Читать книгу "Вечный альманах гарпий - Габриэль Витткоп"

— Видела… но довольно бегло…

— Боже, какое счастье! Так вы ее нашли!.. И как?..

— Слишком дряблой для своего возраста.

Фрагмент:

Доктор Адельберт Шрумм, постоянный секретарь «Общества Э.-Т.-А. Гофмана» в Познани, любезно предоставил нам фрагмент, недавно обнаруженный в муниципальных архивах этого города среди накладных на ремонт и содержание общественных фонарей за 1801 год и приписываемый трижды почетным доктором профессором Г. М. Вайсгауптом Э.-Т.-А. Гофману. Со своей стороны, профессор Мария-Тереза Пти-Колосса из Женевы, которой была предоставлена копия рукописи, сильно сомневается в подлинности этого произведения, слишком короткого, впрочем, для углубленного филологического анализа, но предполагает, что речь идет о подделке, вероятно, изготовленной в 1910–12 годах в Катценбукеле — альгойской деревне, известной частыми случаями базедовой болезни.

Бамбергское «Общество Э.-Т.-А. Гофмана» единодушно принимает эту точку зрения и возражает против любого узаконения документа.

…ее оперения. И вся недолга!

— Ой! — воскликнула советница Буцбах, пять или шесть раз чихнув в свой французский кружевной платок, — ой, как же сообщить столь скорбную весть бедняге Леонарду?

— Труднее всего будет заставить его поверить в это, — вмешался инспектор финансового контроля Пропп, — ведь он безумно влюблен в Доротею, которая является ему лишь в наиболее приятном своем облике. Как же представить себе, что…

— Возможно ли это? — спросил судья Дезор.

— Увы, — вздохнула советница.

В тот же миг послышался звук арфы, а в воздухе с безбрежной нежностью зазвучал небесный голос, красота коего была неподвластна законам сего мира.

Подобно аромату розы, он доносился из раскрытого окна по другую сторону Риттергассе и влетал в окно, которое забыла закрыть советница.

Zentivello, zentivello,

Tu sei buono, tu sei bellо,

Bella pelle tu mi fai

E gran dolore percio mi dai…[8]

Затем арфа вдруг смолкла, а странное пение завершилось глубоким вздохом: от неожиданности инспектор финансового контроля Пропп даже опрокинул горячий кофе на свои красивые штаны из зеленой замши.

— Увы, — повторила советница Буцбах, поднимаясь, что бы закрыть окно, — увы, — она взяла тональность соль-минор, а затем разразилась хриплым мяуканьем, — эти искусственные звуки пленили сердце моего дорогого племянника Леонарда, теперь он по уши влюблен и не поверит, что Доротея оказалась…

— Тсс! — зашипел судья.

— И даже если бы нам удалось показать ему…

— Тсс! — снова зашипел судья.

В тот же вечер студент Леонард проходил по Риттергассе со своим другом Ульрихом.

— Вот она! — внезапно вскрикнул он, показывая на освещенное окно. — Вот она — моя возлюбленная Доротея!

— Зловещее наваждение! — воскликнул Ульрих. — Неужели ты не видишь, Леонард, что это лишь чучело грифа — вроде тех, что хранятся у аптекаря Шпюльбека?

— Это она! Она! — закричал Леонард с величайшим восторгом. — Наконец-то я вижу ее!

Окно внезапно потухло, и теперь Риттергассе заливал лишь лунный свет. Никто из друзей не заметил, как от советницы Буцбах вышла женщина, прикрытая вуалью. Скользя вдоль темных стен, загадочная фигура быстро добралась до предместья, через потайной ход проникла в лес, продолжила путь под древесным пологом и вступила на заросшую, унылую тропинку, ведущую к хижине. То было пристанище святого отшельника Сирмиона, проводившего дни в молитвах и умерщвлении плоти. Как только гостья отбросила вуаль, раскрыв облик советницы Буцбах, Сирмион поднялся и, тяжело опустив ладонь на пожелтевший лоб, который он созерцал в своих раздумьях, громогласно воскликнул:

— Несчастная! Знай же, что чары гарпии неотвратимы и безнадежны. Сама Геката наделила ее жуткими ядами, которые позволяют Гарпии, ее любимой дочери, порабощать незадачливых грешников…

— Почтенный старец, — зарыдала советница, опускаясь на колени, — неужели Господь не в силах спасти моего бедного племянника, избавив его от инфернального влияния?

— Когти у гарпии черные и загнутые. Они тверже и прочнее закаленной стали, острее лучшего самаркандского кинжала, беспощаднее Эреба и проворнее мысли. Леонард погиб. Наша единственная, весьма хрупкая надежда — на зентивелло, но…

Изрекши сей страшный оракул, отшельник Сирмион отвернулся, подав знак, что желает остаться один и возобновить свои молитвы.

Советница неохотно покинула его и, прежде чем утро раскинуло свою молочную завесу на горизонте, незаметно добралась до X. Ее тревогу усиливало то, чего не знал отшельник, — секрет, который она хранила всегда. Поэтому советница твердо решила получше спрятать ключ, чего никогда не делала прежде, а мысль о зентивелло вовсе не обнадеживала, а, наоборот, еще сильнее беспокоила ее. Едва вступив на Риттергассе, советница метнулась к стене, подавив крик ужаса. Выйдя из темноты, к ней без спешки, но и без медлительности приближался силуэт. То была какая-то…

(На этом страница обрывается, а остальная часть рукописи отсутствует.)

Практический совет

В Венеции, на углу улицы, часто меняющей расположение, есть красный портал на неясном фасаде.

Если войти и пересечь пустынную комнату с полом, вымощенным в шахматном порядке черной и белой плиткой, — комнату, освещенную постоянно горящим канделябром и окруженную со всех сторон дверями, — и если ступить в ту из них, которую следует выбрать, мы попадем в залу, точно такую же, как первая.

Если открыть ту дверь, что надо, мы увидим комнату, похожую на предыдущие, так же вымощенную, так же освещенную канделябром и так же окруженную со всех сторон дверями.

Открыв надлежащую дверь, мы попадем в комнату, в точности похожую на другие, и так далее.

Пройдя некоторое количество комнат (с условием, что нельзя двигаться в обратном направлении), мы доберемся до большой залы с ширмами, каждая из которых разворачивается из центра другой.

За одной из них на круглом столике возвышается чудище, названия и природы которого не знает никто: выпучив глаза, оно стоя плавает в банке с винным спиртом.