Читать книгу "Кроваво-красная текила - Рик Риордан"

— Есть вещи, которые нам не дано выбирать, — сказал я.

— Чистая правда.

Не уверен, что мы оба верили в собственные рассуждения. С другой стороны, я подумал, что это единственно близкое к реальности объяснение того, что между нами произошло.

Майя сообщила мне, что направляется на встречу с клиентом, чьего сына подростка обвинили в том, что он поджег половину Пресидио.[18]Я понимал, что меня ждет длинное и трудное утро, и обещал позвонить через несколько дней.

— Выпей за меня охлажденную клубничную «Маргариту», — сказала она.

— Ты язычница, — заявил я.

К полудню грузчики сумели без серьезных происшествий вытащить все из грузовика и занести в гостиную, и я объяснил им, как выбраться назад, на 410-ю автостраду, проходящую между штатами. Когда они укатили, я выехал на Бродвей и направился в сторону центра города.

Через десять минут я оказался на Коммерс и стал искать место, чтобы припарковаться. К счастью, я близко познакомился с уличным движением в Сан-Франциско, поэтому развернулся в обратную сторону, промчался через три полосы и, даже не вступая в рукопашную, опередил швейцара «Хилтона», занял отличное место на стоянке и отправился пешком на юг, на Ла Виллита.

За последние сто лет там ничего не изменилось. Если не считать того, что здесь стало чище, а арендная плата выше, восстановленные четыре квадратных квартала первоначального поселения не слишком изменились со времен Аламо.[19]Туристы входили и выходили из зданий, построенных из белого известняка. Семья огромных немцев, слишком тепло одетых в такую жару, сидела на солнце за зеленым металлическим столом, выставленным перед одним из кафе. Они старались делать вид, что получают удовольствие от своего отпуска, и, открыв рты, обмахивались меню.

Я шел по узким, выложенным кирпичом улочкам минут двадцать и в конце концов нашел галерею «Ручная работа», крошечное здание, прячущееся в тени громадного дуба, позади часовни Ла Виллита. У меня сложилось впечатление, что в этот час дела у них шли не слишком бойко. Я вошел в дверь как раз в тот момент, когда стеклянное пресс-папье пронеслось мимо меня и ударилось в стену, сбив сразу несколько картин гватемальских крестьян.

— Проклятье! — выругался мужской голос за углом от входа.

В ответ послышались возмущенные крики.

— Лилиан? — громко позвал я.

Я заглянул за угол, опасаясь попасться на пути новых летающих предметов, и увидел Лилиан, которая стояла у маленького письменного стола из дерева, пристроившегося около противоположной стены. Она прижимала кончики пальцев к вискам и метала сердитые взгляды на мужчину, совершенно непохожего на Бо Карнау, каким я его запомнил.

По тем редким моментам, когда Бо снисходил до того, чтобы пожать мне руку, десять лет назад, в моей памяти остался невысокий, плотный брюнет с короткой стрижкой и шрамами от угрей на лице, которое не покидало самодовольное выражение. И всегда черный костюм. Сейчас, когда Бо Карнау приближался к шестидесяти, он стал похож на одного из Семи Гномов — отрастил приличный живот и всклокоченную бороду, поредевшие волосы завязывал в конский хвост. Черный костюм уступил место кричащей шелковой рубашке, высоким сапогам и джинсам. Его лоб был пунцовым от ярости.

— Проклятье! — заорал он. — Ты не можешь!

Лилиан увидела меня, слегка качнула головой, показывая, что ей не грозит никакая опасность, посмотрела на Карнау и раздраженно вздохнула.

— Господи, Бо! Ты рано или поздно кого-нибудь прикончишь во время одной из твоих истерик.

— В задницу истерики, — заявил он. — Ты не сделаешь этого со мной еще раз, Лилиан!

Он сложил на груди руки, фыркнул и тут, казалось, наконец заметил меня. Судя по кислому лицу, моя грубая мужественность не произвела на него никакого впечатления.

— Должно быть, это мистер Чудо, — сказал он.

— Доктор Чудо, — поправил его я. — Доктор философии, Беркли, 1891 год.

— Фу-ты-ну-ты!

Что можно противопоставить высказыванию «фу-ты-ну-ты»? Я посмотрел на Лилиан.

— Бо, не могли бы мы обсудить это позже, пожалуйста, — медленно проговорила она, не поднимая от стола глаз.

Карнау переступил с ноги на ногу, очевидно, пытался придумать какое-нибудь ядовитое замечание, но, в конце концов, решил демонстративно и не говоря ни слова покинуть поле боя. Со скрещенными на груди руками он пронесся мимо меня к входной двери и с грохотом захлопнул ее за собой.

Когда выражение лица Лилиан сказало мне, что она слегка расслабилась, я подошел к столу и стал молча ждать.

— Извини, — сказала она. — Разумеется, это Бо.

— Твое великое вдохновение, — вспомнил я. — Твой самый яростный поклонник. Твой билет в…

Она остановила меня взглядом.

— Все меняется.

— М-м-м. Мой отточенный до совершенства дедуктивный дар подсказывает мне, что Бо слегка тобой недоволен.

Лилиан присела на краешек стола и отмахнулась от моих слов.

— Он так ведет себя по самым разным поводам.

— Не расскажешь, в чем дело?

Она устало улыбнулась:

— Нет. Я пока не стану тебя в это вмешивать. Просто… я решила выйти из дела. Я хочу заниматься только своими проектами, без Бо. Мне надоели туристы, приезжающие со Среднего Запада.

— Давно пора.

Лилиан взяла меня за руку.

— Я поняла, что время пришло, после нашего вчерашнего разговора. Время снова выйти на дорогу — во всех смыслах.

Я подошел ближе. Через несколько минут у Лилиан настолько улучшилось настроение, что она устроила мне экскурсию по галерее.

Она мне рассказала, что они специализируются на «Границах с отвратительным». Главный зал был отдан керамическим статуэткам, посвященным Дню мертвых[20]и сделанным мастерами из Ларедо и Пьедрас-Неграс, — скелеты, играющие на гитарах, занимающиеся любовью, скелеты-матери, кормящие грудью детей, скелеты в колыбелях. Все сценки, густо раскрашенные основными цветами, были отвратительными и одновременно комичными.

— Вот эту я сберегла для тебя, Трес, — сказала Лилиан.

Статуэтка стояла в угловой витрине и изображала мертвеца в машине. Скелет водитель обнимал свою подружку, которая тоже была скелетом. Оба, естественно, улыбались и держали в руках бутылки с текилой, а их ярко-оранжевая машина, подозрительно похожая на мой «Фольксваген», мчалась по дороге.