Читать книгу "Черная богиня - Михаил Зайцев"

Набрав в легкие побольше воздуха, стараясь выговаривать слова спокойно и чуть насмешливо, Игнат заговорил:

— Вы хотите, чтоб я предложил вам взятку? Я принесу деньги, вы при свидетелях схватите меня за руку, и привет, я подставлен. Срабатывает нехитрая формула: «Раз откупался, знать, есть от чего отмазываться, а следовательно, виновен». Приемчик вполне в духе детективного романа, написанного чудовищно интеллигентной выпускницей Литинститута. Однако, раз уж вы завели разговор о стереотипах детективных сюжетов, позволю себе вас... то есть тебя немного поправить. Сюжетная схема: все менты сволочи, кроме одного «правильного» Робин Гуда в серых погонах, — нынче не в ходу. Гораздо чаще в литературе используется вариант, когда персонаж, оказавшийся в моем положении, — безвинная жертва, припертая к стенке обстоятельствами, — дабы не угодить за решетку, вынужден долбануть со всего маху кулаком в рыло мусору-шкурнику, выпрыгнуть с разбега в окошко и самостоятельно распутать уголовное преступление, в котором его обвиняют, но которого он не совершал.

— Угу. — Персонаж с усиками подчеркнуто медленно встал, обогнул не спеша двухтумбовый письменный стол, подошел вплотную к Игнату.

Игнат поднялся с жесткого казенного стула, повернулся лицом к «Гитлеру».

Давно требующий ремонта, тесный служебный кабинет. Десять квадратных метров. Одно окно, грязные шторы, письменный стол, обитое дерматином мягкое седалище для кабинетного работника, простецкий колченогий стул для посетителя. Вдоль стен шкафы-стеллажи забиты до отказа канцелярскими папками. Посередине служебного помещения на пятачке свободного пространства застыли друг напротив друга два человека. Один, усатый, широко улыбается, глядит с прищуром. Другой скривил рот в надменной полуулыбке, смотрит исподлобья.

— Угу. Кулаком в рыло, говоришь, менту поганому, волку позорному, и прыг в окошко со второго этажа?

— Так это в литературе. А в жизни все по-другому. По жизни можно запросто напрячь связи, например на телевидении, и устроить шибко наглому мусору веселенькие разборки под объективом телекамеры и с соответствующими комментариями.

— Угу. Связи, говоришь?

Удар кулаком в низ живота Игнат пропустил. Мужичок с нелепыми усиками ударил без замаха, удивительно резко и сильно. Сергач ответил инстинктивно — тело, согнутое ударом, само выбросило вперед локоть, пальцы сами метнулись к шее противника. «Гитлер» проворно крутанулся на каблуках, пропуская руку Игната мимо себя, шлепнул по бьющей конечности обеими ладонями, зафиксировал хват на локте и запястье, чуть согнул колени, приседая, чуть усилил захват кисти, слегка надавил на локоть, и готово — Игнат упал на колени, ткнулся лбом в грязный пол, перестав чувствовать что-либо, кроме острейшей боли в вывернутой за спину руке.

— Тсс! Тихо, не ори, Игнаша. Терпи, терпила. Я тебя, мразь, из любой позиции сделаю, усек? Если бы я, Игнаша, занимался делом об убийстве Овечкина, поверь, милый, так или иначе, но ты в давно нюхал парашу и без всяких затей с разговорами да подначками. Парился бы ты в камере хотя бы за ради профилактики, усек? Но, к величайшему твоему счастью, милый, я занимаюсь другим делом, о другом убийстве, и по ряду причин мне невыгодно, чтобы на тебя повесили смерть Овечкина, усек? Я твой друг, дурачок! Я очень хочу понять, кто на самом деле придушил Дмитрия Геннадиевича Овечкина. Очень! Кто, зачем и почему. А время я на тебя потратил, представление специально для тебя устроил с заумными разговорчиками вначале и рукоприкладством в конце еще и для того, чтоб ты свое место знал, собственную ничтожность понимал. Никто тебя от меня не защитит, не отмажет — запомни на будущее. Плевать мне на все твои «крыши»! Понял? Понял, я спрашиваю?

Давление на вывернутый локоть усилилось.

— По-о-о-нял... — простонал Игнат.

— Что ты понял?.. Отвечать!

Пальцы, обхватившие запястье, выкручивали кисть.

— Понял, что тебе плевать на любые «крыши»... — выдавил из себя Игнат, задыхаясь от боли.

Боль внезапно прошла. Мучитель отпустил вывернутую руку, и она, самопроизвольно согнувшись в локте, стукнулась об пол.

— Ох... — не сдержался Игнат, вздохнул с облегчением. Оставаясь на коленях, подтянул к груди измученную конечность. Обхватив пострадавшую руку здоровой, прижал ее осторожно к телу и покачал, как качают-убаюкивают грудного ребенка. На смену острым болевым ощущениям пришла тягучая, противная ломота в суставах.

Заплечных дел мастер еще секунд тридцать стоял над скорчившимся на полу Сергачом, как бы предоставляя униженному и оскорбленному шанс для реванша, для рывка мучителя за ноги или атаки в пах. Не дождавшись активных действий от пострадавшего, «Гитлер» вернулся к начальственному месту, уселся за письменный стол и вымолвил бесцветным, лишенным интонаций голосом:

— Иди отдыхай, Сергач. Отпускаю. Пока. Твой телефонный номер, герой, у меня есть. Буду позванивать. Окажется, что во время моего звонка ты не один, смело вешай трубку. Посторонним говори: кто-то номером ошибся. Но не пытайся меня обманывать — накажу. Разговаривать нам все равно придется, и на мои вопросы тебе придется давать четкие, исчерпывающие ответы. Понятно?

— Нет. Не о чем нам больше разговаривать. Все, что знал, я уже рассказал, — произнес Сергач, тяжело поднимаясь с колен.

— Найдутся, милый, темы для разговоров. Найдутся, поверь.

«Найдутся! Но не у нас с тобой, а у тебя, гнида, со службой собственной безопасности! И не „темы“, а тема, одна-единственная, о ментовском беспределе, — подумал Игнат, массируя пострадавший локоть. — Как только отсюда выйду, сразу начну звонить друзьям-приятелям, сразу начну искать управу на сволочь с усиками... Нет, блин, не сразу! Мобильник, черт, дома забыл...»

— Отряхни коленки, Игнаша, и на-ка вот, возьми свой паспорт, серпасто-молоткастый... Чой-то ты с лица сбледнул, милый. Плохо себя чувствуешь? Вроде культурно разговаривали, о литературе, об индийской культуре, а ты бледный какой-то, взъерошенный весь. Поспеши-ка домой, милый, отоспись, ночью-то не довелось соснуть, протоколы пришлось подписывать, всякие бумаги заполнять. Цени — никаких подписок не требую, доверяю тебе, милый мой, хороший.

Игнат шагнул за порог казенного кабинета молча, никак не реагируя на прозвучавшее вдогонку: «Я тебе позвоню!»

Длинный коридор со стенами, выкрашенными в цвет, именуемый фисташковым. Лестница с шаткими перилами. Окошко дежурного возле выхода на улицу. Мордастый дежурный сержант с золотыми зубами и похмельным запахом изо рта.

Игнат вышел под серое весеннее небо. У милицейского крыльца курили молодые «защитники трудового народа». Игнат покосился на них и подумал, что в принципе любой из этих прыщавых юнцов имеет вполне законное право делать с ним почти все что заблагорассудится. На душе стало совсем погано. Единственное, что грело душу, — мысли о телефоне и записной книжке.

Игнат поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и пошел, быстро-быстро перебирая ногами. Игнат почти бежал, низко наклонив голову, глядя исключительно под ноги. Когда его окликнули в первый раз, он не обратил внимания, не расслышал собственного имени-отчества. Второй раз его окликнули громче: