Читать книгу "Достояние леди - Элизабет Адлер"

Григорий родился за десять лет до конца прошлого века. Он был пятнадцатым ребенком в семье сибирского крестьянина, прожившего всю свою жизнь в одной деревне и связанного родственными узами чуть ли не со всеми односельчанами. Мать Григория приходилась троюродной – а может быть, четвероюродной – сестрой его отцу. У отца было шестнадцать детей, лишь пятеро из которых дожили до взрослого возраста. Матери так и не суждено было стать бабушкой: выйдя замуж в шестнадцать лет, она умерла в тридцать пять. В последние годы жизни выглядела глубокой старухой.

Семья Соловских жила в просторной избе, построенной из сплавляемых по реке бревен. Ближайший город – Новониколаевск – состоял большей частью из деревянных построек. Если бы в этом месте строители Транссибирской магистрали не решили построить мост через Обь, этот городок так и остался бы полудеревней.

Григорий хорошо помнил, как однажды отец повез его на железнодорожный полустанок, как из поезда, шедшего откуда-то из европейской части России, вышел худощавый лысый человек с бородкой в сером плаще. Он окинул взглядом кучку крестьян, собравшихся у полустанка. Гриша внимательно смотрел на него, и их взгляды встретились. Грустная улыбка пробежала по губам незнакомца, и он сказал:

– В твоих руках, мальчик, будущее России. Никогда не забывай об этом.

Когда человек в сером плаще сел обратно в вагон, и поезд медленно тронулся, отец сказал Григорию, что это был Владимир Ильич Ленин – он ехал в ссылку в глухую сибирскую деревню. Позже, в студенческие годы, Григорий слышал от своих однокашников, что Ленин говорил о Сибири: «Это глухомань – ни поселков, ни городов». Соловский знал, что Ленин прав: действительно, если смотреть на сибирские пейзажи, может создаться впечатление, что за горизонтом уже не обитаемая земля, а космическая пустыня…

Обе старшие сестры Григория вышли замуж за лесорубов и уехали на север за много сотен верст от родной деревни. С тех пор он ни разу не виделся с сестрами. Оба его брата женились на своих дальних родственницах из той же деревни и переселились в быстро растущий Новониколаевск. Они устроились работать на железную дорогу и, насколько мог понять восьмилетний Гриша, дела у них шли не слишком хорошо. Во всяком случае, они не стали богаче, чем отец.

Хотя Григорий никуда, кроме Новониколаевска, не ездил, он понимал, что где-то есть другая жизнь, имеющая мало общего с жизнью семьи Соловских. Он любил ходить к большому железнодорожному мосту через Обь – Гриша недоумевал, как люди смогли построить такое чудо. По мосту проносились поезда, а он стоял, стоял вот уже много лет… Как же люди научились таким хитростям? Гриша любил смотреть на поезда, мчавшиеся откуда-то с запада – наверное, из Москвы. Он подолгу глядел им вслед, маша рукой и гадая, кто же эти люди, только что промелькнувшие перед его взором. Они сидели в своих купе, читали, разговаривали, пили чай, некоторые кивали ему, махали руками. Они ехали из городов, о которых Гриша толком ничего не знал. Григорий с трудом представлял себе, как выглядит настоящий большой город. Он часто просыпался по ночам, заслышав гудок далекого паровоза, и потом долго еще не мог заснуть, мечтая о далеких краях. Эти поезда и их пассажиры были для маленького Гриши величайшей тайной. И самое ужасное, что он никогда не мог бы постичь эту тайну: ведь он был неграмотным, невежественным деревенским мальчишкой – таким же, как все его крестьянские предки.

По сельской традиции в возрасте шести лет Грише поручили пасти коров. Когда ему стукнуло восемь – доверили лошадей. Шестнадцатилетним парнем ему разрешили бы приходить на деревенский сход, куда пускали только взрослых. У деревенских девчонок были совсем другие занятия: их посылали за водой, за хворостом, заставляли помогать по хозяйству матери. В деревне никогда не было своей школы. Ближайшая находилась в Новониколаевске – ее открыли для детей администрации железной дороги и местного начальства.

Однажды, морозным зимним утром, Григорий прошел пешком двадцать километров, отделявших деревню от Новониколаевска, и постучался в дверь деревянного здания местной школы. Классная дама с изумлением уставилась на него. Он выглядел моложе своих лет, весь его вид выдавал крестьянского мальчишку из глухой деревни: домотканные порты, овечий тулупчик, грубые валенки… Классная дама сперва решила, что мальчик ошибся адресом, но Григорий, пристально поглядев на нее из-под насупленных густых бровей, проговорил:

– Я хочу учиться.

– Учиться? – оторопела классная дама. – А чему ты хочешь научиться, сынок? – Она улыбнулась при виде того, как медленно тают льдинки на его бровях, стекая по лицу тоненькими ручейками.

Григорий нисколько не смутился:

– Всему! – отрезал он.

Учительница улыбнулась. Вот уже целый год работала она в этой школе и все больше и больше разочаровывалась в своих учениках: ребята не испытывали никакой тяги к знаниям. С гораздо большим удовольствием выбегали они на переменках кидаться снежками или – если дело было летом – срывались целым классом с уроков и мчались купаться на речку. Неужели знания никому не нужны? – грустила учительница. И тут-то на пороге маленькой школы появился крестьянский мальчик, который рвался «всему научиться»!

Учительница пустила Григория жить к себе в домик. Зимой он спал на узенькой лежанке у русской печи, а летом – в тесных сенях. Она научила Гришу Соловского читать и писать, а когда он постиг азы грамоты, раскрыла перед ним волшебный мир: он с восторгом изучал географию, историю, математику… Чем мог он расплатиться с доброй учительницей? У Григория не было ни копейки, да и она вряд ли согласилась бы брать плату с деревенского мальчика. Вот и таскал он ей воду и дрова, невозмутимо вынося насмешки сверстников, попрекавших его «девчачьей» работой. Время от времени отец Григория посылал с оказией «подарочки» для учительницы – это были завернутые в бересту свежие яйца и масло.

Когда Григорию исполнилось тринадцать, он понял, что учительница дала ему все, что могла, но этого оказалось для него недостаточно. Поскольку Григорий окончил школу по первому разряду, его послали учиться в Москву. Его наставница лично сопровождала в первопрестольную любимого ученика. Но перед долгим путешествием она отвела мальчика к еврейскому портному – уставший от вечного страха погромов и конкуренции, он переехал с Украины в Сибирь и быстро сколотил себе весьма приличное состояние – и попросила сшить Григорию брюки и пиджак. В восторге от того, что у него есть теперь одежда, в которой не стыдно появиться на улицах большого города, о котором он мечтал по ночам под паровозные гудки, Гриша поклялся, что рано или поздно вернет ей и этот долг.

Чувствуя себя крайне неловко в новом костюме, Григорий впервые в жизни сел в поезд – поезд, так много значивший в его мыслях – и отправился в Москву. Учительница доставила его в реальное училище, ласково поцеловала на прощание на глазах удивленных старшеклассников и уехала в Петербург – навестить своих родственников. Григорий остался один на один с совершенно незнакомым миром.

Сшитый у еврейского портного костюм сменила серо-голубая форма, свой страх перед новой жизнью Григорий скрывал под маской агрессивности и грубости. Но всякий раз, когда девчонки из соседней женской гимназии, завидев его на улице, собирались в стайку и нарочно громко смеялись над «дикарем из сибирских лесов», Грише становилось не по себе – он краснел и поспешно скрывался.