Читать книгу "Чертово лето - Ольга Дашкевич"

— Пошел вон! — прошипела я сквозь стиснутые зубы, очень осторожно положила трубку на рычаг и некоторое время еще гипнотизировала ее, не убирая ладони.

Мамуля и Ян тоже замерли каждый на своем месте, ожидая, что телефон зазвонит. Потом мамуля нарушила затянувшееся молчание:

— С каких это пор Сенечка стал употреблять такие вульгарные слова, как «путаться»?

Я махнула рукой:

— Он не употреблял. Это был не Сенечка… — и осеклась, поняв, что сейчас придется все выложить. Мамуля с выражением крайней заинтересованности приподняла бровь, а Ян просто сверлил меня глазами. По-моему, он что-то знал. Или о чем-то догадывался.

Я пожала плечами и с деланной неохотой сказала:

— Это был один мерзавец… он мне все время звонит. Я все забываю сдать его копам. Сначала звонил в редакцию. Потом домой. А теперь уже и сюда добрался. Узнаю, кто ему мои телефоны выболтал — не знаю, что сделаю…

— А что ему нужно? — проявила любопытство мамуля.

— Как будто вы не знаете, мама, что ему нужно! — целомудренно вздохнула я и потупилась. — Что всем этим подонкам нужно? Звонят, говорят сальности, провоцируют женщин на реакцию… и получают от этого моральное и физическое удовлетворение. Что-то вроде эксгибиционистов, которые распахивают плащик перед испуганными школьницами… Да ну его! Давайте лучше быстренько здесь все приберем и пойдем спать. Утро вечера мудренее.

— Ну, я думаю, вы и без моей помощи справитесь, — объявила мамуля, царственно поднимаясь с распоротого пулями дивана. — Я сварю кофе — если кто-то еще хочет, говорите сразу. А потом пойду к себе и еще немного поработаю над повестью.

Я подумала, не выпить ли мне тоже кофе. Сна, надо сказать, не было ни в одном глазу, но я понимала, что у меня просто еще не прошел нервный шок. А что будет потом — подумать страшно. Если я завтра буду разваливаться на куски, жизнь никому не покажется медом — уж что-то, а держать сотрудников в строгости я умею…

Но тут я вспомнила, что собиралась назавтра взять выходной, так что смогу спать весь день — во всяком случае, до полудня точно, а потом надену старенькие шорты поверх купальника и через лес сбегаю к горной речке, окунусь пару раз — и буду как новенькая.

Вот так примерно я мечтала, когда заметила, что Ян уже довольно давно сидит передо мной на полу в позе почтительного пажа и что-то говорит, неотрывно глядя мне в глаза. Видимо, у меня был отсутствующий вид, потому что на его лице я заметила признаки беспокойства.

— Простите, — спохватилась я и машинально прикрыла коленку. Вернее, попыталась прикрыть, что при моей юбке и при мамулиных глубоких продавленных креслах было изначально безнадежным делом. Ян бросил невольный взгляд вниз и слегка покраснел. Надо же, какая неиспорченность! Держу пари, что он и в глаза-то мне смотрел, чтобы не видеть всего остального.

— Я немного задумалась, — пояснила я беспечно и слегка повела плечами. Это получилось у меня совершенно непроизвольно, я всегда так реагирую на мужские взгляды, но пуговица на блузке только этого и ждала — она не просто расстегнулось, что еще как-то можно было бы понять, — нет, она предательски отлетела и закатилась куда-то. Я попыталась проследить траекторию ее движения, но тут Ян перестал держать себя в руках, и нам стало не до пуговицы.

Впрочем, я минут через пять опомнилась и зашипела, отдирая от себя его горячие руки:

— Нет, не здесь же, черт тебя дери, мамуля может войти!..

Следующие минуты две или три рот у меня был залеплен поцелуем, а когда я, наконец, вывернулась и вскочила, было уже поздно: в дверях стояла мамуля.

— Все-таки кто-нибудь хочет кофе? — спросила она, пронзив меня ледяным взором. — У меня там осталось примерно на полторы чашки.

Ян, смущенно держась за моей спиной, чтобы не шокировать пожилую леди своим… хм… недвусмысленно мужественным видом, пролепетал что-то насчет полного согласия получить всего полчашки, а я, придерживая на груди распахивающуюся блузку, опустила голову и, как нашкодившая школьница, выскользнула мимо застывшей в позе холодного презрения мамули в коридор и оттуда — на кухню.

За кофе мамуля подчеркнуто обращалась только к Яну, так и лучась при этом дружелюбием и гостеприимством. Она давала нам обоим понять, что виновницей непристойной сцены считает исключительно свою распутную дочь, в чьи коварно расставленные сети попался белоснежный агнец. Сколько я себя помню, она всегда так поступала. Разуверившись в том, что ей удастся когда-нибудь сделать меня безупречной, мамуля решила, что придется жить с тем, что есть — что выросло, то выросло, как говорится. Я знаю, что она была бы гораздо счастливее, если бы я была тихой дурнушкой в очках, с прыщиками на носу и короткими кривыми ногами. По крайней мере, тогда ей не пришлось бы за меня беспокоиться. Да и воспитательный процесс по созданию стопроцентной леди из гадкого утенка шел бы куда успешней, если бы утенок был в наличии…

Покончив с кофе, мамуля благосклонно улыбнулась Яну, который предупредительно поднес зажигалку к ее очередной сигарете, и сказала:

— Пора, наверное, подумать о ночлеге. Вы не возражаете, если вам придется сегодня ночевать в гостиной? Все равно в этом доме нет другого места. Не сочтите за труд, Ян, подняться на чердак и взять в среднем ящике комода два комплекта постельного белья. Полосатый комплект — для вас… И там, в углу, стоит раскладушка. Если бы вы были столь любезны и принесли ее ко мне в кабинет, я была бы вам очень благодарна.

Ясно. Мамуля хочет, чтобы я сегодняшнюю ночь провела у нее на глазах.

Ян поспешно выразил полное согласие принести все, что угодно, и отправился на чердак. Послушав, как под его ногами заскрипела лестница, мамуля неожиданно повернулась ко мне и, пристально глядя мне прямо в глаза, сказала:

— А теперь скажи мне, что за бумажку ты подняла с пола в гостиной и спрятала под обложку своей записной книжки?

Глава 7

Я, в общем-то, так и знала, что от мамулиного острого взгляда ничто не укроется: она, несмотря на всю свою неприспособленность к реальной жизни, порой бывает невероятно наблюдательна. Отрицать наличие записки было бесполезно, и я молча встала, пошла в гостиную, взяла с кресла свой растрепанный блокнот, завалившийся за подлокотник во время нашей с Яном любовной коллизии, и вернулась в кухню.

Мамуля ждала, нетерпеливо постукивая мундштуком по ногтю указательного пальца.

Я достала бумажный комочек из-за обложки и протянула ей. Она развернула записку, впилась в нее ястребиным взором, потом молча сунула в пепельницу и подожгла.

Ян шумно спускался по лестнице, раскладушка цеплялась за перила в узком проеме, бумажка догорала, и мамуля быстро растерла обгорелые клочки и вытряхнула пепельницу в мусорное ведро под мойкой.

Когда Ян появился в дверях, мы обе вели себя абсолютно непринужденно: мамуля стояла спиной к двери, наливая в чайник воду из-под крана, а я собирала со стола грязные чашки.