Читать книгу "Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов"

Набычившись не хуже того регбиста, в ожидании твоей подходящей реплики, я готовил свой провокационный ответ, одной рукой держа зонт, а пальцами другой руки трогая тающую в кармане шоколадку, жалкую, по сравнению с «Мерседесом», «Аленку» за двадцать рублей, которую теперь придется выбросить незаметно.

А часа через три бесцельной и изнурительной прогулки по городу, когда мы оказались в теплом сухом подъезде, на площадке между этажами, ты вдруг взяла меня за воротник, пристукнула, затрясла, отчаянно сжав губы, и крикнула шепотом: «Ну-что-с-тобой!» – и покатился по ступенькам, ах, как вовремя покатился по мокрым ступенечкам твой оранжевый покатился, твой японский покатился зонт, щелкая железными спицами, но мы и не оглянулись на него, пускай себе катится вниз эх да по мокрым ступенечкам, и какой же я дурак, ну какой же я патологический дурак, и слава Богу, что все мои рефлексии остались при мне.

Так и познакомились. Обычная история, каких тысячи вокруг и около, но ведь происходящее с героем ему самому представляется чем-то таким исключительным, необыкновенным, о чем нестерпимо хочется с кем-нибудь поделиться. Было бы кому слушать.

Глава 6

Железная мокрая скамейка, вокруг дождь и темень, где-то рядом маячит фонарь, декольтируя ПКиО; блестит скользкий бок карусели, и все кругом такое мрачное, унылое и холодное, что хоть волком вой. Весьма стремаковая обстановка.

Чего жду? Спрашивается, чего еще жду? Сижу на скамейке, мерзну и жду чего-то непонятного, чуда, что ли? Мобильный твой почему-то заблокирован, звоню на домашний – там короткие гудки: видно, плохо положили трубку, Евка сменила сим-карту, и ее нового номера я не знаю…

Н-да… Уж не жду от жизни ничего я. Ты не придешь – это стало ясно час назад. Другой на моем месте уже давным-давно лежал бы в кроватке и почитывал Стивена, скажем, Кинга, а я вот…

Все правильно, все логично, ты уже не появишься, и все же минут пятнадцать еще посижу. Ведь мне же тепло. Ведь я же лежу на черноморском побережье Грузии, между Сухуми и Кобулети. Справа сокрушительно ворочается море, вдали идет белоснежная маленькая яхта под грот-парусом, наполненным в четверть ветра, а слева, под пляжным тентом, загорает классная девочка, и без того предельно смуглая, как негритянка. Припекает, блин, настолько сильно, что я опасаюсь солнечного удара и натягиваю кепку поглубже. Замечательный кепарь привез мне из Казани Рашид: всепогодное, непромокаемое изделие с откидными ушами татарской фирмочки «Агидель». Хитрован Костя предлагал взамен новые полукеды и галстук в придачу, но я не согласился и правильно сделал. Поэтому мне сейчас чрезвычайно тепло. Да что там тепло – мне жарко.

Шутки шутками, а под курткой только футболка, а дальше уже начинаюсь я сам: кожа, кости, кое-какие мышцы, сердечко, радость и печаль, темперамент и надежда, оптимизм, оптимизм и еще раз оптимизм. Все равно ведь придешь – так давай поскорее. Билеты в кино я уже выбросил, но есть тыща двести д-двад-двацвацва… бр-рр… двести д-двацвацва… тыща двести рублей с мелочью есть у меня – можно где-нибудь коньячку выпить, расширить сосуды.

Через два часа я двинул на остановку. Троллейбус был битком, и меня скоро согрели сомкнувшиеся вокруг тела. Играя желваками, я представлял, как загляну в твои наглые глаза – просто загляну в них, не говоря ни слова, а потом суну руки в карманы и красиво уйду, не говоря опять же ни слова – вот что самое главное – не оглядываясь, не прощаясь и не отвечая на извинения. Уйду на кухню, потому что на улице мороз, а от себя все равно никуда не уйдешь – так есть ли смысл снова мерзнуть, даже чаю не попив?

На чаепитие-то я как раз и угодил. Оказалось, что неожиданно вернулся из Германии хозяин квартиры, немолодой подтянутый Валерий Ильич Хольский, вот и сидели вы втроем вокруг раздвинутого стола; он оживленный, лысый, с мощным энергетическим натиском, а когда поднялся и протянул мне руку, оказалось, что ростом Валерий Ильич чуть больше полутора метров. Вы с Евой бодрились, но было заметно, что это маленькое застолье не слишком вас веселит; вы уже привязались к этим стенам, полгода все же прожили, да и платили только за свет, воду да газ.

Мне бы совместить неожиданный приезд Хольского со всеми этими слежками и простукиванием стен, и тогда, может быть, у меня открылись бы глаза на некоторые другие подозрительные вещи, но в тот вечер безмолвствовало мое серое вещество. Ну, понятное дело, именно Валерия Ильича и имел в виду Ганс – до этого-то я додумался. А вот до всего остального нет. Я сидел, болтал, пил чай, курил с Хольским у форточки кислые немецкие сигарки и рассказывал местные новости, а он слушал, похохатывая и потирая ладонью лысину – водился за ним такой периодический жест. Как многие коротышки, был он очень крепкий, с широкой грудью и плечами тяжелоатлета, думал и говорил быстро, понимая тебя с полуслова, – я не успеваю закончить фразу, а он уже отвечает, раскатисто хохоча над своей же шуткой, которыми старался закруглить всякий абзац.

Ночевать Валерий Ильич поехал к друзьям в Крылатское, дав вам пару дней на освобождение квартиры. Оказывается, вы должны были съехать отсюда еще в субботу, ан не съехали, дотянув до последнего.

На другой день мы с Рашидом перевезли к вам в общежитие все эти мешки, коробки и скотчем перемотанные поленницы книг, и вместе с переездом события стали развиваться в поразительно драматичной и закономерной последовательности, словно наконец-то отказали какие-то изначально ненадежные тормоза.

На лекции не хватало времени, ибо день и ночь я зарабатывал деньги и искал подходящее жилье для нас с тобой: то рысачил курьером фирмы, занимавшейся недвижимостью, то ночь напролет сортировал прессу на складе «Роспечати» у гостиницы «Арктика», то ехал куда-нибудь в Лобню посмотреть квартиру и вживую переговорить с ее хозяином. А на Москву валил и валил снег, словно небо решило как можно скорее выпасть в осадок, но в четверг снег перестал, показалось солнце и ударил мороз.

Глава 7

Я учился в Литературном институте, в семинаре писателя Глеба Воронина. Это был хитрый и умный мужик лет шестидесяти, при советской власти издавший десяток однотипных романов: он, она, родственники, друзья, отношения развиваются медленно и непросто; на заднем плане Москва и Подмосковье, с дачами, лыжами и электричками. Главный герой мечется между бабами, кризис среднего возраста, вялотекущая бытовуха, то – сё. Он считал себя последователем Юрия Трифонова, показывал «Дом на набережной» и «Обмен» с теплыми автографами автора, а последние лет десять писал исключительно для серии «ЖЗЛ»: Пришвин, Добычин, Вагинов. Семинар наш считался одним из самых сильных в институте: Вовка Мисюк и Игорь Крестьянинов уже издали по паре книг, а рассказы Маринки Тарасовой регулярно выходили в «Новом мире». Я у Воронина был на хорошем счету, с его подачи два моих опуса опубликовала «Заря», толстый солидный журнал, а в «Литературной учебе» вышла моя маленькая повесть с его предисловием.

Кроме всего прочего, Глеб был из тех немногих мастеров, которые помогают своим студентам и в делах житейских. Случайно прознав про мои проблемы с жильем, как-то вечером он позвонил мне с реальным предложением.