Читать книгу "Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард"

Следуя моим инструкциям, подчиненный Брюнеля — молодой человек, который добровольно вызвался помогать мне, — принес из экипажа мою сумку. Я попросил, чтобы принесли носилки, на которые следовало уложить раненых. Погибшего положили на лестницу, и двое рабочих унесли его как на носилках. Я попросил, чтобы мне вернули пальто и накрыли умершего старым одеялом. Прежде чем закрыть его, я в последний раз взглянул на бледное, запачканное кровью лицо. Пригнали две телеги, чтобы увезти раненых в ближайшую больницу на Майл-Энд. Когда все раненые были погружены, я попросил сопровождавших телеги мужчин сообщить в больнице, что они имеют дело с серьезными сотрясениями мозга, многочисленными переломами и угрозами внутреннего кровоизлияния, не говоря уж о многочисленных и глубоких ранениях. Печальный конвой тронулся с места и стал пробираться сквозь толпу.

Вернувшись на место происшествия, я увидел Брюнеля у кормы корабля, которая оказалась теперь гораздо ближе к воде, чем нос. Он был один и, казалось, полностью погрузился в свои мысли. Наконец он заметил мое присутствие и поблагодарил меня за помощь. Убедившись, что раненых увезли, Брюнель решил предпринять еще одну попытку спустить корабль. Я выразил свое удивление по поводу его намерения продолжить так скоро после случившегося. Но он не хотел откладывать это дело, ссылаясь на то, что пройдут недели, прежде чем наступит следующий весенний прилив.

Раздав рабочим новые инструкции, он проверил оборудование и снова забрался на осадную башню. Толпа зевак заметно поредела — большинству уже хватило зрелищ на сегодняшний день. Я и сам был такого же мнения, но не исключал возможности, что инцидент может повториться, и чувствовал, что просто обязан остаться. Возвращаясь назад, я заметил свою шляпу, раздавленную чьей-то неуклюжей ногой. Затем я снова занял позицию около пилы.

У хвостовой бобины собралась новая группа рабочих. На этот раз они держались на расстоянии от смертельно опасного устройства, готовые в случае надобности натянуть только что привязанные веревки. Однако в этих мерах предосторожности не было необходимости. Корабль не сдвинулся ни на дюйм, и все попытки вскоре были прекращены. Впоследствии я узнал от Брюнеля, что на шестеренке одной из паровых лебедок содрало зубцы, и дальнейший процесс был просто невозможен.

Когда я снова посмотрел на часы, было почти четыре. Я опоздал на встречу с сэром Бенджамином, но утешал себя мыслью, что если бы не оказался на верфи, то, возможно, число погибших не ограничилось бы одним человеком. Упреки со стороны начальника казались малой платой за это.

Брюнель выглядел совершенно удрученным, когда мы вместе возвращались в город в его экипаже. Долгое время мы сидели молча, но наконец он сказал:

— Четыре фута.

Я так сосредоточился на безуспешных попытках вернуть моей шляпе былую форму, что не сразу понял, о чем он говорил.

— Извините?

— Четыре фута, — повторил он. — Мы смогли сдвинуть его только на четыре фута.

— И всего? Я думал, там было гораздо больше.

Последовала долгая пауза, пока он молча смотрел в окно.

— Четыре фута за одного убитого и восьмерых раненых.

— Это всего лишь трагическая случайность, — заметил я так, словно хотел сказать что-то значимое.

— Ничего страшного, — сказал он. — Осталось всего триста двадцать шесть футов, и он достигнет воды.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда на следующее утро я вошел в больницу, подол моего пальто был все еще испачкан кровью погибшего рабочего. И хотя меня немного утешала мысль о том, что я оказал людям помощь после случившейся трагедии, страшные события на судоверфи сильно испортили настроение. Я уже привык к смертям и страданиям и, можно сказать, немало повидал их на своем веку, но за стенами больницы эти ужасные близнецы всегда казались мне дикими, непредсказуемыми и совершенно неуправляемыми. И, разумеется, мысль о том, что я пропустил встречу с сэром Бенджамином, который теперь наверняка жаждал моей крови, тоже не прибавляла мне бодрости духа.

Но нет смысла скрываться от неизбежного, поэтому я решил немедленно переговорить с сэром Бенджамином. Я не собирался прятаться в больнице и лишь надеялся, что он не узнал о моей временной отлучке — в конце концов, у него было много своих дел.

Я уже собирался выйти из кабинета, когда появился Уильям с продолговатым свертком в руках.

— Только что доставили, — заявил он, наполняя комнату запахом перегара. Положив сверток на стол передо мной и отойдя немного назад, он стал наблюдать, как я разрезаю веревку и снимаю крышку с коробки. Под смятой бумагой лежал новенький цилиндр великолепного качества. Начищенный войлок блестел, когда я вытащил его из коробки. В записке, торчавшей из-за шелковой ленты, было написано:

Чтобы заменить потерю, которую Вы понесли, оказывая нам неоценимую помощь.

Надеюсь, он Вам подойдет.

Ваш И.К. Брюнель.

Я взял цилиндр за края и осторожно надел на голову. Как раз мой размер, он сидел идеально, наполовину прикрывая уши.

— Отлично, — сказал Уильям. — Человеку нужна шляпа.

Мне понравился прекрасный подарок Брюнеля, и я счел своим долгом послать ему письмо с благодарностью, но сначала нужно было переговорить с сэром Бенджамином. Я постучал в его кабинет, но никто не отозвался. Тогда я прошел по коридору, заглянул в приемную и спросил его ассистента, где сейчас заведующий больницей. Даже сэр Бенджамин был не самого высокого мнения о Мумрилле — неприятном скользком типе, который скорее заставил бы пациента страдать, чем перенес хотя бы фартинг из графы дохода в графу расхода в своей учетной книге.

Мумрилл бросил на меня косой взгляд из-за своего стола, очки сползли на самый кончик его тонкого острого носа.

— Сэр Бенджамин показывает больницу важным посетителям. Он разослал записки всему старшему персоналу больницы. Разве вы не получили? — Затем он добавил с едва заметным сарказмом: — Ну конечно же, вы не получали. Сэр Бенджамин так расстроился, когда вы не пришли на встречу. — Это была всего лишь прелюдия к известию, которое мне меньше всего хотелось услышать. — Он был, мягко говоря, возмущен, когда узнал, что вы покинули больницу.

— Да, я не смог прийти. Я был вынужден отлучиться по срочному вызову. — Я попытался придумать объяснение, но слова застряли у меня в глотке. Мне совершенно не хотелось оправдываться перед ним, однако другого выхода не было. Я сказал, что хотел бы увидеться с сэром Бенджамином позже и извиниться, что причинил ему такие неудобства. Уходя, я услышал, как Мумрилл прокукарекал:

— Уверен, сэр Бенджамин будет рад увидеться с вами.

Позже мы вместе с Уильямом пытались усовершенствовать операционный стол. Он был очень древним и представлял собой деревянную скамью вроде тех, что наверняка можно было встретить в мастерской Брюнеля. Его грубая шероховатая поверхность покрылась налетом после многолетнего использования, и хотя Уильям чистил его после каждой операции, стол почернел от крови и плевральной жидкости пациентов. Пока мы работали, я поймал себя на мысли, что Уильям чем-то напоминал мне этот стол. Паутинка сосудов покрывала его щеки, как потрескавшаяся глазурь на старой вазе, — верный признак злоупотребления спиртным; портрет потрепанного жизнью человека завершали серые зубы и желтые спутанные волосы.