Читать книгу "Доброй ночи, любовь моя - Ингер Фриманссон"

Флора стояла на половике, ровно посередине полосы бежевого цвета, нет, скорее цвета «изабелла», именно там стояла теперь Флора, и ее тяжелые, накрашенные коричневым веки поднимались точно маленькие ставни.

– Встань, Жюстина!

Нет. Она опускалась все ниже, врастала в половик. Флора была в сапогах, в своих парадных сапогах на шпильке. Снизу она ясно видела эти каблуки и листок, нанизанный на один из них.

Флорина рука касается ее макушки, сначала легко, словно предлагая примирение. Потом пальцы скрючиваются, кожа у корней вспыхивает болью, ее тянут за волосы, аааа...

– Значит, ты все-таки можешь открыть рот?

Как маятник, взад-вперед, слышно, как рвутся короткие, ломкие волоски.

Флора поставила ее на пол, холодный. Жюстина была прямо из постели – выбралась из нее, когда внизу хлопнула дверь. И по лестнице спустилась как была – в одной ночной рубашке.

– Знаешь, что мне вчера вечером учительница сказала? Знаешь? Учительница назвала тебя наглой. Наглой и дерзкой. Мне пришлось сказать, мол, сожалею, фрекен Мессер, очень сожалею. Так оно и есть.

– Неправда, неправда, просто она меня ненавидит!

– Не надо громких слов, Жюстина, никто тебя не ненавидит. Это называется воспитанием, а воспитание – обязанность учителя по закону о школьном образовании. Она должна воспитывать учеников.

– Прости меня, прости, но как же мне тогда себя вести, чтобы ей понравиться...

– Если я еще услышу хоть одну жалобу от учительницы, я с тобой такое сделаю, что тебя родной отец не признает.

Жюстина заткнула уши, глаза у нее закатились, она вдруг почувствовала себя уродиной, и холод разлился по всему ее телу, она была уродиной, раскаленной от жара. Лицо уткнулось в пол. Неужели это тот же ковер?

Флорина ножка в сапоге, да, нога у нее была маленькая, она слышала, как это сказал отец, когда она ночью стояла в прихожей, а они думали, что она спит. В комнате она видела Флору, голую, тонкую как девочка, в сапогах она лежала на белоснежных простынях.

Узелки половика впивались в висок, все выпуклости и неровности, пахнущие засохшей едой. Флора слегка нажала ногой, сапог коснулся щеки Жюстины.

– Я хочу, чтобы ты сказала. Громко. Что ты гадкая и отвратительная девчонка, которую никто не любит!

У нее не получилось.

– Что ты избалованная, злая и нечесаная девчонка, которую никто в мире любить не может, повтори!

Дальше она не помнила.

Все исчезло.

* * *

Прилетела птица, шелест крыльев. Она сварила два яйца, одно отдала птице, второе съела сама. Это был крупный, здоровый самец. Он чистил яйцо клювом, разбрасывая скорлупу и крошки по всей кухне.

– Фриц? – рассеянно спросила она. – Так тебя зовут?

Птица закричала, захлопала крыльями и взлетела к ней на плечо. Жюстина сунула пальцы в ее серое оперение на животе, почувствовала тело, словно там, под перьями, был горячий и живой чайник.

– Мне бы надо тебе друга завести, – тихо сказала она. – Мы с тобой слишком одиноки.

Птица легонько ущипнула ее мизинец, просто взяла его клювом и выпустила.

Он появился через день после того, как Флора покинула дом. Жюстина увидела объявление в газете: «В связи с изменившимся семейным положением продается птица, ручная и спокойная».

Изменившееся семейное положение. У нее оно тоже изменилось.

Без долгих размышлений она сняла телефонную трубку. За птицей нужно было ехать, птица жила в районе Сальтшебаден, сначала машина не заводилась, но после того, как она попрыскала под капот жидкостью «5-56», автомобиль заурчал. Это был старый «опель рекорд», и она всегда нервничала, когда надо было им воспользоваться, не очень-то он радовал надежностью.

Около шлюза она свернула не туда и принялась кружить, пока не обнаружила поворот на Наку. Она начертила себе карту толстым фломастером, листок лежал рядом на переднем сиденье, благодаря карте Жюстина в конце концов добралась.

Развод, подумала она.

Он тотчас догадался, кто она такая, и пригласил войти. В доме царил хаос. Наполовину упакованные коробки были выставлены в прихожую, за ними она разглядела гостиную. Там повсюду были разбросаны книги, словно кто-то в ярости скинул все с полок на пол. Из кухни несло горелым.

На кухне же сидела птица в высокой плетеной клетке. Птица дремала и не обратила на нее никакого внимания.

– Вот оно что, – сказала она. – А я-то думала, что это попугай.

– С чего вы так решили?

– Попугаев чаще всего держат в качестве домашних питомцев.

– Да, может быть. Так что, вас эта птица теперь не интересует?

– Интересует. Порода не имеет значения.

Мужчина снял с плиты стеклянный кофейник.

– Мать твою! Я совсем про него забыл в суматохе. Ой... – Он криво улыбнулся в ее сторону. – Столько всего навалилось.

* * *

Следовало что-то сказать, расспросить о привычках птицы, выяснить, как и сколько ее кормить. Но она все молчала. Что-то такое было в этой птице, черно-серые перья взъерошены, и от этого ей почему-то захотелось плакать. Она словно увидела себя, вот она сидит, скорчившись, оставленная на милость других.

Мужчина откашлялся и отодвинул коробку.

– Мы сейчас разводимся.

– Да... я понимаю.

– Дело вот в чем. Сначала вы долгие годы вместе, и вдруг у тебя больше нет семьи. А ты принимал это как данность. Знаете что? Никогда и ничего не принимайте как данность, не делайте этого!

– Я и не принимаю.

– А многие принимают. Я, например. Я принимал. До сегодняшнего дня.

Она не знала, что сказать. Мужчина помолчал, потом добавил:

– Ладно. Вот она – птица. Самец. Он жил с нами много лет... был членом семьи. Жена нашла его в саду птенцом. Наверное, он вывалился из гнезда. Его кошка поймала, поиграть с ним хотела. Знаете, что я сделал с кошкой? Пристрелил.

– Вы пристрелили кошку?

– Из воздушки. Она тут же околела.

– Но разве так можно?

– А мне плевать. Это мой сад, а в своем саду я делаю что хочу.

– А птица?..

– Взяли к себе, выкормили. А теперь мы, как я сказал, разбегаемся в разные стороны, моя дражайшая жена и я. А птице нужен дом.

– Но выглядит он немного... как бы это сказать... потрепанным. Он здоров?

– Знаете что! Животные чувствуют больше, чем мы думаем. Он много месяцев слушал наши споры. Вот и захандрил, предчувствовал час разлуки. Он всегда любил мою жену. Кстати, она не хотела пересекаться с вами.

– А птица-то хочет ко мне, как вы думаете?