Читать книгу "Железнодорожница - Вера Лондоковская"

я отметила, что мужик в общем красивый — и лицом, и телом. И волосам его Альбине остается лишь позавидовать — темные, густые, волнистые.

Я бы даже сказала — похож на красавца-актера из старых французских фильмов. Но я так не скажу. Тот актер и его герои никогда не пили до посинения. А Вадим пьет, как лошадь.

Чем же так больна его душа? Почему вместо жизни он выбирает пьяный угар?

Может, толстая жена ему претит? Но зачем тогда живет с ней? Долго ли собраться нищему — только подпоясаться. Может, жалеет? Или из-за ребенка терпит? Или идти некуда?

— Ты на работе где обедаешь? — решила проявить я заботу. — В столовую ходишь?

— Чо? — переспросил он, не расслышав в грохоте кабины.

Тут грузовик опять некстати заглох, и прямо посреди дороги. Машин вокруг было мало, но все же не очень приятно вот так встать и все перегородить.

— Да это хуже ср... жопы! — хлопнул Вадим руками по баранке. Я же говорил, езжай на автобусе! — рубанул он рукой воздух и выскочил из машины.

Я тоже решила выйти на воздух. Интересно было осмотреться в незнакомом месте. Дорога широкая, по обе стороны от нее кирпичные пятиэтажки с маленькими балкончиками. На крышах я заметила довольно большие буквы, которые складывались в слова: «Ленин. Партия. Коммунизм», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить».

Между домов притулилось небольшое серое здание с причудливо изогнутой крышей. «Кинотеатр „Искра“, — прочитала я название из таких же огромных букв. По обе стороны от входа висели яркие цветные афиши. Название мне не удалось разобрать. Зато я разглядела нарисованного актера на одной из афиш. Боже мой! Это же молодой Челентано с какой-то тележкой!

Между тем маты Вадима гремели уже на всю улицу.

Автобусная остановка располагалась не очень-то близко. Но я была уверена, что все люди от мала до велика тычут пальцами в нашу сторону и смеются.

Я еще раз внимательно огляделась по сторонам. Да это никак тот самый город, в котором я жила в той, прошлой жизни? Только я сейчас не в центре, а где-то на окраине? Вот уж не думала, что придется пожить в таком захолустье!

Вдруг с нами поравнялся грузовик — почти такой же, как у Вадима. Только этот был не с голубой кабиной, а с зеленой. Вопреки моим ожиданиям, он не проехал мимо — со скрипом остановился возле нас, и на дорогу спрыгнул молодой шофер с кудреватым чубом и усиками.

— Сломался? — он быстро прошел к капоту.

— Да вот… — и Вадим опять разразился нецензурщиной.

Мужчины деловито возились с машиной и переговаривались.

— Давно ты у «дикарей» работаешь? — спрашивал молодой шофер. — Два года? И тебе до сих пор новую машину не дали? Я у «румын» полгода всего, и уже на новой, с конвейера. Не ломается, не глохнет. Никаких забот не знаю.

«Дикари», «румыны» — это что, интересно? Названия предприятий? Быть такого не может. Стало быть, неофициальные названия.

— Да я думаю уходить от них, — ответил Вадим, — пусть сами со своим старьем койлаются. Я что, другую автоколонну не найду? Говорят, в «гэвээсе» новые КАМАЗЫ пригнали — туда подамся…

А еще мне стало любопытно, как усатый парень так быстро вычислил, что Вадим работает у «дикарей».

— А как ты понял, что он у «дикарей» работает? — решилась я спросить.

— Да вот же, — засмеялся парень добродушно, — видишь, на бампере три полосы?

Я взглянула на бампер. И впрямь, одна за другой шли яркие полосы: зеленая, желтая и красная.

Глава 3

Вскоре мы подъезжали к воротам с гавкающей надписью наверху «ГлавДальСтрой». Однако, я не растеряла оптимизма. Подумаешь, надпись! В учреждении занимаются тяжелым и опасным физическим трудом — такие люди, по идее, должны отличаться добротой и отзывчивостью.

Только теперь до меня начало доходить, почему их называют «дикарями», и почему Вадим настаивал, чтоб я ехала на автобусе. В радиусе пяти километров не было абсолютно ничего — ни домов, ни магазинов, ни остановок.

— Как ты отсюда добираться будешь? — спросил Вадим, нервируя меня громким голосом. — Далеко, небось, до твоей подружки? А я уже не смогу подвезти, рабочий день начался.

Как раз в этот момент к воротам подъехали несколько дежурных автобусов, из которых выходили сотрудники, преимущественно мужчины.

— Слушай, — жалобно посмотрела я на него, — я со вчерашнего дня ничего не ела. У вас тут есть какая-нибудь столовая?

— Какая столовая? — в глаза он по-прежнему старался не смотреть, видимо, стыдясь за вчерашнее.

Тем временем мы уже въехали на огромную территорию, заставленную грузовыми машинами разных моделей. Вадим с грохотом заглушил мотор и выпрыгнул из кабины. При этом он продолжал ругаться такими словами, которые приличным людям лучше не слышать.

— Одни проблемы с тобой! — единственная фраза, которая была цензурной. — Пойдем, там у нас закуска осталась.

Я засеменила следом, радуясь, что расчет мой оказался верным. Как бы ни был человек зол, но голодному в помощи вряд ли откажет.

Вскоре мы оказались в небольшой прокуренной комнатке с грязным, ни разу не мытым, окошком. Здесь стояло жесткое старое кресло, несколько стульев и табуреток. У другой стены — заваленный хламом стол, а в углу примостился диванчик и небольшой холодильник.

— В холодильнике посмотри, — сказал Вадим, — а мне бежать надо, машиной заниматься.

— Спасибо, дорогой, — пролепетала я. Вадим, явно не привыкший к такому обращению, вздрогнул и впервые посмотрел мне в глаза — ошарашенным взглядом, затем стремительно вышел.

Я с сомнением подошла к холодильнику. Представляю, что там осталось после вчерашней пьянки! Вдруг дверь скрипнула, и в помещение кто-то вошел.

Я повернулась и увидела невысокую женщину средних лет. Лицо смуглое, одета в вязаную кофту с юбкой, на голове повязана полупрозрачная голубая косынка.

— Здравствуйте, — сказала я как можно вежливей.

— Здравствуйте, — разглядывала меня женщина.

— Я жена вашего шофера, Альбина. Проголодалась вот, а муж сказал, здесь закуска кое-какая осталась.

— Понятно, а я диспетчер, Клавдия Васильевна. Да какая там закуска? Подожди, сейчас бутербродов тебе принесу.

Добрая женщина принесла мне пару бутербродов с молочной колбасой и чай в термосе.

— До чего колбаса вкусная! — удивилась я.

— Да обычная, из гастронома, — теперь уже она удивлялась. — А кто твой муж-то?

—