Читать книгу "Похитители красоты - Паскаль Брюкнер"

Несколько недель я отсиживался в своей каморке, выходил из дому только затемно и с трепетом ожидал, что вот-вот за мной явятся люди в форме. Вскоре я снова стал промышлять эпистолярным жанром. Я уже знал, что не обладаю самобытной манерой письма, однако не оставил мысли стать беллетристом, пополнить ряды тружеников пера, растущие день ото дня за счет убывающей массы читателей. Как раз тогда один чудак предложил мне привести в порядок его библиотеку и составить каталог богатейшего собрания, насчитывавшего около пятидесяти тысяч книг. На его загородной вилле в Нормандии библиотека занимала четыре громадных зала. Через месяц, работая по восемь-десять часов в день, я не дошел еще даже до буквы Д. Я тонул в океане прижизненных изданий, фолиантов всех форматов и всех веков. Задача оказалась мне не по силам, и я сдался. Но этот краткий экскурс в нечто бесконечно огромное натолкнул меня на мысль: почему бы библиотекам, этим колоссальным кладбищам, не послужить живым? Почему бы мне не воскресить мертвецов, не поживиться с этих славных мощей, к которым давным-давно никто не приходит на поклон?

Вы только представьте себе все эти тысячи томов, что лежат на стеллажах, словно обломки кораблекрушения на пустынном берегу, обреченные на забвение: исчезни они, никто и не заметит. Их слишком много. Это могилы, в которых замурованы в вечном безмолвии знаки, — и вот я решил найти им новое применение. Коль скоро все уже написано, к чему начинать с нуля, изобретать новые идеи? Достаточно списать, скомпоновать, одним словам, воспользоваться. Действовал я следующим образом: выбрав сюжет — тоже позаимствованный у некоего малоизвестного труженика пера, — отоваривался у великих и малых мастеров и таким образом выстраивал собственное произведение. Я ходил по библиотекам и выписывал в тетрадь сцены, метафоры и прочее, пополняя свои закрома. Все материалы я сортировал по темам: лунный свет, ссора, убийство, весеннее утро, дождливый день, объятия влюбленных и т. д. Все было введено в память моего компьютера, после чего я мог создавать из этого попурри новые мелодии. Как правило, из каждого автора я, соблюдая осторожность, присваивал лишь одну-две вокабулы, скажем, слово и эпитет к нему. Не грабил, а так, поклевывал: на столь микроскопическом уровне плагиат не поддается установлению, такое мелкое мошенничество не наказуемо. Мой метод сбил бы с толку любую экспертизу.

Кроме того, я свято следовал непреложному принципу: обирать только покойников. Живые так обидчивы! Они готовы молиться на каждую свою закорючку и с поистине безотказным чутьем способны отыскать ее у других. Наивные — они мнят себя собственниками своих текстов! Мне совсем не улыбалось отбиваться от легиона адвокатов. Еще я избегал цитат, которые на слуху у всякого мало-мальски образованного человека и навели бы на подозрения. Плагиат не должен бросаться в глаза. Итак, я, злостный мародер от литературы, украшал свою прозу тысячами выражений, позаимствованных отовсюду понемногу, которые затем шлифовал и подгонял друг к другу, — это был кропотливый труд. Я вплетал чужие фразы в свои и ухитрился даже выдать пару-тройку собственных оборотов, ей-Богу, не ниже среднего уровня. Какой безумец-сыщик взялся бы разобраться в сотнях запутанных нитей в этом палимпсесте и потратить годы, а то и всю жизнь на то, чтобы отыскать в мировой литературе источник моих заимствований? Действуя так, стервятник, сиречь я, не убивал, а воскрешал: я эксгумировал классиков, извлекая их на свет с пыльных полок, где они тихо дотлевали, спасал их от чистилища. Они свою долю славы получили, теперь наступила моя очередь. Я у них ничего не отнимал, они же способствовали признанию и популярности моего имени. Мой разбой был на самом деле актом любви: они находили во мне свое продолжение, как продолжает жить покойник во плоти пожравшего его каннибала.

Плагиат, доктор, это не только мой писательский метод — это стиль моей жизни. Я — существо, целиком состоящее из заимствований, ненасытный имитатор, я вроде птиц-пересмешников, что умеют подражать любому пению, но своей песни не имеют. Я всех копирую, все схватываю на лету. Даже сейчас, разговаривая с вами, я подлаживаюсь под вашу повадку, вашу манеру слушать, держать себя. И мое лицо — оно тоже краденое, потому я его и прячу. Это сильнее меня, мне хочется быть каждым встречным, поставить себя на его место, познать его изнутри; я как вода, принимающая любые очертания. Я даже не подражаю, нет, это слабо сказано — я всей душой желаю срастись с другим, раствориться в нем. Знаете байку про хамелеона, который заполз на шотландский плед? Не прошло и минуты, как он лопнул. Не смог сделать выбор между цветами. В этом весь я: стоит появиться в поле моего зрения интересной личности, и я тут же устремляюсь к ней, воспроизвожу ее вплоть до мельчайших деталей — так и только так я могу стать кем-то.

Точно так же я стремился создать роман, который был бы совокупностью всех прочитанных мною книг, единственное в своем роде произведение, ничем не обязанное своему автору. Нет, я преуменьшаю свои заслуги: я все же творил, потому что чужие слова, которые я всячески комбинировал, обретали новое звучание. Но каждая строчка, вышедшая из-под моего пера, сочилась кровью ограбленного писателя. На всю работу у меня ушел год. Я подписал рукопись псевдонимом «Бенжамен Норреш», в котором человек с опытом, вроде вас, наверняка услышит анаграмму слова «шноррер», что значит на идише «паразит». Как ни странно, роман сразу был принят одним маленьким издательством на Левом берегу: его готовы были опубликовать при условии, что я соглашусь на некоторые купюры. Я не возражал и от души смеялся, глядя, как мой редактор вычеркивает пассажи Мериме, Золя, Диккенса и Дидро. Хотите верьте, хотите нет, но книга даже имела настоящий, хоть и негромкий, успех. Вы, может быть, видели ее в магазинах, называется «Слезы сатаны», она еще получила премию читателей Парижа. Нет? Вы вообще не читаете новинок? Ладно, короче, критика в целом была благоприятная; я так ловко приладил и подогнал друг к другу разрозненные элементы текста, что никто не усмотрел ни малейшего подвоха. Мое лоскутное одеяло приняли на ура; по общему признанию, я-де «отразил» в своей творческой манере всю вековую историю литературы. От каждой хвалебной статьи тепло разливалось в моей груди, пробегало нежной лаской по всему телу. Наконец-то я оправдал свое существование, я нашел свою маленькую дверцу в литературную комедию.

Похождения самозванца

Радоваться пришлось недолго: в один прекрасный день я обнаружил в почтовом ящике красивый конверт с письмом, написанным изящным почерком на голубой веленевой бумаге. Я решил, что это от очередной поклонницы. В посланий было следующее:

«Месье,

я только что дочитала ваш роман „Слезы сатаны“. Не стану ничего говорить ни о сюжете, списанном из „Птиц-чародеек“, книги Пьера д'Арси, вышедшей в 1895 году в Женеве, ни о стиле, который грешит некоторой дисгармоничностью, как вы ни старались привести все к единому знаменателю. Не могу, однако, не упомянуть о всевозможных цитатах, которыми буквально нашпигован ваш роман: вот уж поистине вы черпали из общего котла всемирной литературы. Лично я узнала отрывки — лучше бы сказать обрывки — из Пруста, Золя, Теофиля Готье, Софокла, Танизаки, Мисимы, Моравиа… всех не перечислить. Могу поручиться, даже на беглый взгляд, что из двухсот пятидесяти тысяч слов ваших собственных — не больше тысячи, да и то главным образом союзы и наречия. Многовато одолжено для книги в двести страниц! Почему бы нам не обсудить это в спокойной обстановке за чашечкой кофе?»