Читать книгу "Рекорд - Ольга Вечная"

путь, я с двадцати лет четко вижу его перед собой. Драматичные истории нужно заканчивать драматично, не так ли? Всем плевать, как человек жил. Имеет значение, лишь как он умер.

— Если ты победишь, то станешь легендой.

Федор говорил так же. У гонщиков есть только один шанс остаться в истории. Хороших пилотов много. И они по большей части на хер никому не нужны.

Семен продолжает:

— Или трупом. Как вариант.

— По-моему, не все так плохо, — добавляю я оптимистично. — Ты нагнетаешь.

— Давай сперва посмотрим, что там с движком, потом будем планы строить.

— Есть пара идей.

— Не сомневаюсь. Только Гриху наберу.

— Он разве в Москве?

— Пока нет. Но ты ведь знаешь: где идея безумнее и опаснее, там и он. «24 часа Нюрбургринга»! Ха, тут мы явно лидируем.

Усмехаюсь:

— Спасибо, бро.

Хоть где-то, мать вашу, не почти, а первые.

Глава 7

Трасса понятная до тошноты. За сутки я выучил ее наизусть, могу проехать даже вслепую. При этом мои глаза широко открыты, сосредоточенность максимальная. Братья Смолины остались в хвосте — есть возможность приехать в первой тройке.

Плавно выжимаю газ. На стрелки смотреть не надо, я обороты телом чувствую, пульс ровный. Сердца будто вообще нет, лишь железный движок — один на двоих с машиной. Дышу глубоко. Больше ничего в этом мире не существует.

Новый поворот. Этот кусок трассы самый опасный: справа обрыв. Послушно сбрасываю скорость. Нужно пройти его максимально ровно, иначе угроза жизни и, что принципиально, тачке в несколько лямов. Поцарапаю — Федор сам с обрыва скинет, это я в свои девятнадцать усвоил на двести процентов.

Прохожу аккуратно, притормаживаю. Не зря.

Впереди синяя машина лежит «на ушах». Узнаю мгновенно — «Охотники за штормами». Точнее, главный их «охотник». Сердечная мышца ошалело ускоряется, выдавая что-то нереальное. Мозг вскипает, кровь потоком, как лезвием, вспарывает вены. Синяя машина перегородила трассу. Точно знаю, что в ней Федор.

На решение треть секунды. Принимается оно молниеносно. Руль вправо, я схожу с трассы, сношу декоративные колышки и устремляюсь в пропасть. Волосы дыбом, я лечу вниз с ускорением, как в школьной задачке по физике. Сжимаю руль скорее по привычке. Удар, еще один. Третий. В груди что-то ломается. На языке металл. Сквозь утекающее сознание понимаю: тачке хана. После падения с такой высоты останется лишь отпеть ее. И меня вместе с ней.

Улыбаюсь собственной шутке. Соль разъедает глаза.

Удар сердца болью прорезает грудную клетку. Оно как никогда ощущается живым, колотящимся. Отчаянно хочется жить. Земля стремительно приближается. И все же я успеваю зажмуриться. Столкновение.

Я открываю глаза и резко сажусь. Провожу по лбу, хватаю стакан с тумбочки — он пуст. Сука. Пить хочется. Выхлебал и не заметил как.

На часах четыре, по прорывающемуся сквозь хилые шторы свету определяю, что дня, а не ночи. Быстро считаю. Мы делали тачку всю ночь, утро и половину дня, я вырубился в начале первого. Проспал три с лишним часа — нормас.

На мгновение останавливаюсь и прокручиваю в голове сон. Неплохо. В реальности я дернул руль в другую сторону.

Некоторое время сижу на кушетке, служащей кроватью, восстанавливаю дыхание. Потом выхожу из комнатки и спускаюсь в гараж.

Гриша и Семен сидят у движка и завороженно пялятся на него. При моем появлении поднимают головы.

— Вы чего там делаете? Молитесь, что ли? — смеюсь.

— Надо сходить выпить, — заявляет Семен. — Иначе у меня крыша поедет.

— Поддерживаю, — добавляет Гриха. — Тим, есть идеи куда? Я здесь ничего не знаю.

— Есть. Заодно подобьем кассу.

***

Ничто не выдает тот факт, что я нахожусь в столице, а не в родном Красноярске. Локации: магазин — гараж — пригород. На достопримечательности времени нет, хотя было бы интересно погулять по Москве. Есть пара автовыставок, которые интересуют. Может быть, на следующей неделе.

Я привожу парней в знакомый бар. Занимаем столик, берем выпить.

Разговор идет надрывно. За прошлую неделю мы разобрали обе машины до винтиков, подбили бабло. И поняли, что ни хера нам не хватает, чтобы поставить рекорд или хотя бы взорваться в Нюрбургринге. Нужно срочно придумать, где взять спонсора.

Сам уже обзвонил всех, кого вспомнил. Без толку.

Азарт не дает спать. Мозг, если бы мог, — болел бы от напряжения. Расслабиться, впрочем, тоже немыслимо, и, чтобы как-то сделать это, мы заказываем целую бутылку.

Стакан, второй, третий. Обсуждаем, орем. Спорим иногда излишне громко и заметно. У меня чертежи с собой, Гриша тычет в них карандашом. В какой-то момент рявкаю колхозникам быть потише и агрессивно оглядываюсь, ища глазами кого-нибудь возмущенного. Подраться или потрахаться — было бы неплохо закончить вечер одним из вариантов.

Я натыкаюсь глазами на статную блондинку у дальнего столика, которой еще минуту назад здесь не было. И лицо словно горячим паром обжигает.

Она улыбается. При этом изо всех сил делает вид, что не замечает нашу по-обезьяньему громкую компашку. Но и не ушла, как только увидела, а значит…

Не против?

Эндуристка Настя Луцкая.

Мне сейчас явно не до баб. Впереди зеленая смерть — Нюрбургринг, а с Настей все как-то сложно. Отворачиваюсь.

Вот только приятная тяжесть этой девушки никак не забывается. Спортивные девчонки ощущаются совсем иначе, нежели тощие модели. Спортсменки — это сказка для взрослых парней, а от Насти Луцкой и вовсе дух захватывает.

Ерзала, мучительно отчаянно терлась, одновременно требуя и отдавая ласку. Быстро. Естественно. У меня пар из ушей валил от похоти, а она будто еще сильнее хотела. Колени острые, губы приоткрытые. Запах пиздец кайфовый. Я сглатываю. Достаю жвачку, привычка такая. Успокаивает нервы и придает образу гопнический налет.

— Мужики, я щас. Поздороваюсь.

Настя, кстати, в офисе Шилова работает — это хорошо. Значит, у нее все налаживается. Кого попало охрана на тот этаж не пропустит. Видимо, неглупая девка. Вариант, что она попросту спит со стариком, я как-то быстро отбрасываю. Предельно стремный сценарий.

Иду. Прошлая сцена, когда сдал Настю матери из рук в руки, оставила осадок. Хрень какая-то. Мать — самый близкий человек. Кому сдавать, если не ей?

Когда я уже на полпути, Настя поднимает глаза и смотрит мне в душу. При этом не пугается, как все. Она мне сочувствует.

Чем мгновенно поднимает внутри бурю. Ледяное раздражение сжимает в кулак. Не надо так делать, не надо пытаться ко мне лезть.

А дальше все катится по привычному сценарию.

Я без разрешения плюхаюсь за стол и вместо адекватной фразы «Как дела?» (а такое я тоже умею) вкидываю банальность: