка!» На это бригадир ему заметил: «Еще раз напутаешь, сотку и внесешь. Доставай свой полтинник...»

Дело в том, что, пока кидала разыскивал бригадира, кто-то из ментов, пообщавшись с жертвой, закодированным словом сообщил обо всем нужному бригадиру, у которого имелась такая же рация, настроенная на ментовскую волну...

Кидалы Седьмого километра приносили ментам немалый доход. Когда в начале 199... года ментам вследствие прямого приказа сверху пришлось «наводить» на толчке «порядок» и временно убрать с рынка кидал, то менты жаловались своим знакомым и друзьям на постигшее их несчастье: «С кидалами плохо, но без них еще хуже...»

В 199... году, когда основной поток приезжих продолжал еще циркулировать в районе столов и количество кидал было самым большим за всю историю функционирования рынка, у ментов было беззаботное время.

По толчку обычно патрулировали два мента, за одним была закреплена одна половина, а за другим — вторая, но обычно они прогуливались вдвоем, чтоб не скучно было. Часто их можно было наблюдать мирно беседующими в группе бригадиров, а временами их вообще было невозможно найти в патрулируемом районе. Но если они появлялись в районе действия кидальных звеньев, сразу же по всему ряду проносился условный предупредительный сигнал. Летом 199... года это было слово «Вася», но к осени его сменили на «Сережа», так как это «Вася» порядком надоело ментам и приелось самим кидалам.

Как только патрульный появлялся в поле зрения крайнего звена и по ряду передавался условный сигнал, все «нижние» обязаны были спрятать свои табло и по возможности исчезнуть сами. Новички, которых менты еще не знали в лицо, могли сделать вид, что они торгуют разложенным перед ними на столе товаром. Остальные чаще всего прятались внутрь столов. Тут все зависело или от настроения мента, или же от финансового состояния его кармана на данный момент. Если «нижняя» не успевала спрятаться, мент быстро подходил к ней и со словами: «Опять Васю звала?» — вытаскивал ее из-под стола, затем принимался за поиски таблички.

Когда табличка тоже извлекалась на свет, мент уводил девчонку якобы в отделение, но за ближайшей будкой парочку уже поджидал звеньевой и платил менту штраф за пойманную работницу. Штраф составлял 500 тыс. купонов, что на то время по общегосударственному курсу обмена составляло 3,2 доллара. Выкуп вносился или деньгами, или валютой — это значения не имело.

В том случае, если мент при обыске не находил табло, как ни старался, то ему все равно не составляло труда придраться к «нижней», но в этом случае выкуп составлял всего 200 тыс., или 1,3 доллара. Впрочем, случалось и так, что кидалу выкупать никто не собирался, если не было почина, но тогда менты могли поверить в долг, правда, смотря кто обещает. За хорошего работника мог заплатить сам бригадир, если ни у кого из звена денег не было, а вообще он в эти дела не вмешивался, предоставляя право решать все вопросы на местах звеньевым.

Когда к мирно дефилирующему менту подходил кинутый кидалами гражданин, мент мог внимательно выслушать рассказ о происшедшем, потом, не сходя с места, начинал задавать всякие вопросы, которые могли иметь отношение к делу. Этим самым он старался выиграть время, необходимое кидалам, чтобы передислоцироваться. После этого он наконец делает вид, что во всем разобрался, и начинает размахивать руками, проявляя активность, и позволяет потерпевшему отвести себя на место преступления, многократно сетуя по поводу того, что вряд ли он сможет чем-то помочь. Мол, кидалы очень хитры, и так как на рынке их очень мало («вывели в прошлом году...»), то отыскать преступника практически невозможно. Когда лох подводит его наконец к лотку, за которым произошло «ограбление», мент снова устраивает допрос, на этот раз реализатору.

Реализатор, как правило, отнекивается и орет, что ничего не знает, что он тут ни при чем, какая-то залетная попросилась постоять рядом за столом и выставить табличку. Реализатор и разрешил — жалко, что ли? Он и не думал, что это мошенница, так как не знал, что валюту нельзя менять у частных лиц, а кроме того, всегда полагал, что на рынке никаких мошенников, кроме самих покупателей, не имеется.

Потерпевший начинал доказывать, что-де полно на толчке мошенников и менял незаконных целая куча... На это мент несказанно удивлялся, разводил руками и требовал потерпевшего показать ему хотя бы одного. Естественно, таковых в поле зрения в данный момент не наблюдалось. Одновременно с этим мент без устали вдалбливал в голову потерпевшему истину о том, что в происшедшем тот виноват лишь сам. Доллары и прочую валюту менять у частных лиц запрещено, да к тому же руководство толчка каждые пять минут передает по трансляции предупреждения о том, что надо быть внимательными.

Мент старается вовсю, чтобы потерпевший не направился в отделение и не написал заявление. Он всячески его пугает последствиями. Менты прекрасно знают, что следует говорить в подобных случаях. Наименее информированные лохи всерьез полагают, что если воришку и поймают, то долларов своих ему все равно не видать — в наказание за незаконный обмен у него изымут всю сумму.

Но если клиент попадается настойчивый, тогда мент отправляется с ним в поход по рядам в надежде опознать лицо, которое кинуло потерпевшего. Так может продолжаться порой очень долго, все зависит от степени настыр-ности лоха и от степени интеллектуального уровня патрульного.

Если же мент начинает понимать, что путешествия в отделение не избежать, он подает условный сигнал бригадиру, а тот уже сам решает, следует ли передавать дело в «высшую» инстанцию. Если он приходит к выводу, что возврат необходим, то деньги потерпевшему возвращает из рук в руки звеньевой.

Однако возвраты происходят далеко не всегда. Наиболее «крутые» бригадиры, имеющие лучшие по сравнению с другими связи среди ментовского руководства толчка, идут на возврат только в том случае, если «терпила» (так на жаргоне кидал зовут разбушевавшегося потерпевшего) не утихомиривается и в участке. Дело в том, что вышестоящие менты тоже имеют неплохие шансы отговорить потерпевшего от написания заявления и отказаться от денег. Будучи более образованными и более сообразительными, чем их неотесанные подчиненные, они прекрасно знают, как убедить лоха покинуть и участок, и вообще рынок без всяких там ненужных претензий. В подавляющем большинстве случаев это имеет успех. Исключение составляют только кинутые «авторитеты» или городские «крутые». Тогда уж вопрос о возврате не ставится ни перед кем. Вполне возможно, что и самим кидалам придется доплачивать потерпевшему.