Читать книгу "Ужин - Герман Кох"

Я мысленно ее воодушевлял. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Если разобраться, то основательный, вышедший из-под контроля скандал между Сержем и Бабеттой еще до закусок был бы мне, пожалуй, на руку. Я бы произнес примирительные слова, выступил якобы непредвзятым судьей, между тем она бы поняла, что я на ее стороне.

К моему сожалению, Бабетта ничего не сказала. Было почти очевидно, что она проглотила несомненно убийственную реплику по поводу пробки. И все-таки случилось то, что вселило в меня надежду на предстоящий взрыв. По закону драмы, если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в последнем оно непременно должно выстрелить. Я увидел это ружье.

— Салат рапунцель, — произнес метрдотель.

Я следил за мизинцем, замершим в сантиметре над тремя-четырьмя съежившимися зелеными листиками и расплавленным комком козьего сыра, а потом за рукой, повисшей так близко от меня, что, наклонись я слегка вперед, я смог бы ее поцеловать.

И зачем я заказал это блюдо, если не люблю козий сыр? Не говоря уже о салате рапунцель. На сей раз я благословил экономичные порции: моя тарелка тоже практически была пустой, хотя и не такой пустой, как у Клэр. Я бы мог съесть три листика в один присест или просто оставить их на тарелке, что по сути ничего не меняло.

Этот салат всегда ассоциируется у меня с хомячком (или морской свинкой) в клетке, установленной на подоконнике в нашем классе начальной школы. Наверное, для того, чтобы научить нас ухаживать за животными. Не помню, были ли листочки, которые мы просовывали по утрам сквозь прутья клетки, листками рапунцеля, — во всяком случае, выглядели они очень похоже. Хомячок (или морская свинка) жевал салат своими шустрыми зубками и потом весь день смиренно сидел в углу клетки. В одно прекрасное утро хомячок (или морская свинка) сдох, так же как и его предшественники: черепашка, две белые мыши и палочники. Но, к сожалению, мы не извлекали урока из столь высокой смертности.

Ответ на вопрос, почему передо мной оказалась тарелка горячего козьего сыра с рапунцелем, был проще, чем может показаться на первый взгляд. Я был последний, у кого официант принимал заказ. Мы не договаривались заранее, кто что возьмет, а может, я просто прозевал этот момент. Как бы то ни было, я планировал заказать вителло тонато, но, к своему ужасу, обнаружил, что выбор Бабетты пал на то же самое блюдо.

Ничего страшного, подумал я, тогда переиграю на устрицы. Но, когда Серж прямо передо мной потребовал устриц, я оказался в тупике. Дублировать чей-то заказ не хотелось, но заказывать то же, что Серж, исключалось категорически. В теории я бы еще мог вернуться к вителло тонато, но только в теории. На практике это означало бы, что я, очевидно, не способен проявить оригинальность и сделать самостоятельный выбор, к тому же Серж заподозрил бы меня в попытке подыграть его жене. Что правда, которая именно поэтому не должна быть столь откровенной.

Мне пришлось снова раскрыть меню. Я притворился, будто хочу только показать официанту выбранное мною блюдо, а сам тем временем судорожно пробегал названия закусок. Но было уже поздно.

— А вы, господин, что желаете? — спросил метрдотель.

— Горячий козий сыр на листьях салата рапупцель, — выпалил я.

Прозвучало уж слишком бойко, с преувеличенной уверенностью в правильности собственного выбора. Серж и Бабетта ничего не заметили, но на лице Клэр отразилось изумление.

Защитит ли она меня от меня самого? Скажет ли она: «Но ты же не любишь козий сыр!»? Я не знал; в тот момент я был под обстрелом слишком многих взглядов, чтобы подать ей какой-то знак, и боялся рисковать.

— Я слышал, козий сыр привезен с домашней фермы, — сказал я, — где козы дни напролет пасутся на воздухе.

После того как метрдотель подробно описал Бабеттино вителло тонато (которое в идеальном мире могло бы быть моим) и удалился, мы наконец возобновили нашу беседу. «Возобновили», наверное, не самое удачное слово, поскольку никто из нас не имел ни малейшего понятия, о чем мы говорили до того, как принесли закуски. В так называемых престижных ресторанах это в порядке вещей: тебя без конца прерывают ради обстоятельных объяснений, в чем смысл кедрового орешка на твоей тарелке, нескончаемых ритуалов откупоривания бутылки и бесконечного подливания в бокал, кстати и некстати.

Скажу больше: я исколесил весь мир, побывал в разных странах и в самых разных ресторанах, но нигде, то есть буквально нигде, не подливают вино в бокал, если об этом не просишь. В других местах это считается неприличным. Только в Голландии официанты подлетают к твоему столику и не только без спросу подливают вино, но и бросают задумчивый взгляд на почти допитую бутылку. «Не пора ли заказать новую?» — прочитывается в этом взгляде. Один мой знакомый, работавший в свое время в голландских «престижных ресторанах», как-то поведал мне следующее. Тактика рестораторов в том, чтобы залить в своих клиентов как можно больше вина — вина, цена которого у них по меньшей мере в семь раз превышает цену от поставщика. Официанты намеренно затягивают перерыв между закуской и горячим: подмечено, что от скуки, дабы убить время, клиенты медленно, но верно напиваются. Закуску, как правило, приносят довольно быстро, иначе посетители начинают выражать претензии, однако между закуской и горячим они уже не в состоянии следить за ходом времени, поскольку достигли нужной кондиции. Не редкость и то, что давным-давно приготовленное горячее не подают до тех пор, пока никто не жалуется, но как только разговоры стихают и публика принимается возмущенно вертеть головами, тарелки поспешно засовывают в микроволновку.

О чем шла речь за нашим столиком до того, как подали закуски? Не то чтобы это было архиважно, ничего существенного мы все равно не обсуждали, но меня раздражала моя забывчивость. Я еще помнил предмет разговора сразу после возни с пробкой и заказа еды, но его содержание напрочь стерлось из моей памяти непосредственно перед тем, как метрдотель водрузил на стол тарелки.

Бабетта записалась в новый спортивный клуб, мы говорили о весе, пользе движения и спортивных увлечениях. Клэр с интересом слушала, а Серж заявил, что не выносит навязчивой музыки в большинстве спортивных клубов. Поэтому он принял решение бегать — в одиночестве, на свежем воздухе, что может быть прекраснее; он делал вид, что додумался до этого без посторонней помощи. Видимо, предпочел забыть о том, что я начал бегать уже много лет тому назад и что он никогда не упускал случая подшутить над «беготней своего младшего братца».

Да, именно об этом мы и говорили, чересчур долго, на мой вкус, но зато мы выбрали безопасную тему — тривиальное начало заурядного ужина. Что было потом — не помню, хоть убейте. Я посмотрел на Сержа, на свою жену и, наконец, на Бабетту. Как раз в тот момент Бабетта воткнула вилку в вителло тонато, отрезала кусочек и поднесла его ко рту.

— У меня что-то вылетело из головы, — сказала она, остановив вилку прямо у открытого рта. — Так вы видели новый фильм Вуди Аллена или нет?

10

По-моему, это признак беспомощности собеседников — когда разговор сразу заходит о фильмах. То есть мне кажется, что о кинематографе уместнее поболтать ближе к концу вечера, когда уже исчерпаны все темы. Я всегда ощущаю неопределенное беспокойство, когда речь с места в карьер заводят о кино, это как если ты только что проснулся, а за окном уже смеркается.