Читать книгу "В Швеции - Ганс Христиан Андерсен"

не знаете, мое время прошло, власть моя кончилась, Бескровный сильнее меня… — сказал — и скрылся.

И тогда я понял, кто это был! Каково же приходится бедному Горному духу, который лишь раз в столетие выходит наружу поглядеть, как подвигаются дела на земле. Это был Горный дух, и никто другой, ибо в наше время любой просвещенный человек намного умнее; и я не без чувства гордости взглянул на свой век, с его шумящими колесами, тяжелыми ударами молота, ножницами, что так мягко режут металлические листы, с толстыми железными брусьями, которые переламываются, точно палочки сургуча, и музыкой, где звучит удар молотом: «Дело, дело, сто тысяч талеров!», и все это благодаря пару — благодаря человеческой мысли и гению!

Был вечер; я стоял на пригорке возле старых Тролльхеттанских шлюзов, смотрел, как по лугу на распущенных парусах плывут корабли, большие и белые, похожие на привидения. Тяжело громыхая, отворялись шлюзовые ворота, так, рассказывают, отворялись медные врата тайного судилища[21]. Вечер был такой тихий; в глубокой тиши слышались водопады Тролльхеттана, словно хор сотен водяных мельниц, всегда одна и та же мелодия, одна-единственная, а сквозь нее пробивался мощный глубинный грохот, как бы идущий из-под земли, именно это и давало ощутить бесконечную тишину в природе. Внезапно из-за деревьев показалась большая птица и, тяжело взмахивая крыльями, полетела в лес, спускавшийся к водопадам. Был ли то Горный дух? — Хочется верить, так оно всего интереснее.

Глава III. Птица Феникс

В райском саду, под древом познания, стоял розовый куст; в первой же розе, что на нем распустилась, родилась птица, полет ее был стремителен, как луч света, оперенье — дивно, песнь — чудесна.

Но когда Ева сорвала плод с этого древа, когда ее с Адамом изгнали из райского сада, с пламенного меча карающего ангела в гнездо птицы упала искра, и оно загорелось. Птица погибла в огне, но из раскаленного яйца вылетела новая, единственная, навсегда единственная птица Феникс[22]. Легенда гласит, что она обитает в Аравии и каждые сто лет сжигает себя в своем гнезде и что из раскаленного яйца вылетает новый, единственный в мире Феникс.

Эта птица кружит Около нас, быстрая, как свет, в дивном оперенье, с чудесной песнью. Когда мать сидит у колыбели ребенка, птица слетает к его изголовью, и от взмаха крыл ее над детскою головкой появляется ореол. Стоит ей залететь в скромное жилище, и оно озаряется солнцем, а убогий сундук благоухает фиалками.

Но Феникс не только аравийская птица, она реет в зареве северного сияния над ледяными равнинами Лапландии и прыгает среди желтых цветов коротким гренландским летом. В медных копях Фалуна[23], в угольных шахтах Англии вьется она припудренной молью над книгой псалмов в руках благочестивого горняка. На листе лотоса плывет она по священным водам Ганга, и при виде ее глаза юной индиянки светятся радостью.

Птица Феникс! Ужели ты ее не знаешь, эту райскую птицу, священную лебедь песнопений? На повозке Феспида[24] сидела она, подобно болтливому ворону, хлопая черными, выпачканными в подонках крыльями; красный лебединый клюв звонко перебирал струны исландской скальдической арфы; она восседала на плече у Шекспира, точно ворон Одина[25], и шептала ему на ухо: «Бессмертие!»; а на состязании певцов в Вартбурге[26] пролетала через рыцарский зал.

Птица Феникс! Ужели ты ее не знаешь Она спела тебе «Марсельезу», и ты поцеловал перо, выпавшее из ее крыла; она явилась в райском блеске, а ты, быть может отвернулся, польстившись на воробья крылья которого были покрыты сусальнок позолотою.

Райская птица, что возрождается каждое столетие, рожденная в пламени, погибшая в пламени! Твое изображение висит, заключенное в золотую раму, в залах у богачей, сама же ты нередко скитаешься одинокая — всего лишь навсего легенда: птица Феникс в Аравии.

…В райском саду, когда ты родилась под древом познания, в самой первой на свете розе, Господь поцеловал тебя и нарек тебе истинное твое имя — Поэзия.

Глава IV. Киннекюлле

Киннекюлле[27], висячий сад Швеции, мы пришли к тебе, мы уже стоим у нижней террасы, средь цветов и зелени. Старинная сельская церковь клонит свою серую остроконечную деревянную башню, кажется, она вот-вот уронит ее, однако последняя хорошо вписывается в пейзаж, даже большая птичья стая, которая прямо сейчас пролетает над горным лесом, и та очень кстати. Проселочная дорога подымается на гору короткими уступами, а между ними стелятся равнины, поросшие хмелем и дикими розами, покрытые пашнями и чудесным дубовым лесом, таких не найдешь во всей Швеции. Плющ обвивает камни и старые деревья, даже высохший ствол украсился зеленой листвою. Мы устремляем взгляд поверх плоской, обширной лесной равнины, на освещенную солнцем церковную колокольню Мариестада[28], сверкающую, как белый парус в исчерна-зеленом море. Мы устремляем взгляд на озеро Венерн и не видим его пределов. В озере подобно венку лежат шхеры, обрамленные лесом скалистые острова. Прибывает пароход. Смотри, под крутым обрывом, на котором краснеют крыши барских усадеб, где в садах растут бук и грецкий орех, на берег высаживаются путешественники; они бредут под тенистыми деревьями, через дивный светло-зеленый луг, окруженный садами и лесом, ни в одном английском парке нет зелени красивее, чем на лугу возле Хеллекиса[29]. Они направляются к «Пещерам», как называют вышедшие из земли и громоздящиеся выше по склону красные каменные массы, начиненные окаменелостями и напоминающие обветшалые надгробные колоссы Римской Кампаньи; иные до того гладкие, словно их округлили водные потоки, другие давным-давно поросли мохом, травой и цветами, даже высокими деревьями. — По лесной тропинке путешественники подымаются на вершину Киннекюлле, где установлен камень, составляющий цель восхождения. Путешественник читает в своем путеводителе о горных пластах Киннекюлле: в самом низу залегает обыкновенный песчаник, над ним — алунит, потом — известняк, следом за ним — вот этот вот красный песчаник, выше — шифер, и наконец — трапп. Теперь он все это увидел. Он спускается обратно и садится на пароход, он повидал Киннекюлле; что ж, утопающая в зелени каменная гора показала ему свой увесистый палец, а ведь большинство путешественников думают, что они чета дьяволу: раз ухватился за палец, то уже и поймал; но так оно не всегда.

Наименее посещаемая сторона Киннекюлле — самая характерная; туда-то мы и отправимся. Дорога еще долго идет по эту сторону горы, понижаясь ступенями, представляющими собою длинные террасы с тучными пашнями; еще ниже на поверхность местами выходит шифер, его одевает зеленый мох, выглядит это