Читать книгу "Наживка для крокодила - Вячеслав Денисов"

Я шел за ним походкой олимпийца и в который раз думал о том, откуда произошла редкая фамилия моего старого знакомого. Всегда, когда я об этом размышлял, мне в голову приходил только один ответ – потомков Обморока привезли из Африки в Европу в трюме корабля лет триста назад. Если так, то род Вени старше моего… А вот и небольшой тупичок в узком проходе между огромными гаражами. Я окликнул Веню весьма доброжелательно, но его ответная реакция была для меня неожиданна. Он развернулся, как змея, которой наступили на хвост, и дико заорал:

– Стой, сука, где стоишь, иначе порежу на хер!.. Мне терять нечего!!!

Это к вопросу о первом пункте дилеммы. Наихудший вариант. Я знал, что у него с головой не все в порядке, а теперь, как выяснилось, ему еще и терять нечего. Он стоял в двух шагах от меня с заточкой в руке, на острие которой играл огонек…

– Веня, брось дурить, – попросил я, сжимая кончиками пальцев замерзшие мочки ушей. – Ты с «пером» в руке – это уже накрутил себе два года. А с пером напротив меня – еще плюс три. Отдай мне игрушку и аккуратно опустись на снег.

– Я пять лет назад уже опустился раз на снег перед тобой!!! Уйди, гад, по-хорошему прошу!.. – Заточка стала выписывать перед моей грудью замысловатые кельтские узоры.

Пистолет я достать уже не успевал. К тому же я лучше дал бы себя проколоть, чем отступил бы хотя бы на шаг назад. Поняв это, Веня решился на «мокрое» дело. Видно, ему на самом деле было нечего терять.

Сделав ложный выпад вправо, Чернорожин перебросил заточку в левую руку. Парень был плохо знаком с техникой ближнего боя. А его правило «номер один» гласит: «Всегда смотри в глаза противника». Веня же смотрел на мою печень под кожаной курткой. Поэтому, когда его лезвие стремительно полетело мне в бок, я сделал шаг вперед и резко ударил Чернорожина замерзшим кулаком в челюсть. Теряя равновесие и сознание, наркоман нелепо попятился назад и рухнул на спину, сильно ударившись головой о металлический гараж.

Подойдя к несостоявшемуся убийце, я выдернул из его руки заточку. Он продолжал сжимать ее, как убитый при атаке прапорщик – знамя полка. Заточка хорошая. Зоновской работы: никелированное четырехгранное лезвие, наборная ручка, упор для пальцев. Ее Вениамин из квартиры захватить не забыл, а вот куртку – не успел.

– Вставай, маленький негодяй, – приказал я. – Теперь в СИЗО можешь смело всем рассказывать, что пытался заколоть Горского. Я подтвержу. После этого тебе, может быть, разрешат спать не у параши, а на шконке.

Через минуту Чернорожин, скованный наручниками, шагал в райотдел, прокладывая мне летними расшнурованными кроссовками путь по снежной целине. Он очень забавно смотрелся в свитере, трико и норковой шапке с отставленными в сторону ушами. «Dura lex, sed lex» – говорили древние римляне. Закон суров, но это закон. Нельзя на мента бросаться с железом. Обморок этого так и не понял. Как и то, что пять лет назад задерживал его не я…

К обеду, когда из канцелярии, весело щебеча, выпорхнули домой Аня Топильская, секретарша начальника, и ожидающие ее два инспектора по «малолеткам», Гольцов закончил свой титанический труд. Он вошел в кабинет с таким видом, словно только что проснулся: взъерошенные волосы, мутные глаза. И лишь бисеринки пота на лбу говорили о том, что Алексей работал, как вол. Именно за это качество я и попросил Обрезанова перевести его с «линии угонов» ко мне, на «линию тяжких».

– Андрей, – начал он, раскладывая на столе какие-то бумаги, испещренные записями, смысл которых был понятен ему одному, – в бегах двое. Один с «общака», из двадцатой колонии, а второй – со «строгача», с «семерки».

«Семерка» – ИТУ № 7 – расположена в пяти километрах от Кабардинска. Режим строгий, нравы суровые, контингент серьезный.

– Возьми два листа, Леша, и отдельно на каждого составь всю имеющуюся информацию. После этого иди домой и спокойно обедай.

Гольцов подозрительно посмотрел на то, как я наливаю из чайника в кружку холодный чай.

– А потом, на обратном пути, куда зайти?

Я просто обожал за это своего подчиненного.

– А на обратном пути зайдешь сначала в киоск на «пятачке», где Тена убили, и допросишь по отдельному поручению от следователя… Алексей, а кому дело Тена «отписали»?

– Вязьмину.

Этот точно «делов» наделает… Таких «делов», что потом с ходу и не определишь, кто насильник, а кто жертва.

– А остальные прокурорские «следаки», что? Заболели все?

Леша устало пожал плечами.

Ладно. Вязьмин так Вязьмин. Но в этом случае допрос Ирины из киоска отменялся. Иначе, по «наводке» Вязьмина, опера, не знающие, с кем связались, натворят дел и сами же останутся виноваты.

– Тогда идешь в дом одиннадцать по улице Стофато, делаешь аккуратную установочку квартиры номер двадцать семь и если в данный момент там находится дама по имени Ольга, забираешь ее в охапку и ведешь сюда. Кстати, «пробей» эту квартиру по компьютеру. Пусть Аня Топильская распечатку сделает.

– Андрей, все на обеде…

Я махнул рукой: «Сам сделаю, а ты составь мне информацию по беглым жуликам и отправляйся обедать, а после обеда иди в адрес и тащи девчонку в райотдел».

Проследив мое движение рукой до последней буквы «фразы», он понятливо мотнул головой и сел писать отчет. Я его просто боготворил за это. Он у меня молодец. Другому бы пришлось не махать, а писать большими печатными буквами на листе бумаги, как третьекласснику: «Вынеси мусор, почисти картошку, пропылесось во всех комнатах»… А Леха – толковый опер. Он все сделает так, как я махнул.

Он вышел, а мне пришлось остаться в отделе. Во-первых, кусок сала и полбулки хлеба у меня покоились в сейфе, а во-вторых, меня в камере ожидал уже отошедший от дозы наркоман по кличке Обморок. В это время, по моим расчетам, у негодяя должны были начаться первые приступы «ломки». Самое время для беседы. «Периодику» нашего разговора я знал наизусть. Первые двадцать минут он будет вытирать со лба пот и молчать, еще через полчаса по хрусту костяшек на его пальцах я догадаюсь, что собеседника начинает терзать «депресняк». Затем последуют крики, уверяющие меня в том, что он ничего по «мокрухе» сообщить не может, станет «сдавать» всех направо и налево, а вот через час… Через час он, подвывая и корчась на стуле, будет молить меня вколоть ему дозу. Я возьму с него клятву «пацана» о необходимости рассказать правду, и в обмен на это достану из сейфа шприц и вгоню его содержимое в вену Чернорожина. Через пять минут спокойного разговора он снова придет в неистовство. Вот эти пять минут из всего двухчасового разговора мне и нужны. Эти пять минут – момент истины. А остальное – потерянное время. Все закончится вызовом «Скорой помощи». Но вызывать ее нужно будет тогда, когда Веня начнет молча хрустеть суставами. Чтобы к окончанию нашего разговора карета стояла уже у входа в райотдел. Иначе можно опоздать.

Жестоко. Но пусть меня извинят за эту жестокость те, кто ни разу не сгребал веником в совок мозги убитой пятнадцатилетней девчушки или не доставал руками из помойного уличного бака трупик новорожденного, которого задавила собственная мама. Желаете путаных интриг, перемежаемых утонченными поисками сыщика-интеллигента? Читайте о Пуаро. А я был всего лишь опер в районном отделе внутренних дел, сидящий в кабинете, со стен которого обсыпается штукатурка и часто отключается телефон. Опер, в кармане которого лежит смятая десятка рублей, и зарплата у которого – через неделю. Сыщик, от которого из-за его работы не сложилась личная жизнь и который, в дополнение ко всему этому, через несколько дней останется без жилья. Российский милиционер, который был в отпуске два года назад и уже в течение трех дней подряд питался за обедом лишь салом с хлебом, запивая это чаем.