Читать книгу "Снайпер - Стивен Хантер"

– Когда?

– А когда вам удобно?

– Сейчас я не могу. Есть некоторые проблемы с винтовкой. Скажем, на следующие выходные?

– Прекрасно. Как вам будет удобно. У вас есть кредитная карточка?

– Да, есть.

– Тогда, если вам это не трудно, купите себе билеты сами. Сохраните, пожалуйста, все квитанции – мы их потом оплатим. Или вы можете прямо сейчас подписать контракт. Тогда мы вам сразу выпишем аванс и…

– Сейчас я у вас никаких денег не возьму.

– Извините, я не подумал. Может быть, вас подбросить в балтиморский аэропорт или лучше арендовать для вас машину?

– Благодарю вас, я бы предпочел машину.

– Договорились.

– Тогда все, – сказал Боб. – А теперь мне надо идти кормить эту чертову псину.

Глава 3

Боб благоразумно навел справки. С автозаправочной станции Билла Доджа в Эксксонс, на 270-й дороге, он позвонил своему старому приятелю, который уже тридцать лет был мастер-сержантом и служил сейчас в Отделе комплектования в Пентагоне. Боб задал ему несколько конкретных вопросов. На следующий день он получил телеграмму с ответом. В ней говорилось:

“СТАРИНА, ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ ПОЛКОВНИК КРЮС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТОТ, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕТ. ОН ВОЗГЛАВЛЯЛ АТАКУ БТР-ов НА СКРЫТЫЕ ОГНЕВЫЕ ПОЗИЦИИ, БЫЛ ДВАЖДЫ РАНЕН, САМ ВЫВЕЛ ВСЕХ СВОИХ ЛЮДЕЙ ИЗ-ПОД ОГНЯ. ГОВОРЯТ, ОН СТАЛ ПОЛИЦЕЙСКИМ В АРИЗОНЕ. СЭМПЭ ФИДЕЛИС”, ТВОЙ БРАТ”.

Прочитав телеграмму. Боб направился в бюро путешествий Сары Винсент – Сара была дочерью Сэма Винсента, причем она была настолько некрасивой, что пугала даже Майка, – и, заказав там билеты, договорился с Сэмом, что тот будет раз или два в день заходить к нему домой, проверять, все ли у него в порядке, и кормить собаку. После этого он стал готовиться к тому, чтобы снова вернуться в тот мир, из которого когда-то ушел. Все было хорошо, даже слишком… до последней ночи. Он знал, что утром ему придется рано встать, чтобы отправиться в Литл-Рок, и в принципе уже был готов лечь спать.

Все вещи были собраны и проверены. В этот момент это и случилось. Все произошло очень быстро, неожиданно и без всяких предварительных симптомов. Просто случилось – и все тут, никуда не денешься.

Неприятное состояние. Последний раз ему было так плохо, когда президент громогласно заявил, что эта маленькая “войнушка” в пустыне закончилась победой Америки, и когда вся страна по этому поводу пировала как сумасшедшая. Все были счастливы, кроме него и, наверное, еще миллиона парней, которые мысленно задавали себе вопрос, почему их двадцать лет назад не наградили такими же орденскими ленточками. Тогда для получения таких орденов имелись хотя бы заслуженные основания.

“Ну, теперь началось”, – подумал Боб, чувствуя огромное желание опрокинуть стаканчик виски, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Но он прекрасно понимал, что если будет первый стакан, то за ним будет и второй, и третий…

Кроме того, в доме виски не было, вообще никакого спиртного, ничего такого, что могло бы притупить боль, мучающую его мозг. Он припомнил убитого им ВК, который оказался всего-навсего восемнадцатилетним парнишкой с мотыгой, – при слабых лучах заходящего солнца в девятикратный прицел на удалении восьмисот ярдов эта мотыга выглядела как автомат Калашникова. Ему припомнился запах сожженных деревень после проведения операции “Поиск и уничтожение”, плач женщин и глаза этих проклятых Богом детей, которых он не мог забыть еще со времен своего первого приезда во Вьетнам. Снова вспомнились “брюходни”, как они их тогда называли, – это когда приходилось ползать в высокой траве, избегая открытых пространств и возвышенностей, когда проклятые муравьи ползали по всему телу и повсюду, шипя, скользили отвратительные змеи, а ему приходилось лежать, ожидая порой по несколько дней, пока кто-нибудь подойдет ближе чем на восемьсот ярдов – такова была дальнобойность прицельного огня, – и тогда он его завалит. Боб вспомнил, как они падали, когда он попадал: как безжизненные тряпичные куклы, без всякого сопротивления, лишь поднимая при этом вокруг себя небольшое облако пыли. Так гибли многие из них. Эти, так называемые “санкционированные”, отстрелы всегда проводились в присутствии наблюдателя, чтобы потом их можно было зарегистрировать в журнале учета и включить в отчет. Но чаще всего он вспоминал тот ужасный шок, который испытал, когда его бедро вдруг стало неметь и он, рухнув на землю, стал сползать по насыпному скату переднего края обороны. Посмотрев вниз, он увидел разорванное мясо и пульсирующую кровавую плоть. Сейчас, вспомнив об этом, он медленно положил руку на то место, где была рана, и она снова заныла. Потом он вспомнил, как к нему стал спускаться Донни. “Нет! – заорал ему Боб. – Назад! Не высовывайся!” Но его крик застыл в воздухе в тот момент, когда прилетевшая издалека пуля, навылет пробив грудь Донни, вышла через позвоночник. Он умер еще до того, как упал рядом с Бобом. Потом мертвый Донни все утро лежал с ним рядом…

– Уму непостижимый выстрел, Боб, – сказал ему позже майор. – Мы накрыли его за тысячу ярдов. Кто знал, что они так хорошо могут стрелять? Кто знал, что у них есть такие первоклассные снайперы?

Да, такое забыть невозможно. Но прошло время, и Боб научился не раскисать в такие моменты. Он просто уходил в горы или в какие-нибудь другие безлюдные места.

Боб сел за кухонный стол, если это самодельное сооружение можно было так назвать. Заново сделанное бедро немного побаливало. Боб чувствовал, что наступает то время, которое он называл “ночь моей памяти”. Да, день, когда он мысленно возвращался в свое прошлое, не шел ни в какое сравнение с такой ночью. “Ночь моей памяти” представляла из себя такое ужасное состояние, впадая в которое, Боб начинал вдруг остро чувствовать, что ничего из себя не представляет, что на самом деле он никому не нужен, что жизнь свою он потратил на войну, которая теперь никого не волнует, и что в результате потерял все то, что было ему близко и дорого. В последующие дни Боб пытался, как правило, утопить эти свои мысли в спиртном и, напиваясь, чувствовал себя последним дерьмом.

Но теперь он не пил. Вместо этого он набросил пальто и, шагнув навстречу суровой арканзасской ночи, решил прогуляться у подножия холма. Внутри баптистской церквушки Авроры шла служба. Он слышал, как чернокожие громко распевают свои безумные песни. Чему же они, черт побери, так радуются внутри этого белого, наспех сколоченного из растрескавшихся досок небольшого строения?

Позади церкви было небольшое кладбище, где среди могил Вашингтонов, Линкольнов и Диланосов графства Полк стояла узкая надгробная плита на могиле человека по имени Бо Старк. Боб посмотрел на нее. Ветер рвался и выл в кронах деревьев, луна светила, как покореженный уличный фонарь, музыка наплывала и усиливалась, и чернокожие пели так громко, что перекрикивали грозу, думая, что отгоняют дьявола.

Бо Старк был одного с ним возраста и единственным белым человеком, похороненным на этом кладбище, потому что ни на каком другом кладбище его бы просто-напросто не похоронили. Он был из прекрасной семьи и знал Боба еще со школьной скамьи. Они ходили к одному и тому же доктору, к одному и тому же дантисту и играли в одной и той же команде в футбол. Но у Бо и его родителей были деньги, поэтому он продолжил образование в университете в Фэйеттевилле и уже оттуда пошел в сухопутные войска, где целый год прослужил лейтенантом в 101-й воздушно-десантной дивизии. Еще один дурак, поверивший в свой долг! А в результате – ничего. Бо Старк ушел в армию человеком, а вернулся непонятно кем. Он пропитался войной, и она так и осталась в нем навсегда. Одна большая неприятность у него превращалась в другую; не в состоянии удержаться на работе, не зная, как выплатить накопившиеся долги, он постоянно искал смерти, которой едва избежал в Краю Больших Неприятностей. Спустя две недели после окончания войны в Персидском заливе, после всех празднеств и поздравлений, в одну из воскресных ночей он все-таки убил ножом человека прямо в одном из баров Литл-Рока. А когда полиция обнаружила Бо в гараже его папочки в Блу-Ай, он выстрелил себе в рот из 45-го калибра.