Читать книгу "Первый фронт - Владимир Поселягин"

Интересовала меня Жабинка, а вернее, ее железнодорожная станция, на которой просто не могло не быть телефона. Можно, конечно, было воспользоваться обычной монтерской трубкой, но у меня ее не было, так что первый свой звоночек наверх я решил провести с не присущей мне наглостью. Попросту придя и позвонив — пока очухаются, меня там уже не будет. А ко второму разу подготовлюсь основательней.

До города шагал почти пять часов, с запозданием вспомнив об отцовском велосипеде. Великом воспользоваться, конечно, тоже наглость, но почему нет?

За все время пути я сто раз проклял себя, что невнимательно отнесся к расстоянию от Аномалии до этой станции, когда лазил в инете, и раз триста подумал о вожделенном велосипеде, а лучше всего мопеде — на нем педали крутить не надо.

Часам к трем ночи показались огни станции. Заблудиться было трудно, дорога шла неподалеку от насыпи железнодорожных путей, но за время моего «путешествия» по ним не проехал ни один состав.

Когда я искал информацию, узнал, что Жабинка имеет статус города и считается крупным железнодорожным узлом. Однако действительность оказалась несколько иной. Около шестидесяти домов да пара запасных путей, на одном из которых стоял какой-то состав. А так пусто было, спали все. Разглядев станцию, направился к ней.

— День добрый, — поздоровался я с человеком в форменной тужурке, который сидел на лавочке на перроне и щелкал семечки.

«Дежурный по станции, сто пудов!»

— И вам не хворать, добрый человек, — ответил он.

— Мне телефон нужен, позвонить в Москву.

— В Москву!!!

— Да я хотел раньше приехать, но у нас машина сломалась, мы ее чинили до темноты, вот и пришлось пешком идти. Водитель с машиной остался.

— То-то я смотрю, у вас костюм испачкан, — посочувствовал дежурный, кинув взгляд на мою одежду. Я стоял на свету масляной лампы, так что более-менее меня было видно.

— Пришлось под машину лезть, помогать, — подтвердил я его мысли.

— Ладно, пойдем. Только документы мне ваши треба посмотреть.

— Да? — сделал я удивленное лицо.

— Порядок такой.

— Что-то я о таком не слышал, — подумал я вслух.

— Так ночь же, мало ли кто шастает, вот и велели вести учет, — ответил служащий.

— Понятно.

Телефон находился в кабинке, внутри вокзала. Я думал, снаружи будет висеть, а нет, оказалось, внутри.

— Вам куда?

— Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР.

— Извините? — не понял меня дежурный или сделал вид, что не понял.

— В НКВД, вы не ослышались, — ответил я чуть насмешливо.

— У меня нет выхода на Москву, только на Минск, — ответил железнодорожник.

— Тоже пойдет. Вызывайте дежурного сотрудника.

Служащий стал вызывать коммутатор Минска, а связавшись, велел соединить с отделом НКВД. Я с интересом слушал его, впитывая манеру говорить и изучая способ использования столь древней телефонной аппаратуры.

— Готово. Прошу вас, дежурный на связи, — отвлек меня от размышления служащий, протягивая трубку.

— Спасибо. Если вас не затруднит… — Накрыв ладонью мембрану, я показал подбородком на выход.

Убедившись, что железнодорожник вышел, я приложил трубку к уху:

— Минское отделение НКВД?

— Товарищ капитан, проснитесь, — затрясли Андрея чьи-то руки. Открыв глаза, он увидел перед собой помдежа, которого оставил на телефоне, решив прикорнуть часок.

— Что?

— Звонок из Минска. Все коды высшего приоритета. Требуют к телефону товарища Берию, — ответил помдеж.

— Товарища Берию?

— Да.

— Вызов разъединили?

— Да. Согласно инструкции я перевел звонок на личный номер товарища наркома.

— Ясно. Иди пиши рапорт, пока есть время, — зевнув, приказал Андрей и, потянувшись, подхватил фуражку и последовал за подчиненным. Сейчас требовалось находиться на рабочем месте.

Берия стоял у открытого окна и смотрел на ночное небо, краем уха слушая разговор в кабинете Сталина.

— …вы можете идти, товарищ Жуков. Этот вопрос нужно переработать и проанализировать, — сказал Хозяин, вставая из-за стола.

Вытянувшись и отдав честь, генерал Жуков подхватил папку и вышел из кабинета.

— Вы хотели что-то сказать, товарищ Берия? — обратился к наркому Сталин. Его заинтересовала странная просьба Лаврентия Павловича присутствовать при встрече с Жуковым. Никаких особых тайн от этой встречи не ожидалось, так что предсовнаркома дал на это разрешение и теперь с интересом ждал ответа, покуривая трубку.

Развернувшись, Берия достал из нагрудного кармана лист бумаги с наспех написанными на нем строками и протянул его Вождю. Несколько секунд Иосиф Виссарионович с недоумением читал текст.

— Это что, шутка? — наконец спросил он.

— Не знаю даже, как сказать, Коба, — поморщился Лаврентий Павлович. Сталин удивленно поднял брови. Берия называл его так только в моменты сильных душевных волнений.

— Утром в полтретьего мне позвонили из Минска и перечислили все, что тут написано. Открытым текстом.

— Вот так просто позвонили? — искренне удивился Хозяин.

— Тот, кто звонил, знал все наши коды. Причем не просто коды второй или третьей линии, а мои, персональные! — ответил нарком.

— Кто? — поднял брови Сталин.

Новость была не просто удивительная, а шокирующая. Получалось, враг окопался среди старшего комсостава НКВД.

— Неизвестно. Согласно инструкции дежурный в Минске сообщил, что он перенаправил звонок со станции Жабинка. Это между Кобрином и Брестом. Оперативная группа уже работает там.

— Провокация?

— Да какая провокация?! Как они могли знать, что Жуков во время вашего приема начнет икать? А список ваших посещений на сегодня? А два немецких агента, которые окопались в наших наркоматах? Оба подтверждены, сейчас с ними работают мои люди. А севший на вынужденную «Як» с вашим сыном за штурвалом четыре часа назад? Все!!! Все, что мне продиктовал этот неизвестный, подтвердилось до мелочей!

— Еще один Мессинг? — задумчиво спросил Иосиф Виссарионович.

— Не знаю, Коба. Не знаю, — вздохнул Берия.

Сталин на несколько минут углубился в чтение этого чуть мятого листочка, после чего достал из стола бутылку армянского коньяка и два стакана.

— Следующий звонок будет? — спросил он, разлив янтарную жидкость по стаканам.

— Да, договорились на… Через пять часов, — посмотрев на часы, ответил Берия.

— Что он хочет, сказал? — спросил Сталин, разливая еще раз.