Читать книгу "Лучшее, что может случиться с круассаном - Пабло Туссет"

– Привет, мама. Со служебного входа. Из комнаты даже не услышишь…

– Боже милосердный, ты похож на водителя грузовика. Дай-ка на тебя взглянуть.

Обхватив мое лицо руками, она расцеловала меня в обе щеки, не прерывая осмотра.

– Толстый-претолстый стач. А что это на тебе за рубашка? Другой не нашлось?

– Забыл постирать…

– Тогда позвони в химчистку, они почти все сейчас оказывают услуги на дому… Пошли, пошли. Эусебия, скажи Лоли, что она может подавать аперитив на террасу. И белое вино достань в последний момент, иначе оно согреется и потеряет весь букет.

Тона гостиной изменились: на Рождество преобладал оранжевый, теперь же – бледно-желтый, включая обивку кресел и ковер под пианино. Точнее, роялем.

– Ну давай, рассказывай, – сказала маменька, чтобы нарушить молчание. До террасы путь неблизкий, и можно переворошить кучу воспоминаний.

– У меня все в порядке, как всегда. А у вас?

– Ужас, мой милый, просто ужас! После того, что случилось с отцом, мы все просто обезумели.

Ты не представляешь, в каком он сейчас настроении, не пред-став-ля-ешь.

Перед тем как открыть застекленную дверь террасы, она на мгновение остановилась и, повернувшись ко мне, привычным тоном задала неприятный вопрос:

– Ну что, нашел невесту, которую не стыдно на людях показать?

– Как только найду – тут же оповещу…

– Ты должен выбрать себе невесту безупречную по всем статьям, сынок, женщина помогает мужчине обрести стержень. Недавно мы познакомились с дочерью Хесуса Бласко: просто красавица. Слышишь – кра-са-ви-ца. Ей двадцать семь. Как только я ее увидела, то сразу подумала: вот прекрасная пара для Пабло Хосе. Она немного хиппи, так что общий язык вы найдете.

– Ну какой же я хиппи, мама?

– Нет, правильнее сказать – богемная… По-моему, она бросила консерваторию, чтобы заняться джазом. У нее… у нее такие же художественные порывы, как и у тебя.

– Насчет художественных порывов тоже что-то не припоминаю.

– Пабло Хосе, сынок, до чего ж ты упрямый: когда ты отказываешься что-то понимать, то просто вылитый папочка!

А вот и он – фирменное блюдо, гвоздь программы, мой папенька: полулежа в гамаке под навесом, он читал газету, водрузив на нос очки от близорукости и подкрепляя чтение безалкогольным абсентом.

– Вот так сюрприз! А я-то думал, ты придешь до часу.

Пожав плечами, я наклонился, чтобы по обыкновению два раза поцеловать его.

– Ты же знаешь, что мое расписание никогда точно не совпадает с расписанием Полуострова.

– Какого полуострова?

Папенька никогда не понимал шуток. Это единственный человек на свете, с которым – хочешь не хочешь – постоянно приходится разговаривать всерьез.

– Прости – шутка, просто пришло по дороге в голову.

Пока я устраивался рядом с ним, он не переставал притворяться, что просматривает газету (папенька никогда не читает газеты, он их просматривает).

– Не пойму: вечно тебе что-то приходит в голову. Все шуточки да шуточки. Не вижу в этом ничего забавного. Когда я иду по улице – я иду по улице, а не забавляюсь.

– Дело в том, что я немного с приветом, ты же знаешь.

– С приветом? Людям с приветом не до забав, тут гляди в оба…

Опять начинается. С папенькой вечно приходится докапываться до слова, которое покажется ему единственно подходящим.

– Ну, скажем, немного рассеянный.

– Быть рассеянным тоже не годится, сынок, надо все делать сосредоточенно.

Маменька, учуяв неизбежно грядущую Оду Хорошим Привычкам, поспешила улизнуть под предлогом помощи Бебе и служанке. В этот момент я понял, что сейчас меня начнут долбать: папенька отложил газету, приподнялся в гамаке и закурил одну из тех сигарок, которые помогают ему подобрать вступительные слова.

– Если бы в твои годы я был рассеянным, то никогда не стал бы тем, кто я есть.

– И не лежал бы в гамаке с переломанной ногой?

– Не прикидывайся дурачком, я говорю серьезно.

– Я тоже говорю серьезно, но уж больно двусмысленно ты выражаешься.

– Все совершенно ясно: тебе скоро сорок, а ты живешь как семнадцатилетний мальчишка.

– Мне скоро тридцать пять.

– Сначала тридцать пять, потом сорок – какая разница? Пора бы тебе переменить образ жизни. Я в твои годы уже имел два диплома, прошел испытания на должность в нотариальной конторе, основал свое дело и имел двух сыновей. И жена у меня была, как положено свыше, и приличный дом.

Мне пришли в голову по крайней мере три возможных ответа, ну, скажем: «Да, но тебе так и не удалось воспитать младшего сына, которому скоро тридцать пять и который живет как семнадцатилетний мальчишка». Однако вместо этого я против воли выговорил: «Прекрасно, папа. Ты у нас великий человек», – что он воспринял буквально, как и полагается такому тупоголовому типу.

– Великий или нет, это уж я не знаю, но человек, и все у меня как полагается, и это я сам себя на ноги поставил.

– Ах, вот как. Что же тогда мне делать: быть как ты и самому себя поставить на ноги, или не быть как ты и изо всех сил стараться походить на тебя?

– Что тебе делать? А вот что: вести жизнь, которая по крайней мере заслуживает этого названия. Послушай, ты похож… даже не знаю, на кого: растолстел, строишь из себя простофилю, чем занимаешься – непонятно, ни работы у тебя, ни дома, ни своей семьи. Может, объяснишь, как бы ты жил, черт побери, если бы не твой брат?

– Мой брат?

– Да, твой брат.

Удар ниже пояса.

– Видишь ли, папа, я зашел навестить тебя, потому что мне сказали, что с тобой произошел несчастный случай. Из этого следует, что я готов с тобой по-приятельски поболтать, но абсолютно не следует, что я готов обсуждать с тобой свои привычки. Верно, я живу на доходы от основанного тобой дела и использую свою долю отцовского наследия, как считаю нужным, точно так же как Себастьян, только он на свой лад, а я – на свой. Но если ты раскаиваешься, что вьзделил мне кусок пирога, то я верну тебе все подчистую. Я даже готов платить тебе за квартиру, в которой живу. А если не смогу то перееду в другую, подешевле.

– Я ничего не прошу мне возвращать, речь совсем не об этом.

Вообще-то он человек мягкий. Мягкий и сентиментальный. Было время, когда он выводил меня из себя, но теперь я научился его усмирять. Почувствовав, что напряженность спала, я постарался воспользоваться последовавшей паузой, чтобы сменить тему.

– Как это случилось?

– Что?

– Несчастный случай.

– Это не несчастный случай.