Читать книгу "Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без - Наталья Павлищева"

– А как мне вас называть?

Вопрос, заданный тихим голосом, поверг Пушкина в какое-то непонятное состояние. Самая красивая женщина Москвы, да что там, России, стала его женой, принадлежала ему, как мужчине, а он смущался, словно мальчишка. Он, всегда сам смущавший дам, едва не краснел (спасал только смуглый оттенок кожи) и трепетал перед этой девочкой.

Пожал, почти дернул плечами, стараясь скрыть это свое смущение за насмешливостью:

– Пушкиным…

– Хорошо.

Она все шесть лет и потом до конца жизни будет называть прилюдно его именно так: «Пушкиным», а вот наедине и при самых близких все же Сашей, и то не сразу. Он благоговел перед ней, она перед ним.

Какая бы это могла быть пара! И все же они были такие разные…

Измученная беспокойством предыдущих месяцев и дней, когда казалось, свадьба вот-вот сорвется, и еще более страстностью мужа, Таша спала, а он, проснувшись рано, лежал, не шевелясь, и разглядывал свою Мадонну.

Она была совершенством во всем: не только лицо, но и шея, плечи, грудь, ноги… вся фигура, стройная и гибкая. Он, столь любивший и ценивший женскую красоту, получил в супруги совершеннейший ее вариант.

Но у этого варианта оказался один… плюс или минус, Пушкин никак не мог этого понять, – она не была горяча и страстна как любовница. Целомудренная девочка, никому не позволившая залезть к себе в постель, она ничего не знала о страсти, ничего не смыслила в любовных утехах. Это хорошо или плохо?

Хорошо! Замечательно! Обучить и развить ничего не стоит, он-то на что?

Эта женщина не разбужена, следовательно, не испорчена. Разбудить, воспитать себе отменную любовницу, но притом верную и преданную, – вот и весь сказ! Тогда и никаких амуров не нужно, женки достанет.

Пушкин был просто в восторге от такой перспективы. Но насладиться мыслями не успел, со стороны прихожей послышался шум. Наталья чуть заворочалась, он укрыл жену одеялом, а сам вскочил и, накинув халат прямо на голое тело, приоткрыл дверь. Так и есть: друзья явились пораньше с утра поприветствовать молодоженов.

Пушкин замахал на них руками, чтобы не шумели, знаками показал, что сейчас выйдет. Тихонько поцеловал сладко спящую жену в висок, быстро и почти как попало оделся, накинул халат и выскользнул из спальни.

Наташа проснулась несколько позже. Мужа рядом не было, зато из гостиной слышались мужские голоса. Неужели у них гости?! Ой как нехорошо, она, хозяйка дома, спит… Поискала глазами платье и поняла, что попала в неловкое положение – кроме свадебного, надеть и нечего. Разве вон халат, но в нем не выйдешь к приятелям мужа.

И все же она надела на сорочку халат, убрала постель и села ждать, когда зайдет служанка или сам муж.

Замужем… она больше не Гончарова, а Пушкина…. Госпожа Пушкина… супруга первого поэта России…. Было от чего кружиться голове. Он небогат, но Наташа и не привыкла к богатству, вернее, отвыкла от того, чтобы выполнялись любые капризы и пожелания, как бывало когда-то у деда. Нет, мать воспитала их строго, а потому не о богатстве думала новоиспеченная Пушкина, а о том, как бы не опозориться перед приятелями мужа.

Шли минута за минутой, но никто не заходил, мало того, из-за двери слышались взрывы смеха, видно, обсуждали что-то веселое. Наташа просто не знала, как нужно себя вести в таком случае, а потому, послушав у двери, вернулась на стул к окну…

– А твоя женка любительница спать!

– Или ты ее так измотал за ночь, что и в себя не прийти?

Пушкин, смеясь, глянул на часы и обомлел. Было без четверти три! Он просидел с друзьями за разговорами почти до обеда, а Наташа там в спальне и выйти явно не может, потому как тут веселая компания!

Приятели, видно, все поняли по его смущению, стали поспешно прощаться. Нащокин на прощанье в прихожей посмеялся:

– Вот тебе, брат, первая разница между женатым и холостым. Прежде сколько хотел и с кем хотел сидел, хоть в халате, хоть даже без, а нынче о супруге думать должен. Передай наши поздравления и поцелуй за нас.

– Я сам за себя поцелую…

Она постаралась сделать вид, что все хорошо, но слезы скрыть не удалось.

– Что же ты не вышла к нам?

И зачем спросил, ясно же почему.

– Как?

– Прости, душа моя, заговорился…

Наташа уже поняла, что жизнь рядом с поэтом, привыкшим к вольности, простой не будет.

Но немного погодя они давали бал. Это был настоящий бал, хотя и не блестящий и не на всю Москву! Было безумно весело, Пушкины хорошо угощали, и танцевали после до трех утра. Наташа в качестве хозяйки немыслимо хороша, приятели завидовали, подруги тоже… Сестры вздыхали: глаза госпожи Пушкиной светились счастьем, замужество было явно удачным. Сам Александр Сергеевич тоже сиял, словно новенький начищенный самовар.

Граф Толстой довольно фыркнул:

– Смотри, не лопни от удовольствия.

Это тем смешней, что сам Толстой в два раза толще Пушкина…

Теперь у нее был свой дом, целый штат прислуги: дворецкий Александр Григорьев, экономка Мария Ивановна, повар, горничная, остался слуга Пушкина Никита Козлов…

Супруг вывозил ее в свет, на балы, на маскарад, на санные катания… весело, красиво, почти беспечно… Все вокруг восхищались молодой Пушкиной, всем она нравилась, сам поэт не просто не спускал с жены влюбленных глаз, он ухаживал за ней так, как не имел возможности ухаживать, будучи женихом.

Все вокруг вспоминали каламбур, сочиненный Левушкой Пушкиным:

– Он влюблен,

Он очарован,

Он совсем огончарован…

Но Пушкин был счастлив, и этому очень радовались друзья. У Пушкина, жившего трактирной жизнью, теперь бывали обеды и ужины, имелись семейные обязанности. Он не кутил ночами, хотя очень много времени, к досаде молодой жены, по-прежнему проводил с приятелями. Но все равно, Пушкин был женат!

Пушкин рассказывал жене:

– Бабушка твоя двоюродная, Наталья Кирилловна Загряжская, прелесть такая, что и выразить невозможно! Нанес я ей визит, встретила меня за туалетом, словно хорошенькая женщина, а не старуха. Строго поинтересовалась, что, мол, я женюсь на ее внучатой племяннице? Подтверждаю. Строго качает головой: «А я ничего не знала, мне не сообщили. Мне Наташа не писала».

– Это не я должна писать, это маменька. Она у нас с Натальей Кирилловной переписывается. Редко, правда.

– Будем в Петербурге, всенепременно поклонимся, бабушка проживет еще долго, успеет и правнуков посмотреть. Знаешь ли ее историю с императором Павлом?

– Нет, хотя говорили, у нее историй много…

– Почему ж вам не рассказывали?

– А кто, маменька?

Пушкин подумал, что его теща и впрямь не станет ничего такого рассказывать дочерям.