Читать книгу "Немного страха в холодной воде - Оксана Обухова"

Матрена смотрела на родственницу не менее просительно, с надеждой в глазах, бабушка Губкина пошевелила бровями, потерла висок в задумчивости:

— На место преступления взглянуть можно?

— Конечно! — обрадованно подскочил Суворов и ловким пинком загнал табуретку обратно под стол. — Пойдемте, дорогая Надежда Прохоровна!

Надежда Прохоровна отправила золовке сомневающийся взгляд — помочь тебе, Матрена, хотела, приготовить что-нибудь вкусненькое на ужин, — но услышала твердое:

— Иди, Надя. Надо лиходея определить. Если поможешь, всей деревней в ножки поклонимся. От Кузнецова мало толку. — И встала прежде гостьи. — Иди, а я пока картошечки пожарю, свининка у меня свежая есть, огурчики малосольные…

Безветренный теплый вечер пах прожаренными солнцем травами. Мелкая белесая пыль забивалась в босоножки, пачкала городские ажурные носочки, Суворов уверенно месил песок холщовыми тапками и вводил сыщицу в курс последних парамоновских вестей:

— Все пришлые как нарочно расселились на той стороне деревни. Сычи, старуха Стечкина с детьми, Черный… то есть Павлов. Мы его за одежду Черным прозвали… Наши все, кроме Матрены, рядышком живут — вот. — Обвел руками два относительно приличных палисадника и один запущенный. — Я живу между Глафирой Терентьевной и домом покойного Мухина. Соседствуем.

О том, что несколько лет назад купил Фельдмаршал у пропойцы Мухина приличный кусок угодий за баней под кроличьи клетки, оповещать не стал. Кому какая разница, раз ударили по рукам добровольно за два пузыря «Столичной»? Земля-то все равно пропадала…

Недолго повозившись с веревочкой-запором на Фединой калитке, Суворов пригласил Надежду Прохоровну во двор покойника:

— Проходите, сейчас окно покажу, откуда Федьку увидел… Или, может быть, сразу в дом пойдем?

— А разве он не опечатан? — удивленно подняла брови бабушка Губкина.

Фельдмаршал хитро прищурился:

— Милиция только входную дверь опечатала. А я… того… — поднял вверх указательный палец. (Как поняла уже Надежда Прохоровна, данный, усиливающий внимание жест был наиболее употребимым в арсенале начальника почтальонов.) — Когда милиция уезжала, заднюю дверцу только камушком припер. Щеколду не задвигал, как чувствовал, что проникнуть понадобится.

Надежда Прохоровна, не слишком одобряя хитрого почтовика, покрутила головой:

— А когда Федора убили, задняя дверь заперта была?

— Да, — твердо ответил Фельдмаршал. — Все двери, все окна были заперты изнутри. Даже то, что с выставленным стеклом стояло. Пойдемте, — поманил за собой, — к задней двери все равно вокруг дома обходить, так что место, откуда я в дом заглянул, по дороге будет. Эх! Знал бы, что вас встречу, снимки с места преступления с собой захватил! Я ж, Надежда Прохоровна, все тут заснимал. Кузнецов сказал — действуй, Сергей Карпыч, вдруг районные опять с разряженной камерой приедут.

Довольно узкая, заросшая сорняками и крапивой тропка тянулась между домом и старыми корявыми яблонями. Суворов подвел Надежду Прохоровну к окошку с забитой фанеркой нижней четвертью, зябко поежился и мотнул подбородком:

— Тут. Тут и стекло выставленное валялось, вот и камушек, на который я взгромоздился…

Надежда Прохоровна привстала на шаткий валун, осторожно провела пальцем по засохшим, выщербленным кускам красноватой оконной замазки, гвоздики, которыми стекло непосредственно к раме крепилось, нащупала…

— А стекло-то давно выставляли, — пробормотала под нос, но Фельдмаршал расслышал:

— Федька через это окно часто сам лазал. Когда мать-покойница еще жива была, так запирала его в доме, чтоб на пьянки не бегал. А он выставит стекло и был таков.

— Узкое, — тихонько удивилась баба Надя. — Тут только ребенку и пробраться…

— Так Федька — усох. Высушили пьянки, издали на тощего подростка походил.

В сгущающихся вечерних сумерках ничего в комнате Надежда Прохоровна не разглядела; осторожно слезла с камня и пошла впереди Суворова по тропке.

Почти все дома Парамонова имели выход в сараи и коровники-свинарники прямиком из дома с тыльной стороны. Там же располагались нужники, там же дрова для печек хранились — удобно, не нужно под дождем и снегом по двору бегать, все под одной крышей. Суворов обогнал гостью, откатил крапчатый валун, подпирающий дверь большого сарая, и широко распахнул дверь из неплотно пригнанных досок:

— Прошу.

Непосредственно сарай Надежду Прохоровну интересовал мало. Щедро заваленный разнообразной рухлядью, он давно потерял первоначальное предназначение, в закутке для свиней валялись ржавые бочки и велосипедные колеса, верстак подломился от старости и тяжести каких-то железяк, что собирал рачительный воришка по всем колхозным межам. Воняло сортиром и душной пылью.

Непрошеные гости прошли через сарай, поднялись по ступеням непосредственно к дому и, пройдя узкую кухню, попали в комнату, где воняло ничуть не меньше. Из кухни несло прокисшим луком, который никто не удосужился по такой жаре убрать со стола, залитый кровью диван распространял и вовсе удушающие миазмы.

Надежда Прохоровна зажала нос и задышала ртом.

— Федор тут лежал? — спросила гундосо, показывая глазами на диван. — Или сидел?

Суворов подбежал к дивану, раскинул руки крестом, далеко назад закинул голову и, приседая над диваном, изобразил позу мертвеца.

— Когда в окно заглянул, — прохрипел он, не меняя положения головы, — с ним глазами встретился. — Почтовик выпрямился и изобразил уже себя, просунувшего нос в дырку. — Федька под самым подоконником лежал, как будто кого в окне разглядывал или ждал. Упокой, Господи, его душу… — Передернув плечами, пожаловался: — Я как с ним лицом к лицу встретился, чуть сам дух не испустил…

Присмотревшись, Надежда Прохоровна заметила, что оконная рама заперта на оба шпингалета, подошла к окну, подергала железный штырек верхнего запора — туго. Противно скрипя, тот поддался только на несколько миллиметров, из потревоженных щелей посыпалась сухая замазка…

— Окно так и было закрыто на все шпингалеты или это уже милиционеры перед отъездом заперли?

— Нет, — с готовностью отозвался Фельдмаршал. — Тут все как есть — стекло выставлено, шпингалеты заперты, фанерку я сочинил, пока эксперт работал.

Надежда Прохоровна отошла от окна в центр довольно просторной комнаты, огляделась — света маловато, но еще не темень. Комната носила следы милицейского осмотра: с полуоткрытых полок шифоньера свисали обтрепанные рукава скомканных рубашек, дырявые носки валялись тут и там, какие-то бумажки белели на полу, на узкой панцирной кровати с протертым до дыр засаленным бельем стоял, по всему видать, выдвинутый из-под постели старинный чемодан с какими-то пыльными проводками-железками. В ногах кровати примостилась тумба с квадратным пятном, очерченным пылью.

— Тут телевизор стоял? — задумчиво предположила баба Надя.